Кузнечик сын кузнеца (рассказы)
Шрифт:
Сослуживицы, стараясь скрыть узкогрупповые интересы, направляются к выходу. Сегодня ей отведена роль замыкающей, возможно, чтобы расставить все точки над и.
– Останьтесь, - просит руководитель, обращаясь на вы.
– У тебя кто-то есть?
Возникает пауза. Чтобы парировать следующий вопрос она говорит ему прямо в глаза:
– Да, есть! Но у меня с ним ничего не было…
Руководитель смотрит глазами преданной собаки; если бы у него был хвост, он не мучился бы геморроем. Самопроизвольно включается автоответчик. Последний голос, записанный с раздражением, словно джинн вырывается наружу.
– Ты напрасно
Руководитель вскакивает, чтобы закупорить громкоговоритель, но горлышко слишком велико и женские слова проскакивают между пальцев.
– Поздравляю тебя, я беременная. Кстати, муж мой уже в курсе. Негодяй! Айяяй!
Слышна пощечина и плачь маленького ребёнка, которого пора кормить обещаниями. У руководителя звуконепроницаемый взгляд, потому что в автоответчике кончались слова.
– Не уходи! – просит он. – Я должен тебе сказать, что это плакала девочка, но к ней я не имею никакого отношения.
– Прости, - отвечает она.
– Мне нужно идти работать.
– А вечером?
– Лучше не спрашивай.
Вечером, редактируя статью, она ставит галочки; от перемены мест цитат из классиков изменяется словарный запас.
– Почему именно карандашом? – потягивая пиво, спрашивает он. – Есть же компьютер.
– Мне так проще, - отвечает она. – Хотя… м-м-м, почему бы нет…
В полумраке вспыхивают плазменные панели. В телевизоре плавает говорящая голова. Звучит музыка, которая делается ораторским мастерством, поэтому не нужно напрягать голосовые связки. В компьютере живёт тысяча непрочитанных писем; крупные деньги лучше сберегать в бумажных носителях. Записаться в друзьяможно одним победоносным кликом; от фотошопапоявляются отвратительные прыщи. Стук по клавиатуре смешивает роднойалфавит с английским. Между делом можно разложить косынку.Редактируя статью, она незаметно попадает в социальную паутину, где мнение большинства преобразуют истину. Вопросы сыплются, словно из бараньего рога. В основном изобилуют стилистические ошибки. Написание текстов становится для всех хобби.
– Хватит! – кричит она. – У меня кружится голова. Убирайся!
– Что с тобой муха? – спрашивает он.
– Что ты сказал? Я не расслышала, повтори…
– Я сказал: у тебя красивые… крылья…
В свете ночника зарождается утро. Она давно проснулась, но продолжает лежать с закрытыми глазами, потому что ей хорошо ведь рядом его дыхание. Любовная связь стёрла неприятный вкус вчерашнего вечера. Как же ей хорошо. Впервые за много лет случайных связей ей по бабскипросто и хорошо, когда не нужно притворяться: скулить, чередуя оханье с аханьем, когда удовлетворение воспринимается как должное, ожидаемое много, много раз.
От сказанных слов «доброе утро» становиться теплее на душе. Перемещение по комнатам приобретает особый, семейный смысл, правда, у каждого свои естественные интересы: он с голым торсом делает гимнастику, она подчеркиваетсвою красоту у зеркала.
– Моё лицо, посмотри! – вскрикивает она. – Жёлтого цвета. А в глазах почему-то тёмный оттенок.
– Успокойся!
– требует он. – Я не вижу никаких проблем. Всему виной зеркало... азиатское производство… так что… это оно искажает...
На некоторое время она успокаивается, потому что слова суженогокажутся убедительными, тем более её лицо по-прежнему красиво. Она даже не замечает, как сужается разрез глаз, потому что её потребительская жизнь трансформируется в лучшую сторону.
Всему виной чувство близости к нему, когда не страшно идти по самому краю, осознавая, что падение возможно только на длину привязанности.Сослуживицы на работе перестают с ней здороваться.
«Завидуют», - думает она.
Старого руководителя за переплату налогов привлекают к ответственности, и на его место приходит новый руководитель, который вместо служебных романов предпочитает мемуаристику. Зная её скверный характер, никто не решается сказать, что она изменилась в лице.
Вечером, возвращаясь с работы, она встречает у дома дворника, который, перекладывая листву с места на место, бросает в её адрес:
– Галбир сайтай! (2)
Она понимает это как должное, но переспрашивает:
– Правда?
– Галбир сайтай, - повторяет дворник.
В квартире пустота; его нигде нет. Только на зеркале паутина и надпись черным маркером:
«Здравствуй, муха!»
Перед тем, как разбить зеркало она всматривается в лицо: чуть плоское, с желтоватым оттенком; где главное притяжение – большие карие глаза, правда, чуть-чуть стеснённые узким разрезом, нос прямой, в выразительных губах еле заметная усмешка, щёки…
«Бах!!»
Зеркало разлетается на маленькие кусочки.
Части лица падают плавно, словно осенние листья.
Уже поздно, но ей нужна скораяпомощь, которая, как обычно, приезжает вовремя.
– Доктор, что со мной? – держа в руках старую фотографию, спрашивает она. – Моё лицо…
– Бесподобно… вы… красавица! – от восхищения доктор хлопает в ладоши.
– Но оно изменилось!
– Это влияние иго...
– Иго?
– Да…
– Что же мне делать?!
– Ждать. Иго когда-нибудь кончится…
(1) New–новый диск Пола Маккартни (2013).
(2)Галбир сайтай – красивый (монг.)
ВАЛЕНКИ
Жизнь – это вечность в миниатюре.
Под вечер пришли первые заморозки. С серого неба ветер срывал белые хлопья, похожие на пух, которые кружились, словно в хороводе, и казалось не падали - просто исчезали – коснувшись земли, потому что в ней всё ещё хранилась теплота бабьего лета. В облаках забрезжила синева. И тут же, словно золотые рыбки, показались звёзды. Добавив бескрайним просторам: полям и лесам, убегающей вдаль реке, - света, от которого эта родная земля, уходящая в бесконечность, приобретала особый, священный смысл и от этого значения замирало сердце.
– Что-то сердце ноет, - сказал человек, стоящий посередине этой бескрайней земли. – Точно к снегопаду…
Эти слова он адресовал самому себе: вслух, громко, чтобы обозначить своё присутствие, возможно, как напоминание тому, кто наверху – главный - и от которого зависит будущее пожилого человека.
«Кто я, - спрашивал он про себя. – Сейчас древний Иван, вечный дед, не помнящий родства…»
После этих слов дед всегда улыбался. Как-то не произвольно они всегда выскакивали, можно сказать, случайно. Затем шутка зависала над бездной, над желанием уйти, чтобы не возвращаться, потому что давным-давно настало дедово время. А небесная канцелярия, как назло, молчала, словно издевалась, возможно, специально путала списки претендующих ввысь лиц. Или ещё хуже – главный - от которого зависело будущее вечного деда, специально его вычёркивал, как до конца не определившегося.