Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

немцев, бро сившихся к заднему борту кузова. Три винтовки ударили из окопов. Машина

о становилась. Один фашист выпал за борт убитым. Остальные, как огромные серо-зеленые

крысы, бро сились в кювет. Баранов привстал и выстрелил. Первый беглец опрокинулся на

дорогу. Рядом с ним улеглись еще двое. А четвертого пуля Сычева догнала уже в кустарнике.

Машина загорелась.

– Сбивайте огонь! Может, в кузове боеприпасы! - кричу товарищам и первым нагребаю в

фуражку земли с бруствера.

Увлекшись тушением огня, мы не заметили, что один из гитлеровцев, видимо, только

притворившись убитым, быстро вскочил и побежал в кусты.

– Эй, куда ж ты! - как-то попро сту крикнул ему вслед Астафьев и метким выстрелом тут

же уложил его.

Из кузова мы до стали два ящика патронов, несколько гранат, собрали оружие убитых и

бро сились в лес.

Пробежав по лесу с полкилометра, о становились под развесистой кроной дуба перевести

дух. И как-то, не сговариваясь, ребята окружили Леньку Баранова, как герою дня пожимали

руки, тискали, хлопали по плечу.

Только я воздержался от бурного проявления чувств, потому что не знал, как

расценивать его перебежку почти на виду у врага - как геройство или как ухарство, которое в

нашем положении ни к чему.

– Скажи Сычеву спасибо, что вовремя офицера стукнул, а то бы ты так и о стался с

гранатой в руках.

– Могло быть и такое! - согласился Баранов. Но у меня на этих бандюг столько зло сти,

что и убитый сумел бы кинуть гранату!

– Что-то теперь с нашей зозюлечкой? - печально спро сил Евсеев.

И в этот момент совсем рядом по слышался треск сушняка под ногами.

– Стой! Кто идет! - вскинул винтовку Астафьев.

– То мы, хлопцы из села, - раздался почти детский голо с. - Мы свои. Не стреляйте,

дяденьки!

– Если свои, то чего же стрелять, - задорно ответил Астафьев. - Сколько вас, своих-то?

– Да туточки четверо. А там еще идуть, - из кустарников вышел подро сток в отцовском

пиджаке, подпоясанном сыромятным ремешком, и в новенькой пилотке с пуговицей от

красноармейской гимнастерки вместо звездочки. За ним, как за разведкой, вышли два парня и

мужчина лет сорока. Старший, сняв серенькую рваную кепку, вытер взмокший лоб и сказал

виновато:

– Бежали, думали, не успеем.

– Куда ж вы так торопились? - спрашиваю, внимательно о сматривая каждого.

– Так то ж, когда мы услышали стрельбу около мо ста, поняли, что кто-то приютил тех

супо статов окаянных. Подумали, допомога будет нужна, вот и побежали.

– Кому вы хотели помочь, им или нам? - спро сил Баранов.

Мужик зло сверкнул черными глазами из-под нахмуренных бровей:

– Кому ж мы теперь можем помогать по сле того, как те супо статы перестреляли три

семьи и хаты спалили.

– Пере-стреля-ли?

– А эти, что в крайнем доме, Юхим да Марфа? - подступил к нему Баранов. - С ними что?

– С них все и начало сь, - угрюмо ответил мужик. - Ночью у них были наши хлопцы,

окруженцы, а утром об том уже стало в городе известно. Тут у нас двое таких, что стараются

на фашистов. Вор Федот Закута, выпущенный немцами из тюрьмы, да Захар Тяжкий, такой,

что не успели вовремя в тюрьму упаковать. Кто-то из них и донес. Машина так и

о становилась возле дома Юхима. Там обоих сразу застрелили, а хату подпалили... - Он умолк,

будто все рассказал, и вдруг поднял на меня покрасневшие глаза и устало добавил: - Сегодня