Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

старался все узнавать первым.

– Иди, да о сторожней, - отпустил я его.

Командиром этой группы я, по сути, не был. Собрались четверо младших командиров из

разных воинских частей, попавших в начале войны в окружение, и уговорились вместе

пробираться к своим, к линии фронта. Ну а по скольку я был политруком роты, то есть

старшим по званию, ко мне и стали обращаться как к командиру.

Астафьев вернулся очень скоро.

– Ну и живут люди! Все у них на виду. Ни занавески, ни ставен, - еще издали услышали мы

его голо с. - По-моему, уже поужинали и собираются спать.

– Да ты толком скажи, что это: хутор, село... - потребовал Баранов, который всегда

докладывал точно и четко.

– Село, конечно! А свет только в самом крайнем доме. По стучимся, покажемся в окно,

увидят, какие мы, небо сь не прогонят.

Но пока мы пробирались по чащобе, заветный огонек в окошке погас. Видимо, хозяева

легли спать. Мы подошли к старой, поко сившейся хате. Но долго пришло сь нам потихоньку

стучать то в дверь, то в окно, пока наконец в сенях не звякнула щеколда и по слышало сь

испуганное:

– Кто такие?

Мы вполголо са, чтобы не услышали со седи, объяснились как могли.

Дверь со скрипом открылась, хозяин чиркнул спичкой и при слабом свете сразу понял,

кто мы такие. Спичка погасла, и в кромешной тьме мы вошли за хозяином в хату. Он тут же

приказал:

– Марфа, завесь окна, да поплотней.

И только когда хозяйка выполнила это приказание, зажег лампу.

– Не буду сильно фитиль выкручивать, керо син на исходе, где его теперь возьмешь... - с

горечью заметил хозяин, черными заскорузлыми пальцами убавляя огонь пятилинейной

лампы так, чтобы она светила не ярче лампадки..

– Ах, зозюлечки вы мои! - пожалела нас дородная улыбчивая хозяйка. - Да ниточки ж

сухой на вас нету! Зараз печку затоплю, обсушитесь. Да вы, наверно, голодные. Юхим, чего ж

ты стоишь, неси что там у тебя о стало сь.

Хозяин вышел и, судя по топоту ног, направился за дом. Видя, что мы настороженно

прислушиваемся к шагам хозяина, Марфа успокоила нас, пояснила, куда ушел он.

– За сараем пришло сь выкопать ямку и всю еду там прятать, да и одежонку что

поновей, - говорила она, нарезая свежевыпеченный еще теплый черный хлеб. - Тащут немцы-

ироды все - и сало, и масло, и яйка. А курочка на глаза попадется, сразу пристрелят. Вот и

приходится то в ямках, то в бурьяне ховать все, что ни на есть.

Юхим вернулся с большим куском сала и кринкой молока. Сам щедро нарезал сало и,

о ставив нож на столе, предложил дальше резать по мере надобно сти.

Огромный черный каравай с хрустящей корочкой быстро уменьшался, да и сало таяло,

как на сковородке. А хозяин все расспрашивал нас про фронт, как будто мы могли знать

больше, чем он сам. И когда убедился, что ничего нового от нас не услышит, по скреб в

затылке и высказал, наверное, самое заветное:

– Может, сразу растерялись наши от неожиданно сти, а уперлись бы да дружно бро сились

на врага, то и не пришло сь бы вот так, в одиночку, по лесам пробираться?

– Упирались, батя. Еще как упирались! - горячо и напористо возразил Астафьев.

Задетый за живое упреком Юхима, Астафьев рассказывал о первых боях. Он не

оправдывался перед этими добрыми людьми, а про сто вспоминал и как бы сам себя

проверял, так ли вел себя в трудные минуты.

Служил он неподалеку от границы связистом. Его радио станцию разбомбило, а его