Куропатка и беременность

Поэтому я придерживалась безопасной темы. Работа.

— Как бизнес?

— Занята. — Она глубоко вздохнула. — Очень занята. Но в хорошем смысле. Есть шанс, что ты захочешь стать агентом? Мне бы не помешала такая умная печенька, как ты.

— О, эм… — Я сморщила нос. Продажа домов больше походила на пытку. — Нет, спасибо.

— Черт. — Она подмигнула. — Я втайне надеялась, что ты умираешь от желания сделать карьеру в сфере недвижимости.

— Если это изменится, ты будешь моим первым телефонным звонком. — Я хихикнула.

— О, так приятно слышать твой смех. Расскажи мне больше о том, чем ты занимаешься. Ты в восторге от Лондона? Как поживает твой папа?

Следующий час мы провели, наверстывая упущенное. Ханна ни разу не спросила меня о ребенке. Ни разу не прокомментировала, как было бы здорово, если бы ее внук жил в той же стране. Ни разу не спросила, как мы с Тобиасом собираемся справиться с ситуацией.

Она просто разговаривала со мной так, как разговаривала со мной много лет назад. Как с дочерью.

Как с другом.

Шум открывающейся двери гаража прервал наш разговор.

Тобиас вошел и застал нас обеих на острове. Он направился прямо к своей маме, не удостоив меня взглядом, и поцеловал ее в щеку.

— Привет.

— Привет. — Она потрепала его за бороду. — Где ты был?

— В офисе. Что случилось?

— Ничего. — Она встала со стула и отнесла пустую кофейную кружку в посудомоечную машину. — Я просто хотела поздороваться.

— Привет. — Он прислонился к стойке спиной ко мне. Его позвоночник был напряжен, вероятно, из-за меня.

— Я оставлю вас, ребята, одних. — Я соскользнула со своего места. — Было так приятно увидеть тебя, Ханна.

— Мне тебя тоже, милая. — Она подошла и еще раз обняла меня. — И мои поздравления.

— Спасибо. — Я крепко зажмурила глаза, чтобы не заплакать.

Она была первой, кто поздравил меня. И именно тогда, когда она обняла меня, меня осенило, что здесь было больше поводов для волнения, чем для страха.

У меня будет ребенок.

О, боже. У меня будет ребенок.

Может быть, у него или у нее будут мои карие глаза. Может быть, прямой нос Тобиаса и мягкие губы. Идея о миниатюрном Тобиасе Холидэе вызвала легкую улыбку на моем лице.

— Люблю тебя, — прошептала она.

— Я тоже тебя люблю.

— Скоро увидимся, — сказала Ханна, отпуская меня.

— Хорошо. — Я помахала рукой и вышла из кухни, чувствуя на себе пристальный взгляд Тобиаса, когда отступала в гостевую спальню, где задержалась в дверях, услышав, как он глубоко вздохнул.

— Я так понимаю, Мэддокс рассказал тебе, — сказал он.

— Да. — Ханна вздохнула. — У тебя все хорошо?

— Нет.

Это единственное слово, едва слышное, ударило меня в грудь, как кувалда.

Я осторожно закрыла за собой дверь, не потому, не потому что мне был неинтересен их разговор, а потому, что я не была уверена, что у меня хватит сил выслушать правду Тобиаса.

— Уф. — Я плюхнулась на край кровати и ущипнула себя за переносицу.

Мой телефон и ноутбук все еще были на кухне, так что все, что я могла делать, это сидеть и ждать, позволяя минутам проходить, пока, наконец, входная дверь не закрылась, а за окнами не завелся автомобильный двигатель.

Так будет не всегда. Стало бы легче, если бы у нас было больше времени, чтобы приспособиться. Все важные жизненные решения требуют времени на осмысление. Возможно, разработка плана — Тобиас был готов сделать сальто, когда я произнесла это слово, — помогла бы снять стресс.

Я могла бы заказать билет на самолет, чтобы прилететь обратно через два месяца. Или через три? Смогу ли я к тому времени освободиться, чтобы съездить домой? Захочет ли Тобиас приехать в Лондон? Когда мы сможем узнать пол ребенка? Как часто я буду ходить к врачу?

По мере того, как вопросы проносились в моей голове, я осознала, насколько прискорбно не готова к беременности. Мой желудок снова начал бурчать, и я вскочила на ноги, надеясь, что один из леденцов Ханны может помочь. Но после первого шага я подавилась и изменила направление в сторону ванной.

В моем желудке ничего не было, но меня все равно выворачивало наизнанку, и я кашляла.

— О, это отстой, — застонала я. Пот выступил у меня на лбу, когда я переместилась, чтобы прислониться к стене. Все мое тело словно вывернулось наизнанку. Мышцы были каким-то образом напряжены, но дрожали. У меня кружилась голова, и мне хотелось плакать.

Так я и сделала.

Я закрыла лицо руками и заплакала. Позволяя эмоциям течь по моему лицу, а страхам сорваться с моих губ.

У меня не было причин чувствовать себя здесь такой одинокой. Я была дома. Мой папа был в десяти минутах езды. Елена тоже. Но эта ванная казалась черной дырой. Только я и мой ребенок. Только я и глубоко сидящий в душе страх, что я потерплю неудачу. Что подведу этого ребенка.

Как я сделаю это? Как я собираюсь стать хорошей мамой? Тобиас не верил в меня. Черт, я не верила в себя.

Я плакала так сильно, что не услышала, как открылась дверь.

Только что я лежала на прохладном кафеле, а в следующее мгновение прижалась к груди Тобиаса, когда он заключил меня в объятия.

— Дыши, малышка.

Я кивнула, зайдя слишком далеко, чтобы остановиться. Но вместо того, чтобы плакать в свои руки, я зарыдала ему в плечо, когда он отнес меня на кровать и усадил к себе на колени.

— Я ненавижу это.

— Все наладится. Утренняя тошнота не длится вечно.

— Дело не в этом. По крайней мере, я так не думаю. — Я отстранилась, вытирая лицо насухо и шмыгая носом сквозь последние слезы.

Вот только, эта тошнота исходила из моего сердца. Масштаб того, с чем мы столкнулись, разрывал меня на части.

Стресс меня не беспокоил. Черт возьми, я преуспевала в нем. Я сделала карьеру, преуспевая в нем. Но тревога… Боже, тревога была парализующей.

— Я не знаю. — Я слезла с его колен и устроилась между его раздвинутых ног, прижимая колени к груди.

Он заправил прядь моих волос за ухо.

— Когда мы были моложе, я думаю, мы считали само собой разумеющимся, насколько хорошо знаем друг друга.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что нам не нужно было разговаривать. Ты могла посмотреть на меня и в большинстве случаев точно знать, о чем я думаю или что чувствую. Это всегда было… легко.

— Мне нравилось это в нас. — Я слегка улыбнулась ему. Тобиас был единственным человеком, который всегда все упрощал.

— Да, мне тоже. Но это означало, что мы не ссорились.