Кузьма Минин на фоне Смутного времени
Шрифт:
Самые верхние ступеньки чиновной лестницы России XVII в. занимали служилые люди «по отечеству», как правило, владельцы вотчин и поместий. Эти крупные земельные владения они имели по наследству, приобретали либо получали за службы от московских царей. Среди служилых людей «по отечеству» выделялись носители думных чинов, прежде всего бояре. Бояре, входившие в Боярскую думу, обычно возглавляли центральные административные органы (приказы), а также посольства в другие государства. В их руках находилось высшее правосудие. Членами Боярской думы были также окольничие, думные дворяне и думные дьяки{69}.
Более низкие позиции в чиновной группе служилых людей «по отечеству» занимали титулованное (князья) и нетитулованное дворянство, столичные дворяне (стольники, стряпчие, жильцы), провинциальные уездные дворяне и дети боярские, татарские мурзы, также владевшие вотчинами и поместьями. Непременной обязанностью всех представителей дворянства (и помещиков, и вотчинников), была военная или гражданская служба, которая регистрировалась в разрядных книгах, а также в боярских списках{70}. В них указывались как чиновный,
К приказным чинам относились дьяки, подьячие, писцы, работавшие в государевых и патриарших приказах, в уездных воеводских, земских и судных избах. Представители приказной верхушки (дьяки) получали не только должностные оклады и надбавки, но и поместья{73}. Для составления челобитных и прочих документов городское население обращалось к площадным подьячим.
С чиновно-должностной иерархией было тесно связано местничество, которое оформилось в период формирования объединенного Российского государства в конце XV в. и на протяжении последующих двух столетий играло роль стабилизирующего фактора в отношениях между аристократическими родами, а также между царской властью и аристократией, хотя и сопровождалось распрями при дворе и в вооруженных силах{74}. Оно широко применялось на протяжении большей части XVII в. и в аристократической, и в приказной среде, но к концу столетия стало сильно тормозить военные реформы, прежде всего создание на постоянной основе полков «нового строя» во главе с офицерами-профессионалами (как иностранными наемниками, так и русскими), чьи чины не соответствовали местническим порядкам{75}. За его искоренение стали выступать и высшие церковные иерархи. «А до сего настоящего времени от отечественных местничеств, которыя имелись меж высокородными, велие противление той заповеданной Богом любви чинилось, и аки от источника горчайшего вся злая и Богу зело мерзкая и всем нашим царственным делам ко вредительному происходило, и благая начинания, яко возрастшую пшеницу, терние подавляло и до благополучного совершения к восприятию плодов благих не допускало, и не точию род, егда со иным родом за оное местничество многовременныя злобы имел, но и в едином роде таковое ж враждование и ненависть содевалась; и аще бы о всех тех противных случаях донести вашему царскому величеству (царю Федору Алексеевичу. — В. П.), то б от тягости ваша царская ушеса понести сего не могли», — изрекал патриарх Иоаким в Соборном деянии об уничтожении местничества (12 января 1682 г.){76}.
В число служилых людей «по прибору», получавших только жалованье и занимавшихся наряду с военно-гарнизонной службой также торговлей, ремеслами, промыслами, входили стрельцы, пушкари, воротники, городовые и сторожевые казаки{77}.
Особое место занимало вольное казачество Дона, составлявшее своеобразные военно-служилые общины с архаичной для России XVII в. организацией и стремившееся сохранить свои вольности{78}. Казачья грабительская вольница буквально захлестнула в Смутное время и Центр Европейской части России, способствуя еще большему ожесточению развернувшейся тогда Гражданской войны, которая сопровождалась иноземной интервенцией. Казачество в XV–XVII вв. существовало преимущественно за счет грабежей и практически не занималось крестьянским делом — землепашеством. Как писал в Москву на исходе Смуты, 16 октября 1618 г., нижегородский воевода Б. М. Лыков, казаки, забравшись в очередной раз в пределы вверенного ему уезда, «многие села и деревни разорили, и крестьян и всяких людей грабят, и побивают, и ломают, и жгут»{79}. Чуть раньше, впрочем, в феврале 1613 г., казачество сыграло первостепенную роль в выборах царя Михаила Федоровича на Земском соборе. И клан Романовых щедро расплатился за эту поддержку, наделив 33 казачьих атамана и есаула земельными пожалованиями в Вологодском и Галицком уездах{80}. В XVI в. на Северном Кавказе зародилось Терское казачество, а в XVII в. — Сибирское казачество{81}.
На вершине церковно-монашеской иерархии находились патриарх, митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты и настоятели крупнейших монастырей. Среди монашества выделялись игумены и игуменьи, келари, строители, казначеи, иеромонахи{82}. Роль поверенных в делах монастырей и церковных иерархов играли стряпчие, от которых требовалось не столько знание российского законодательства, сколько изворотливость, умение за счет «посулов» нужным людям уладить дело. Более низкое положение занимали служки, деловые (зависимые) люди, монастырские детеныши (наемные работники). Белое приходское духовенство и причт состояли из попов, дьяконов, дьячков, псаломщиков, пономарей, звонарей, сторожей, проскурниц (просвирниц, пекущих просвиры). Хотя П. В. Знаменский подчеркивал преобладание в XVII в. наследственного характера передачи мест священниками преимущественно своим сыновьям, П. С. Стефанович, проанализировав приходскую жизнь допетровской эпохи, пришел к выводу, что духовенство тогда еще не оформилось в отдельное сословие{83}. Приходское духовенство выполняло ряд обременительных для него повинностей
в пользу самой церкви, а также казны. Сельские же дьячки и пономари наравне с крестьянами несли государево тягло{84}.К беломестцам относились приказные люди, гости, служилые люди «по прибору», население частных (до 1649–1652 гг.) и государевых слобод, казенные ремесленники, жители слобод, записные каменщики, кирпичники, ямщики (ямские охотники). Вот перечень беломестцев Белоозера, согласно дозорной книге 1617/18 г.: «В городе на осадных дворах и за городом на посаде 3 человека подячих, 12 человек пушкарей, 50 человек стрелцов, 17 человек каменщиков, 7 человек кирпищиков, 11 человек розсылщиков»{85}. Часть казенных ремесленников (кузнецов, оружейников, каменщиков, кирпичников и др.) проживала в государевых слободах, другие же — на посадах, вперемешку с посадскими людьми. Во второй половине XVII в. в Оружейную слободу Тулы переселялись местные кузнецы-оружейники, стремившиеся освободиться от посадского тягла{86}.
Еще в XVI в. власти создали три корпорации служилых людей по финансово-хозяйственной части — гости, Гостиная и Суконная сотни, — пользовавшиеся, как и «московские торговые иноземцы», за выполнение казенных служб определенными привилегиями{87}. Как считает В. Д. Назаров, гости еще со второй половины XV — первой половины XVI в. «возглавляли институты самоуправления тяглых горожан», распределяя между ними денежные и натуральные налоги, а также казенные повинности (военную, подводную, строительную и др.), контролируя городское благоустройство{88}.
Гости, как правило, располагались на лестнице чинов ниже дьяков. Однако в 1649–1659 гг. это положение ненадолго изменилось. В 1649 г. гости подали иск с претензией, что дьяки «хотят их затеснить, написали в Уложенной книге (Соборном уложении 1649 г. — В. П.) после всех чинов людей последними людьми, а свой чин написали выше их, гостей, многими места»{89}. В обстановке социально-политического кризиса 1649 г. царское правительство удовлетворило притязания гостей, перепечатав тираж Соборного уложения, и в перепечатанных экземплярах гости были названы выше дьяков. Но в 1659 г. местническое дело разгорелось вновь, и дьяки вернули себе положение в чиновной лестнице выше гостей, которое существовало до 1649 г.{90} В отличие от дьяков, гостей не включали в боярские списки и книги{91}. Ряд приказных дьяков XVII в. (Алмаз Иванов, Аверкий Кириллов, Назарий Чистой и др.) происходили из гостей{92}. Сыновья гостей, не удостоенные звания гостя, стали именоваться «гостиными детьми», а внуков гостей в первой половине следующего XVIII в. назвали «гостиными внуками». В «Повести о Горе-Злосчастии» добра молодца, прогулявшего в кабаке купеческий капитал, сажают на пиру «за дубовый стол, не в болшее место, не в меншее, садят ево в место среднее, где седятдети гостиные»{93}.
В таможенных книгах Вологды 1634–1635 гг. не раз упоминаются приказчики гостей Григория Никитникова, Андрея и Василия Юдиных, Надей Светешникова, а в отношении других торговцев нет указаний на принадлежность к Гостиной или Суконной сотням{94}. В таможенных книгах сибирских городов XVII века (Верхотурья за 1673/74 г., Красноярска за 1673 г., Сургута за 1674/75 г., Тары за 1662 г., Тобольска за 1672/73 г., Тюмени за 1672/73 г.) чаще всего фигурируют просто «торговые люди», «посадские люди», «промышленные люди», «гулящие люди», «служилые люди», «лавочные сидельцы», приказчики торговцев без указания их точного чиновного статуса{95}. Он был важен для таможенников только, когда дело касалось товаров тарханщиков, наделенных привилегией освобождения от уплаты пошлин, каковой не обладали торговые люди Суконной сотни.
Посадские общины объединяли людей разных чинов и профессий: торговцев, ремесленников, ремесленников-торговцев, строителей, возчиков, бобылей, захребетников, подсоседников, лекарей, скоморохов («веселых людей»). В фискальном отношении они именовались черными людьми, несшими государево тягло и делившимися в зависимости от имущественного положения на «молодших», «середних» и «лучших» тяглецов{96}. Посадские люди выполняли разного рода казенные повинности и службы{97}. Некоторые из городских жителей занимались землепашеством, а те, кто не имел либо лишился собственных промыслов, становились наемными работниками, не чураясь «черной работой»{98}. По переписи 1646 г. на посаде в Вязьме числилось 240 дворов, том числе «23 двора торговых людей, торгуют в лавках и не в лавках и, отъезжая, всякими тавары, 162 двора всяких промышленых и ремесленых людей, а иные работают чорную работу»{99}.
Социальная стратификация городского населения России отражена в статье 26 «О бесчестье» Судебника 1550 г., в которой выделены три категории горожан: 1) большие торговые гости; 2) средние торговые и посадские люди; 3) черные городские люди «молодчие». Спустя несколько десятилетий именно из числа средних торговых людей власти стали формировать Гостиную и Суконную сотни. Приговор церковно-земского собора 1584 г. обращал внимание лишь на тех торговых людей, кто стал закладчиком{100}. В приговоре о служилых холопах от 1 февраля 1597 г. говорилось о людях, находившихся в холопстве у представителей разных чиновных групп, в том числе «и у гостей, и у всяких торговых людей»{101}. Во главе городских общин стояли земские (посадские) старосты, которым помогали земские целовальники. «Староста градцкий» переводился на греческий язык в старшем Азбуковнике второй четверти XVII в. как «архисинагог»{102}.