Кузница Тьмы

– Но есть ли что ценное в твоей вере, Аномандер? Не в том ли весь вопрос?

– Что же сделала Т'рисс? Сама темнота изменилась.

И снова Мать не ответила ему, обратившись к Эмрал.
– Сообщи сестрам и братьям, Верховная Жрица. Храм освящен.

"Это был дар Азатенаи? Освящен Витром?" – Мать Тьма, что отвратило от нас Синтару? Вера ее была нерушима...

– Легко разрушима, - возразила Мать Тьма.
– Амбиции и тщеславие. Азатеная способна глубоко видеть смертную душу, но ей неведом такт, непонятна ценность сокрытия истины.

– А ее дар?
– спросила Эмрал.
– Она стала бескровной, белой как кость.

– Отныне она вне моей досягаемости, возлюбленная Эмрал. Всё.

– Но... куда же она пойдет?

– Еще увидим. Я думала... нет, не сейчас. Вы оба стоите в присутствии Ночи. Вас уже не слепит темнота, и все ко мне приходящие обретут такое благо. Уже сейчас, - заметила она, - я вижу, как Ночь сходит на вашу кожу.

Однако Эмрал, поглядев на Аномандера, вздохнула: кожа его стала эбеново-черной, но волосы серебристыми.

Мать Тьма тоже вздохнула.
– Ты всегда беспокоил меня, Первенец. Однажды я расскажу тебе о матери.

– Мне она не интересна, - заявил Аномандер.
– Любовь не выживает в отсутствие воспоминаний, а о той женщине мы не помним ничего.

– И в тебе нет интереса?

Вопрос заставил его вздрогнуть. Но он не ответил.

Эмрал хотелось заплакать, но глаза оставались сухими, словно засыпанными песком. Она с трудом заставила себя не делать шага назад, чтобы оставить их наедине, для горького разговора. Нет, она не сбежит подобно Синтаре. Тщеславие ей не свойственно, а вот амбиции... другое дело, хотя пути их, возможно, слишком запутаны.

Мать Тьма смотрит на нее, заметила жрица. Смотрит и молчит.

Аномандер, наконец, подал голос: - Мать, будешь говорить с трясами?

– Не сейчас. Но предупреждаю тебя, сын: не мешай собираться верующим. Отрицатели никогда не лишались веры - они лишь отрицают веру в меня. И пусть. Я не стану заставлять. Трясы будут настаивать на независимости в государственных вопросах.

– Так назови своего врага!
– Крик Аномандера обежал палату, в нем слышались отчаяние и гнев.

– У меня их нет, - ответила она спокойно.
– Аномандер. Выиграй для меня мир, вот о чем я прошу.

Он разочарованно прошипел: - Я воин и знаю лишь кровь, Мать. Я не могу выиграть, если должен разрушать.

– Тогда ради всего святого, Первенец, не выхватывай меч.

– Какую угрозу может нести Синтара?
– спросил он требовательно.
– Какой раскол способна она породить? Ее войско слабо - жрицы и полудюжина шпионов среди слуг. Трясам она не нужна...

– Она несет отныне дар, и он будет привлекать приверженцев.

– Тогда позволь арестовать ее со всей кликой, бросить в камеру.

– Дар не скуешь цепями, Первенец. Вижу, вы оба не можете понять - но раскол необходим. Надо нанести рану, чтобы потом исцелить.

– А Драконус?

Услышав вопрос Аномандера, мать застыла, а воздух в святилище затрещал от холода.
– Оставь меня, Первый Сын.

– Без него, - настаивал Аномандер, - поставленная мне задача непосильна.

– Иди.

Путь перед ним поистине непосилен. Эмрал видела мрачный отсвет понимания в темных глазах. Он вихрем развернулся и вышагал из палаты.

Голова Эмрал кружилась. Воздух обжигал горло и легкие.

Мать Тьма заговорила: - Возлюбленная Эмрал... Однажды я задала Кедаспеле вопрос. Прочитала по глазам, что вопрос ему давно знаком, что он разрывает ему душу. И все же он не сумел дать ответ.

– Мать Тьма, что это за вопрос?

– Такой задают художнику, создателю портретов, чей талант не в руках, а в глазах. Я спросила: как можно нарисовать любовь?

Он знал вопрос. Он задавал его себе.

Но не находил ответа. Понимаешь, - продолжала Мать, - когда видишь в темноте, ничто не скрыто.

Если бы она сейчас зарыдала, слезы застыли бы на щеках, оставляя рубцы ожогов. Чтобы все видели.

– Ничто, - добавила затем Мать Тьма, - кроме самой темноты.

Полупьяный Хунн Раал уставился на ввалившуюся в комнату белокожую женщину. Он видел войну страха и ярости в ее глазах, но сильней напугала его алебастровая бледность лица. Даже Сильхас Руин не наделен такой чистотой.

Он с трудом заговорил: - Ве... Верховная жрица, что с вами? Вы зачарованы... что за новый вид магии открыла Мать Тьма?

– Я изгнана, дурак! Отлучена от Ночи! Это не ее дело - Азатеная сказала, что может видеть мою душу. Сказала ужасные...
– Синтара отвернулась, он заметил, что она трепещет.
– Она коснулась меня. Был свет. Ослепляющий свет.

Он заставил себя встать со стула. Комната чуть накренилась... он встал прямее. Глубоко вздохнул, укрепляя дух, и шагнул ближе.
– Верховная жрица, я скажу, что вижу, когда ныне взираю на вас...

– Не надо.

– Я зрю женщину перерожденную. Синтара, среди всех женщин вы одна не принадлежите темноте.

Она посмотрела на него.
– Свет во мне. Я чувствую его!

Он кивнул.
– А я вижу, как он светит вовне, верховная жрица. Бояться нечего. Истина перед моими глазами.

– Перерожденная, - шепнула она. И тут же сверкнули глаза: - Я требую убежища.

– И вы пришли ко мне. Понимаю, верховная жрица.

– Куда мне еще пойти? Но оставаться здесь нельзя. Мне нужна защита Легиона...

Он выпрямился, промолчав. Нужно было всё обдумать.

– Хунн Раал...

– Момент, прошу вас. Это осложнение...

– Вот кто я? Осложнение? Не похоже на вчерашнюю вашу раболепную позу. Бормотали, что все в порядке...

– Вчера вы были Верховной Жрицей Матери Тьмы, - бросил он.
– Но теперь она вами не владеет, Синтара. Я обязан думать о господине и будущем, которое его ожидает. Обязан думать о Легионе.

Она стояла, глядя на него.
– Сберегите эту чепуху для легковерных глупцов. Я вижу ваши амбиции, Хунн Раал. Знаю вашу родословную. Вы жаждете вновь ходить по этим залам, заняв подобающее место. Ваш господин - просто средство, не цель.