Курс лекций по истории Восточных философий (ориентософии). Том первый. Протософия
Шрифт:
2. Очевидно, по крайней мере, на примере Санхунйатона, что протософия достигает своего расцвета в кругах близких к светской власти и во многом, противостоящей жреческому сословию. Победы жрецов в политических спорах их постоянные политические вызовы и оппозиция значительно ослабляли свободное творчество "фисиологов" Финикии, и, вероятно, приводили к массовым репрессиям последних.
3. Идеи рожденные гением Хананеев, их многолетние интеллектуальные разработки, многочисленные тексты нашли живой отклик в среде Эллинов. Не надо забывать, что первые эллинские философы: Фалес и Пифагор были крайне близки к Финикии. Фалес происходил из рода финикийских эмигрантов (собственно его отец и мать были финикийцами, как финикийцем был рожден и сам Фалес). В его времена не было философии, отсутствовала система философского обучения, поэтому и идеи финикийца, сына финикийцев получивших гражданство Милета можно лишь очень условно называть достижением эллинской культуры. Пифагор - дитя смешанного эллинско-финикийского брака, начал свою активную философскую деятельность лишь ознакомившись с достижениями финикийцев из Сидона. И в этом смысле с трудом можно обозначить его достижения как результат эллинского гения. Другое дело, что внесенные на эллинскую почву
4. Финикийцы на протяжении всей истории Античности и части Эллинизма легко и не принужденно входили в орбиту эллинской философии. Философов-финикийцев было больше чем скифов, римлян, египтян вместе взятых. Финикийцы именно потому очень легко, даже в возрасте 30-40 лет воспринимали эллинскую философию, что имели отличную духовную и интеллектуальную базу в своей протософии еще существовавшей на финикийском языке в эпоху эллинизма. Более того, второму рождению эллинской философии в формате самого распространенного эллинистического учения - Стоицизма, мы обязаны опять таки этническим финикийцам, лишь во взрослые годы изучивших эллинский язык и приобщившихся к эллинской философии.
Палестина
"От Египта древняя Палестина была отделена пустыней; сама Палестина - страна природных контрастов: к западу от р. Иордан она занята нагорьем и отчасти оазисами и плодородными долинами; плодородная низменность тянется и вдоль Средиземного моря. А на севере поднимаются нередко покрытые снегом вершины. Заиорданье было отделено от остальной Палестины глубокой, заросшей влажным лесом и чащами папируса впадиной р. Иордан и соленым Мертвым морем с его выжженными солнцем, почти безжизненными берегами; горное или холмистое Заиорданье, покрытое степной растительностью, постепенно переходило в Сирийско-Аравийскую полупустыню" [История Востока: 129].
Крупнейшим городом Палестины третьего тысячелетия до н.э. был Хацор. Он имел площадь более 50 га, что очень много даже для пышных цивилизации Индии, Китая, Египта. Он вел активную торговлю. Остальные поселения Палестины были совсем небольшими городками, скорее поселками, где царили патриарпхальные весьма архаические традиции.
В 1600 г. до н.э. Палестина испытывает удар Египтян, что значительно затормозило развитие городской культуры. Последующие столетия в Палестине проходит развитие Ханаанейских гордков, селиш. Пышным цветом растут языческие культы. Городская культура постепенно восстанавливает свой уровень, но она является островком в море пастушеских и земледельческих последний. В XIII в. в Палестину приходит союз еврейских племен, который объединил под религиозно-политическим лозунгами с десяток разнообразных этносов. Их наступление приводит к разрушению и захвату многих Ханаанейских городов, трансформации обычаев, верований и культурных смыслов. Палестина того времени это крайне пе5стрый регион перенасыщенный религиозными столкновениями, военными катастрофами, гражданскими войнами и постепенным созданием единого государства с доминированием городской культуры.
Около Х в. до н.э. в Палестине формируется единое политическое образование царство Давида (фактически многонациональная империя, достаточно солидных для Ближнего Востока размеров). Создается развитая бюрократическая система. Продолжает дело своего отца царь Соломон. Он значительно раздвигает границы царства, ведет активную дипломатическую политику и крайне успешную внешнюю торговлю. Между Соломоном и финикийским Тиром устанавливаются очень тесные дипломатические, экономическое и культурные связи. Это проходит во времена жизни Ближайших преемников Моха. Сам Соломон вводит по примеру Египтян институт царских писцов "Соферимов" потомки которых спустя несколько столетий сформировали кружки светской мудрости и стали называться "Хокамы". Из под пера Хокамов в эпоху Классической античности и Раннего Эллинизма выйдут наиболее философичные тексты Палестины ничем не уступающие ведущим философским трактам Эллады: "Книга Иова", "Экклезиаст", "Премудрость Соломона"... Потомком Соферимов будет и первый иудей решивший словами эллинской философии изложить мудрость Священного писания - Филон Александрийский. Но пока мысль Палестины только начинает осознавать саму себя. Соферимами начинают систематически вестись исторические хроники, появляется институт царской канцелярии, который ведает дипломатической перепиской. Все это происходит под сильнейшим воздействием Финикийцев, союз с которыми налагает значительный отпечаток на городскую культуру новорождённой империи, властно вторгается в самые святые ее уголки (например храмовое строительство полностью подчиненно ханаанейско-финикийского зодчества). И значительную роль в этом играет сам царь, который энергично и напористо стремится овладеть знаниями современного ему мира. Так в
Рисунок 8. Иудея
историческом писании Библии в 3-ей книги Царств упоминается, что "...была мудрость Соломона выше мудрости (...) и Халкола, и Дарды, сыновей Махола, и имя его было в славе у всех окрестных народов". То есть были основания у последующих поколений помнить деятельность финикийских мудрецов и сравнивать их с деятельностью самого Соломона. Последний надо полагать, совершенно не случайно в веках сохранил статус "Мудрого" и отнюдь не только за свои политические или архитектурные заслуги. Любопытно, но и столетия спустя мудрецы-хокамы создавая свои ориентософские произведения частенько будут отдавать авторство Соломону как некому авторитету и зачинателю интеллектуальной линии от Соферимов к Хокамам.
В 926 г. до н.э. империя распадается ее территория значительно уменьшается и остается два небольших царства Северное - Израиль и Южное - Иудея.
В Финикии это время расцвета школы Моха, уже скоро наступит пора творчества Санхунйатона. А в Вавилонии уже прошло время Эсагилкиниуббиба и его теодеции. Египет навсегда закрыл себе дорогу к философии и ориентософии. В Китае и Индии
наступает пора протософии.В 722 и 587 гг. гибнет сначала Северное царство, а потом и Южное. Практически все население территорий угоняется на чужбину (в 722 году на опустевшие территории севера были насильно переселены народы из Малой Азии, а в 587 г. депортация граждан не сопровождалась заселением пустующих территорий Юга), начинается "Вавилонское пленение" и систематизация письменного наследия народа и создаются новые книги призванные уберечь культуру и веру Израиля в окружении развитых, пышных и ярких языческих культур Мессопотамии.
Путь к ориентософии в формате Ветхого завета был начат с двух сторон. С одной это работы царских соферимов, активно впитывающих в себя достижения культурных высот окружающих народов, а с другой стороны это пламенные речи наби (пророков), которые предпочитали говорить не от своего имени, а от имени Всевышнего. Исторически первые попытки предложить особую не связанную с мифом и идущую дальше смутного религиозного ощущения нечто систему осуществили именно пророки в VIII в. до н.э.. Тогда как линия соферимов достигает своей публичности и массивности лишь в V-IV вв. до н.э. в рамках движения хокамов.
Базой их творчества служили Книги "Пятикнижия Моисея" в которых был сгенерирован весь интеллектуальный и духовный опыт иудеев прошедший тяжкий путь от полудиких пастушеских общин к создателям развитой, долговечной, последовательной (единственной на то время!) монотеистической религии, которая обеспечила устойчивость народа при всех катаклизмах истории. Особым явлением в жизни иудеев давшим толчок от выполнения уставов и канонов религиозных книг к творческому осмыслению бытия самыми широкими слоями населения стало движение пророков.
В отличии от сотен иных имен прософийного этапа, которые потеряны ив Индии и в Китае и в Элладе, от тысяч страниц создателей философии и ориентософии от моря Средиземного до Тихого океана, авторство которых условно соотносят с конкретным физическим лицом и даже теряются в их датировках, от Ветхозаветных пророков дошел значительный объем сочинений, авторами большинства из которых совершенно точно, были вполне конкретные личности, а даты их создания установлены с поразительной для древних текстов точностью. То есть исследователь имеет на руках в отличии от, например, протософских писаний эллинов, не цитаты позднейших авторов сгенерированные в не очень пухлый том [Фрагменты ранних греческих философов: 33-99], а аутентичные тексты которые создавались самими пророками, которые занимают очень большой объем и сохранились в том виде, который замысливал их создатель или его ближайший ученик. Еще раз подчеркну, из сферы догадок и предположений, какие имеют место быть в отношении Гомера, Гесиода, Орфея, Мусея, Моха, Эсагилкиниуббиба, Лао Цзы или Сиддартхи Гаутамы, исследователь палестинской протософии имеет под рукой надежные и объемные первоисточники. Первоисточники, которые почти без искажений донесли до нас опыт создания ориентософии в ее непрерывности от зарождения до полного развития и последующей преемственности народами и цивилизациями Средних Веков. Наби (пророки) (впрочем как и хокамы (мудрецы) не ставили своей задачей создать единую стройную и не противоречивую систему смыслов, слов, теорий и гипотез. Это был путь эллинской философии, который увенчался творчеством Аристотеля. Мыслители - Палестины, как и в иных уголках Азии стремились увидеть и описать основу основ происходящего, связать любую мельчайшую деталь прошлого, настоящего и будущего с единственной истиной которая имеет характер вечности. Причем делали это ярко, поэтично, не скупясь на образы, метафоры и аллегории. Это вечное, в поле которого находится все, именовалось даат Элогим (богопознание). То есть приближение к Богу через любовь к нему. Финикийцы искали единое в атоме и букве, Эллины пытались выделить апейрон, архэ, нус, цифру, Индусы определяли это нечто как Брахман, Китайцы фиксировали Дао. Палестинские же пророки брали исходным (и конечным!) фактором бытия всего любовь и познание беспредельного. Пророки в отличии от всех религиозных, философских учителей иных народов были абсолютно, тотально уверены в истинности того, что они говорили и делали. Они никогда не раскаивались в совершенном под знаком Откровения (сомневались, страдали от того, что не видят свершения того, что быть обязано, но продолжали верить в истинность своих слов), они ничуть не считали возможным говорить о своем авторстве, а лишь о скромном посредничестве. Любые мистики от авторов Ригведы до Платона сомневаются в истинной достоверности своих выводов. Пророки сомнений не имели, ибо то, что они проповедовали было лишь их аранжировкой того исходного, безусловного Авторитета, которого мы называем - Бог. Для эллинов, постижение "Отца всяческих" (в терминологии Платона) было делом умопостигаемым, для Индусов - созерцательным, для Китайцев предметно выражаемым, а для пророков речь шла о наличии пламенеющей истины, свет от которой воспринимается всем естеством (разумом, волей, чувствами и душей) и полнота этого восприятия зависит от полноты любви самого пророка. Но удивительное дело! Когда мистик, уходящий в нирвану утверждал "Таат твам аси" (Ты - это Он), полностью сливаясь с объектом, растворяясь в нем, когда античный философ "открывающий" истину полностью отождествлял себя и открытое знание, то на этом же рубеже познания палестинский мудрец вполне четко осознавал отличие своей личности от той полноты мудрости, которая нисходит на него. Пророк ощущал себя слишком мелким сосудом по сравнению с той беспредельностью, которая рвалась в него. Другое дело, что степень той Абсолютной истины, если так можно выразиться, степень абсолютности зависела от самого пророка, его воли и ума. Пророк это всегда личность, это не автомат, а скорее со-творец истины, переплавляющей откровение своим стилем, языком, поступком [Мень, 1991: 11-17].
В Чем же можно обозначить глобальность этапа протософии, ее достижения ставшей основой как минимум для двух вполне ориентософских традиций (речь идет о средневековой иудейской ориентософии и ориентософии христианской, нашедшей свою полноту в трудах Отцов Церкви).
Во-первых, яростное, пламенное, безусловное утверждение того, СМЫСЛ бытия существует и явлен в сотнях форматах и свидетельствах. А именно отсутствие смысла бытия, не возможность его увидеть (узнать, понять, сформулировать, воплотить) является основой философии эллинов. Для ориентософии, столь качественно выраженной именно палестинскими пророками, наличие смысла бытия есть исходный пункт теоретических конструкций (от мистического озарения, до формализованных логических цепочек).