Кузьма Минин на фоне Смутного времени

К числу посадских людей относились и лекари. Во Фрев-кове переулке Новгорода Великого находилось «место пусто тяглое Савки ликаря: и Савка сшел безвестно, обнищав, в 89-м году (1581/82. — В. П.), длина шестнатцать сажен, а поперег восмь сажен». Некоторые из народных лекарей специализировались на кровопускании. В писцовой книге Великого Новгорода 1583–1584 гг. зарегистрированы: на Прусской улице «место пусто тяглое Васюка кровопуска: и Васюк умер в 78-м году (1570/71. — В. П.), длина семнатцать сажен, поперег пять сажен»; «с Чюдинцове улицы на левой в переулок к Апостолом на правой стороне» нетяглый «двор владычня повара Наумка да вдовы Марьицы Семеновы жены кровопуска; длина осмнатцать сажен, а поперег семь сажен». Согласно царскому указу 1649 г. предписывалось «всяких чинов людей слободы», устроенные в городах, «на государевых посадских землях», отныне «со всеми людми и с землями по роспросу взять в посад»^{103}.

Посадская община в России представляла собой территориальную корпорацию, которая пристально следила за тягло-способностью каждого своего члена и за сохранением своей целостности^{104}. Помимо прямых налогов (стрелецких, ямских, полоняничных денег), на посадское население возлагались разного рода обременительные государевы повинности (дорожная, строительная, подводная, постойная и др.) и службы (при таможнях, кабаках, банях, мельницах и др.)^{105}. По имущественному положению оно делилось на «лучших», «серед — них» и «молодших» людей. Наряду с общностью интересов, существовали и значительные противоречия между верхушкой и низами посада. Посадские люди Сольвычегодска (1648 г.), Устюжны Железопольской (1649 г.), других городов и уездов не раз обращались к царю Алексею Михайловичу с челобитными, умоляя снизить налоги^{106}.

Горожане-тяглецы постоянно проявляли недовольство тем, что от государева тягла были освобождены жители белых слобод, которые принадлежали крупным светским и духовным землевладельцам, а также закладчики. В результате повышалась налоговая нагрузка для тяглого посадского населения. Только в Боровске в XVII в. насчитывалось до 15 слобод, принадлежавших монастырям и храмам. В Москве и ее окрестностях слободами владели патриарх, ряд монастырей (Данилов, Донской, Новодевичий, Симонов, Чудов и др.) и представителей высшей аристократии (Н. И. Романов и др.).

Восстание 1648 г. в Москве ускорило начало посадской реформы. Ее правовая база была заложена указами, принятыми 13 ноября, 25 ноября, 18 декабря 1648 г. в ответ на челобитные дворян и посадских людей. Чтобы удовлетворить эти требования, указом 25 ноября 1648 г. предписывалось взять на государя в Москве и других городах все торговые и ремесленные слободы беломестцев «без лет и сыску», то есть без учета времени их возникновения. По указу 18 декабря 1648 г. в состав посадского тяглого населения зачислялись также ремесленники и торговцы из пригородных сел и деревень^{107}.

Глава XIX «О посадских людех» Уложения 1649 г., в которой была изложена в целостном виде программа посадской реформы, узаконила конфискацию белых слобод, принадлежавших частным лицам и церковным учреждениям, и возвращение в тягло посадских людей-закладчиков^{108}. Особое внимание уделено посаду столицы России: Москва и москвичи упоминаются в 26 из 40 статей данной главы нового свода законов.

Сыскной приказ под руководством князя Ю. А. Долгорукова в течение трех лет, с 1649 по 1652 г., занимался «строением» (устройством) посадов. Впервые такое посадское «строение» в фискальных интересах государства проводилось при Б. Ф. Годунове, в 1600–1602 гг.^{109} Оно выражалось в пополнении тяглого городского населения за счет жителей белых слобод, пригородных сел, а также закладчиков и других лиц, выбывших из посадов^{110}. Главную роль в проведении посадского «строения» играли специально назначенные администраторы-«строельщики», направлявшиеся на места из Москвы Сыскным приказом и составлявшие «строельные» книги городских посадов. Активное участие в «строении» принимали также уездные воеводы и местные посадские миры.

В процессе посадского строения нередко возникали конфликты с владельцами белых слобод и их торгово-ремесленным населением. В целом по стране в результате деятельности «строельщиков» в 1649–1652 гг. число посадских дворов, а значит, городских тяглецов увеличилось более чем на 10 тысяч (на одну треть). Цифры прироста податного посадского населения по разным городам Европейской части России отличались. В Москве к посаду приписали 1410 дворов бело-слободчиков^{111}. Боровский посад стал состоять из 237 тяглых дворов, тогда как до проведения реформы там насчитывалось только 107 дворов. Крупная посадская община в результате приписки к посаду монастырских крестьянских слобод сформировалась к концу XVII в. в Курске^{112}. В Новгороде Великом и Пскове «строение» завершилось уже после подавления народных восстаний. Новгородский посад должен был увеличиться на 20 процентов за счет 130 дворов, которые надлежало изъять у патриарха, митрополита, монастырей, помещиков, приказных людей, служилых людей «по прибору». Однако при поддержке патриарха Никона новгородскому митрополиту удалось сохранить за собой 18 городских дворов^{113}. К псковскому посаду были приписаны 46 белых дворов. Сравнение результатов переписей Пскова 1646 и 1678 гг. не выявило ожидаемое увеличение численности тяглых дворов, что объясняется социальной мобильностью городского населения (переходом на другие посады, записью в служилые люди «по прибору» и т. д.)^{114}.

В результате безвозмездных конфискаций 1649–1652 гг. пострадали интересы не только духовных корпораций и светских владельцев белых слобод из среды высшей аристократии, но также «именитых людей» Строгановых, десяти московских гостей, ряда членов Гостиной сотни, у которых было отобрано несколько сотен дворов^{115}. Патриарший дом и монастыри вели борьбу за свои слободы. Под напором их обращений власти порой шли на уступки и возвращали городские владения церковным учреждениям, хотя это и противоречило фискальным интересам казны и вызывало недовольство посадских тяглых общин. Уже в 1649–1650 гг. на основе боярских приговоров было разрешено патриарху и Богоявленскому монастырю не отдавать часть своих слобод на посад Костромы^{116}. Посадские общины Старой Руссы и Ярославля вели длительную борьбу за приписку в тягло крестьян ярославского Спасского и Иверского монастырей^{117}. В результате двойственной политики властей во второй половине XVII в. городские владения церковных организаций (от единичных дворов до целых слобод) сохранились в 60 городах Европейской части России^{118}.

Власти смирились и с несанкционированными переселениями предприимчивых крестьян на посады, совершенными с 1649 по 1684 г., о чем, в частности, свидетельствует царская грамота новгородскому воеводе князю Б. Прозоровскому от 8 ноября 1693 г. о зачислении в посадское тягло крестьян, поселившихся в Новгороде в этот временной промежуток^{119}.

Крестьянство состояло из нескольких категорий: государственные (черносошные, ясачные) крестьяне; дворцовые крестьяне; частновладельческие (вотчинные, помещичьи) крестьяне; монастырские и архиерейские крестьяне; сельские бобыли; захребетники; подсоседники^{120}. В жесткой крепостной зависимости от светских и духовных феодалов оказались частновладельческие (вотчинные, помещичьи) и монастырские крестьяне. Государственные и дворцовые крестьяне входили в резервную армию для пополнения крепостного люда, поскольку населенные ими села и деревни царские власти порой передавали в частные руки. Кое-кто из вотчинных, монастырских и архиерейских крестьян проживал не в сельской местности, а в городских частновладельческих слободах и занимался не сельским хозяйством, а ремеслом, промыслами и торговлей. Спорным является вопрос о социально-экономическом положении так называемых крестьянских детей — одной из категорий оброчных крестьян, освобожденных от барщины^{121}.

Существовали и просто вольные (гулящие) люди, ярыжки, не гнушавшиеся любой поденной работой по найму. Маргинальное положение занимали нищие. В Смутное время начала XVII в. вследствие полосы неурожайных лет, серии эпидемий, действий отрядов интервентов и казаков число обездоленных людей в стране значительно возросло. Не имея возможности уплатить государев налог и выполнить прочие повинности, кое-кто из мужчин не выдерживал, бросал семью и уходил из родного города в поисках счастья. Оставшись без глав семейств и без средств существования, многие женщины нищенствовали. Только в Великом Устюге, поданным писцовой книги 1623–1626 гг., вдовы, проживавшие в 27 из 689 городских дворов, бродили по миру, прося подаяние. Для не имевших жилья нищих, а также для немощных одиноких стариков горожане построили на мирские деньги две богадельни у храма Иоанна Богослова^{122}.

В Московском царстве сформировалась целая лестница чинов (думных, дворянских, духовных, приказных, купеческих, посадских, крестьянских) и должностей (придворных, казенных, военных, уездных, земских, общинных), назначаемых либо выборных. Термин «чин» («чины») широко использовался в официальной делопроизводственной терминологии и государственной практике. Согласно представлениям В. О. Ключевского, «ход начавшегося приблизительно с половины XVII в. разрушения чиновного уклада русского общества обозначился тремя процессами — соответственно трем основаниям, на которых были построены различные части лествицы чинов»: 1) разверстка приказной службы между служилыми людьми по отечеству; 2) распределение казенных поручений между земскими людьми по личному доверию; 3) раскладка ратной службы и тягла между служилыми и земскими людьми по их хозяйственным состояниям^{123}. Как мне представляется, эти тенденции более четко прослеживаются лишь с конца XVII в.

Московские служебные чины (ранги) допетровской России так и не объединились в сословия, а представляли собой предсословные (либо квазисословные) группы, лишь позднее, в XVIII в., слившиеся в сословия. В отличие от Западной Европы, в России процесс законодательного оформления сословного строя шел медленно, неравномерно и затянулся до второй половины XVIII в., когда сложилась и система сословного суда. Само же понятие «сословие» стало использоваться для обозначения социально-правового деления населения только с начала XIX столетия.