Кузьма Минин на фоне Смутного времени

Одни земские старосты заботились о мирских нуждах и ради общего блага шли даже на материальные жертвы, а другие, наоборот, корыстно пользовались служебным положением и вели себя заносчиво^{459}. Иногда эта должность, во время Смуты особенно, могла привести к беде. Согласно дозорной книге Ростова Великого 1619 г., местного земского старосту Алексея (Олешку) Ошнина «литовские люди» засекли до смерти, а «тело его собаки съели»^{460}. Порой возникали конфликты между земскими старостами, выражавшими интересы посадского мира, и воеводами, злоупотреблявшими властью. Старостам приходилось постоянно лавировать между городской верхушкой (богатыми купцами, членами трех привилегированных государственных купеческих корпораций — гостей, Гостиной и Суконной сотен), с одной стороны, и рядовыми торговцами и ремесленниками (тяглецами черных сотен), с другой.

П. И. Мельников сообщил Н. И. Костомарову информацию о жалобе в феврале то ли 1612-го, то ли 1614 г. бортников Толоконцевского монастыря на нижегородских посадских старост Андрея Маркова и Кузьму Минина Сухорука, «по дружбе и посулам» передавших толоконцевские владения Печерскому монастырю. «Если верить этому документу, — писал Н. И. Костомаров, — то Минин, как русский человек того времени, не изъят был от пороков кривосудия и посуловзимательства»^{461}. Совершенно напрасно Н. И. Костомаров, основываясь на неверной информации, допустил умысел Минина в каких-то злоупотреблениях в период его пребывания на выборной должности земского старосты Нижнего Новгорода. Впервые это оспорил И. Е. Забелин^{462}. В действительности, согласно отписке печерского архимандрита Рафаила патриарху Филарету и челобитной монастырской братии на имя царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета (документы датируются 1629–1633 гг.), «во 120 (1612. — В. П.) году нижгороцкие земские старосты Петр Григорьев да Федор Марков то Толоконцовскую пустынку у печерских старцов отняли, а царьские грамоты не послушали, и приказали ведати тое Толоконцовскую пустынь бражником чернцу Маркелу да чернцу Авраму, для своей корысти…»^{463}. То есть все было не так, как у Костомарова, да и Минин тут ни при чем.

В пространном девятом чуде «Книги о новоявленных чудесах преподобного Сергия Радонежского» Симона Азарьина (редакция 1654 г.) повествуется о неоднократном «явлении чюдотворца Сергия Козме Минину и о собрании ратных людей на очищение государству». Видения посещали нижегородского мясника во время уединения, во сне. Сергий Радонежский призывал Кузьму Минина собирать казну для ратных людей и идти с ними «очистить з Божией помощию Московское государство от безбожных поляков и прогонят еретиков»^{464}.

В Нижнем Новгороде осенью 1611 г. действовали воеводы князь Александр Андреевич Репнин и Андрей Семенович Алябьев, олицетворявшие легитимную местную власть. Сбор войска входил в функции воевод. И занявшись формированием народного ополчения, земский староста Кузьма Минин, как полагает А. А. Кузнецов, «бросил вызов власти и влиянию легитимных лидеров», «преступил через социально-политические нормы», «пошел против законного порядка вещей, дерзко замахнувшись на державное», и стал в некотором роде самозванцем^{465}.

Согласно «Повести о победах Московского государства», Минин, пригласив смоленских дворян в Нижний Новгород из Арзамаса, устроил им торжественную встречу «со многою честию — честными иконами и со всем собором», а затем отдал на содержание ратных людей две трети своего имущества и по такому же принципу собирал деньги с жителей Нижнего Новгорода, Балахны, Костромы^{466}.

У богатых горожан средства приходилось порой выбивать с угрозами, когда обращения и просьбы не действовали. Так было в Ярославле, например, когда денежный взнос в ополченческую казну отказывался внести именитый купец Г. Л. Никитников. 6 ноября 1614 г. датируется «память» из Разрядного приказа (Устюжская четверть) о выдаче денег стольнику Ивану Ивановичу Плещееву взамен взятых у него ранее К. Мининым на раздачу жалованья ратным людям в Нижнем Новгороде^{467}.

Нужны были не только деньги, но также продовольствие, одежда, оружие, фураж для лошадей. На вооружении у русских воинов в начале XVII в. находились сабли, боевые топоры, бердыши, копья, пики, луки со стрелами, пистолеты, пищали, самопалы. Шарообразные пули отливались из свинца. В качестве боевых снарядов при стрельбе из пушек использовались каменные, железные, свинцовые, медные ядра^{468}. Оружие постоянно нуждалось в ремонте, поэтому в походе ополченцев должны были сопровождать кузнецы и оружейные мастера. Осенью, зимой и весной от холода воинов спасали овчинные полушубки, требования о поставках которых направлялись в разные российские города еще руководителями Первого земского ополчения 1611 г.^{469}

Из наказной памяти окольничего воеводы И. П. Головина Покровскому девичьему монастырю (19 июля 1611 г.) можно узнать о продовольственном содержании провинциальных стрельцов в Смутное время. Двум нижегородским стрелецким сотникам требовалось на один день выдавать «по два хлеба по осми денег, да по два колача по две денги человеку, да на сто да пятьдесят человек шестдесят хлебов по алтыну; да в мясной день давати двум сотником туша баранья, а стрельцом на сто на пятдесят человек шесть туш бараньих, а в постные дни давати хлебов и колачей по тому ж, а против баранов давати сметя рыбой»^{470}. Приходилось думать и о том, где размещать на ночлег ратных людей.

По мере расширения масштабов патриотической деятельности Минина должность земского старосты, чьи функции заканчивались за пределами Нижнего Новгорода, уже перестала соответствовать уровню одного из руководителей Второго ополчения. И пришлось дьякам, участвовавшим в нем, изобрести словосочетание «выборный человек», не входившее тогда в перечень чинов Российского государства. С таким обозначением Минин не раз упоминается в актовых документах 1612 г.

В Разрядной книге 1550–1636 гг. под 7120 (1611/12) г. помещена краткая запись о создании и действиях Второго ополчения: «А в Нижней пришли смольяне и иных городов служилые люди и, советовав с нижегородцы с выборным человеком с Кузьмою с Мининым, выбрали воеводу князя Дмитрея Михайловича Пожарского, и, пришод в Ерославль, собрався с людми, пришли под Москву и стали табором у Орбацких и Чертольских ворот»^{471}. Фактически Минин, выполняя функции казначея, был хозяйственным руководителем Второго земского ополчения и созданного затем в Ярославле земского правительства — «Совета всея земли». Выписка из Нижегородской платежной книги о неокладных доходах, поступивших для уплаты жалованья воинам (апрель 1612 г.), начинается с такой преамбулы: «Да в приходе ж неокладных доходов, которые взяты по приговору князя Василья Ондреевича Звенигородцково, Ондрея Олябьева, да Ивана Ивановича Биркина, да диака Василья Семенова, да выборного человека Кузьмы Минина, да нижегородцких земских старост и всех нижегородцов посадцких людей ратным людем на жалованье, которые пошли из Нижнего с столником и воеводою с князем Дмитром Михайловичем Пожарским, да с выборным человеком с Кузьмою Мининым для Московского очищенья, у всяких людей, покаместа нижегородцкие денежные доходы в сборе будут»^{472}. В конце грамоты, направленной от имени Второго земского ополчения 7 апреля 1612 г. из Ярославля в Соль Вычегодскую Строгановым, приписано: «В выборного человека всею землею, в Козьмино место Минино князь Дмитрий Пожарский руку приложил»^{473}. Скорее всего, эта запись свидетельствует о неграмотности либо полуграмотности Кузьмы Минина.

В более поздней соборной грамоте 1613 г. высшего российского духовенства, адресованной Строгановым, указывалось, «как царского величества стольник и воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской учал сбираться с ратными людми идти под Москву, на польских и литовских людей, и вы все православные христиане в те поры ему, да выборному человеку ото всего Московского государьства Кузме Минину, денгами и всякими запасы на ратные люди подмогали и к нему безпрестани присылали, и тем ратных людей против польских и литовских людей воздвигли и охрабрили…»^{474}. Митрополит Казанский Ефрем, митрополит Ростовский и Ярославский Кирилл, архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий, келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын и другие церковные иерархи, подписавшие грамоту, с укоризной пеняли на то, что «московские гости и торговые люди наперед сего пожалели малого и ратным людем на жалованье денег не дали, и они, за грех всего православного християнства, увидели на себя без ратных людей конечное разорение и погибель и животов своих всех отбыли»^{475}.

В Житии архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия Зобниновского повествуется о рассылке троицких грамот в 1611 и 1612 гг. «на Рязань, и на Север, и в Ярославль, и в Нижней Новгород князю Димитрею Михайловичи) Пожарскому и х Кузме Минину, и в понизовские городы, и ко князю Дмитерю Тимофеевичю Трубецкому, и к Заруцкому под Москву…»^{476}. В хронографе, который был составлен в царствование Алексея Михайловича, рассказывается, как «Дмитрей Тимофеевич Трубецкой да князь Димитрей Михайлович Пожарской, да нижегородец выборной посацкой человек, Козма Минин паки собравшеся со многим руским воиньством приходят к царствующему граду Москве на изгнание безбожныя латиносродные литвы, и осадиша литовских людей в Москве…»^{477}.

Уже к весне 1612 г. за Мининым закрепилось звание «выборный человек всею землею», которое, конечно, считалось значительно выше уровня земского старосты Нижнего Новгорода. Тем не менее имя Кузьмы Минина отсутствует в ряде документов первой половины 1612 г., исходивших от Второго земского ополчения. Например, в грамоте, отправленной из Нижнего Новгорода на Вычегду, перечисляются только «Дмитрей Пожарской, Иван Биркин, Василей Юдин»^{478}. Вместе с тем «выборной человек Козма Минин» упоминается в грамоте Д. М. Пожарского в северские города (июнь 1612 г.)^{479}.