Кузьма Минин на фоне Смутного времени
Шрифт:
Сложной была ситуация и в городах Среднего Поволжья. В июне 1611 г. казна Казани была пуста из-за прекращения поступления оброчных денег, кабацких и таможенных сборов. Как поясняли казанцы, «таможенных пошлин взяти было не с чего, с верху и с низу ни из которых городов болших соляных и никаких судов не было». В этой связи, проявляя заинтересованность в постоянном функционировании товарообмена, они просили отпускать из Перми Великой в Казань торговых людей с товарами «безстрашно» и, в свою очередь, отправляли в Пермь собственных купцов{346}.
В письме Тимофея Вьюгова Я. П. Сапеге, датируемом 16081609 гг., говорилось, как «ныне на Вологде собрались все лутчие люди московские гости с великими товары и с казною»{347}. Очевидно, они собирались сбыть эти товары иностранным коммерсантам либо отправиться с ними дальше на север, в Архангельск. В 1614
Приведу свидетельства о позиции ряда торговцев из белорусских городов по отношению к военно-политическим конфликтам Смутного времени. В начале 1610 г. купец из Полоцка Данило, перебежав из польского лагеря в осажденный Сигизмундом III Смоленск, информировал русских об успехах отрядов М. В. Скопина-Шуйского в борьбе с интервентами и о положении поляков{349}. Тогда же, по свидетельству польских лазутчиков, посланных в Москву королевским офицером Доморадским, находившиеся там белорусские купцы, «дали знать миру и духовенству, что король, его милость, хочет наступать на их веру и церковь», и советовали москвичам не переходить на сторону Сигизмунда III{350}.
В Западной Сибири, как свидетельствует грамота Лжедмитрия I воеводе Верхотурского уезда (22 октября 1605 г.), приезжие люди обязаны были торговать с татарами и вогуличами только на местном гостином дворе (а не «по волостям и юртом»), уплачивая «десятую пошлину»{351}.17 декабря 1609 г. царской грамотой В. И. Шуйского Соликамскому купцу Богдану Данилову было дозволено отправиться по торговым делам в Сибирь. Ассортимент его товаров состоял из ножей, топоров, кос, серпов, сошников и других железных изделий{352}. 29 июня 1613 г. в Печатном приказе была оформлена проезжая грамота торговому человеку Захару Козлову для торговли «в сибирские городы»{353}.
Гораздо меньше сохранилось материалов о заморских поездках русских купцов в Смутное время. В 1609 г. новгородские и псковские купцы посещали Ревель, куда привозили лен, пеньку, полотно, пушнину, юфть, мыло, сало{354}. Гость С. Ю. Иголкин участвовал летом 1613 г. в переговорах в Выборге со шведским королевичем Карлом Филиппом и вместе с гостем Иваном Харламовым присягнул ему{355}. Знавший шведский язык посадский житель Корелы Тимофей Хахин, торговал со шведами и сотрудничал со шведскими оккупационными властями в эпоху Смуты{356}. 16 июля 1616 г. в Невское устье пришло из Ивангорода русское судно-сойма, на котором находился торговый человек Осип Васильев сын Тончюков, привезший «30 мехов соли, 13 бочок ржи, 5 коробочок сахару горозчатого, 2 бочки инберю»{357}.
В 1613 г. новоторжцы «с немецкими людьми ссылались и торговали без ведома бояр, которые Москву очистили»{358}. Но по мере выхода из Смуты за такое непослушание можно было поплатиться. Несколько торговцев из Осташкова за самовольную поездку в Литву без воеводского разрешения были в марте 1615 г. наказаны кнутом{359}.
Роль южных внешнеторговых ворот России играла Астрахань, через которую ввозились шелковые ткани, шелк-сырец, сафьян, драгоценные камни, нефть, пряности, а экспортировалась икра, пушнина и полотно{360}. «В Кизылбашех», то есть в Персии, бывал в 1614–1617 гг. «московской торговой человек» Яков Покрышкин{361}. В 1616 г. тяглец Покровской сотни Москвы Родион Пушник получил разрешение отправиться торговать в Персию вместе с московским посольством при том условии, чтобы «только б заповедных товаров, кречетов, и всяких ловчих птиц, и соболей, и белок, и горностаев живых и железного ничего с ним не было». Его сопровождали три человека, помогавшие управиться с товаром («одиннадцать сороков соболей, двенатцать поставов сукна английского, тритцать пуд костьи рыбьи, пятнадцать дюжин зеркал хрустальных, четыре сорока харек»){362}.
Торговля с Англией и Голландией велась через Архангельск. Согласно Посольской книге по связям России с Англией 1614–1617 гг., 28 июня 1614 г. Боярская дума заслушала информацию московских гостей и торговых людей, торговавших в Астрахани и Архангельске{363}. Проанализировав материалы о консультациях с русскими купцами (преимущественно гостями) в 1617
г. по поводу английской волжско-каспийской торговли, С. Н. Кистерев пришел к выводу о существовании «двух несогласных между собой партий, одна из которых усматривала выгоду для себя и себе подобных, а тем самым и для отечественной экономики в получении крупной прибыли от экспорта сырьевых ресурсов и стремилась возможно большую массу их направить за рубеж» («торговцы-сырьевики» Иван Максимов, Григорий Мыльников, Андрей Юдин), а «другая, нисколько не преуменьшавшая значение для русского рационального хозяйства экспортных операций, стремилась отстоять идею развития в России перерабатывающих отраслей промышленности, как уже ранее существовавших, так и новых» («торговцы-промышленники» Булгаков, Котовы, Кошурин, Иван Юдин){364}.После избрания царем Михаила Федоровича страна стала постепенно возвращаться к мирной хозяйственной жизни. Вновь стали выдавать жалованные и проезжие грамоты купцам. Восстанавливались международные торговые связи, предпринимались меры для пополнения торгово-ремесленного посадского населения, хотя для ликвидации экономических последствий Смутного времени понадобилось несколько десятилетий.
Духовная жизнь русских горожан
в Смутное время
Передвижения военных отрядов, осады городов, голод, повальные болезни, оскудение казны не позволяли в годы Смуты тратить средства на строительство новых каменных храмов и дорогие предметы церковной утвари. И все-таки русские люди сохраняли свою духовную культуру, продолжали изредка издавать печатные книги, делать вклады в храмы и монастыри.
Особый интерес в этой связи для нас представляет Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря, дошедшая в спискахXVII в., но включающая и более ранние записи. «120 (1612) — го году генваря в 3 день дал вкладу москвитин торговой человек Григорий, прозвище Мороз, денег 20 рублев. И за тот вклад его постригли, во иноцех Генадей. 120 (1612) — го году генваря в день дал вкладу москвитин торговой человек Антон Власьев сын Романов Бараш по отце своем Власе 3 пуда ладану за 30 рублев. И за тот вклад отца ево имя написали в сенаник (синодик. — В. П.)». «124 (1616) — го году июня в 12 день дал вкладу Викула Володимеров сын Кистенев на Колмогорах на Верхнем Глинском посаде двор свой соляной купецкой промысел, а на дворе хором: изба передняя на подклете с комнатою да повалуша на подклете, промеж ими сени с подсением, да изба задняя, а против ее анбар с подклетом нов, да позади двора баня новая с сенцами, а двор весь вымощен, а над двором сарай на столбех покрыт, ворота тшанные смолены, а на воротех горенка белая с поволокою новая, да против двора в новом ряду возле троицких лавок 2 места лавочных, в цену тот вклад за 60 рублев»{365}. Впоследствии В. В. Кистенев, умерший в 1630/31 г., постригся в Троице-Сергиевой обители под редким монашеским именем Витайло.
Член Гостиной сотни Кузьма Семенович Аврамьев приобрел в Москотильном ряду Москвы в 1604 г. полулавку за 47 рублей и в 1608 г. полулавку за 75 рублей, а в 1614 г. пожертвовал оба этих торговых помещения Соловецкому монастырю{366}.
В одном из экземпляров книги «Апостол» 1606 г. печатника Ивана Андроникова Невежина из собрания Ярославской областной библиотеки сделана скорописью XVII в. запись: «Лета 7115 (1607) году апреля в 7 (4?) де[нь] сию книгу Апост[о]л архистатигу Михаилу и к Николе Чюдотворцу в село Грудево при игумене Арсенье Б[о]гоявленско[го] м[о]н[а]ст[ы]ря слуга Иван Григорьев с[ы]н Хрисанфова на поминок своей д[у]ше и по своих родителех вечный бл[а]г и вовеки Б[о]га славити. Амин»{367}.
В Евангелии, изданном в июне 1606 г. в Москве печатником А. М. Радишевским и вложенном в феврале 1607 г. в Соловецкий монастырь, имеется вкладная надпись: «…Евангелие печать московская, бумага браная царев венец, оболочек бархатом, кармазин по атласу черчатому грады черных и на нем евангелисты серебряны. Москвитин торговой человек Таврило Елеуферьев сын москотинник по своей душе вкладом за пять рублев с четвертью»{368}.
В еще одном экземпляре этого же издания Евангелия помещена запись: «Лета 7116 (1609) году февраля в 15 день сия книга Евангелие московская печать домовая церковная пречистые Богородицы честнаго и славнаго ея Успения пресвятыя Богородицы и пределов ея соборного храму на Устюзе Великом на посаде. А задняя цка и затылок оболочена бархатом золотным, и прокладки и 12 каменей положение Никиты Григорьевича Строганова для своего поминания заздравного и для своих родителей за упокой по вся дни и впредь по себе. А передняя цка серебряная вся и застежки и жуки и 6 камениев домовая церковная Пречистенския с старово Евангелия»{369}.