Кузницы Марса. Трилогия

– На “Томиоке”.

– Да, – согласился Котов.

– Думаю, я знаю, что это, – произнёс Робаут, наклонившись и перебирая сгнивший комок узорчатой ткани. Затем он осторожно взял что-то маленькое и тускло блестевшее в свете потрескивавшего оборудования на потолке пещеры.

Он поднял предмет, чтобы увидели остальные и Котов немедленно сопоставил его с объектом, который распался в руке Танны под “Томиокой”.

– Что это? – спросил Танна.

– Часть стреляющего механизма ксенооружия, – сказал Робаут.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовался Котов.

– Пожалуйста, архимагос, я – вольный торговец, моя работа – путешествовать по разным местам и видеть вещи, за которые большинство людей отправятся на прогулку в один конец в камеру пыток, – ответил Робаут. – Что касается вашего конкретного вопроса, то однажды я присутствовал на очень эксклюзивном аукционе, организованном одним из приграничных археотековых кланов на окраинах Звёзд Вурдалаков. Очень исключительном аукционе и строго по приглашениям. И даже после этого они соблюдали осторожность, проводя каждую часть сделки с помощью марионеток-сервиторов и поставив условие, чтобы каждый посетитель прошёл процедуру биогенного неразглашения. Восприимчивые к глоссии капсулы яда, нейронные датчики, соединённые с имплантированными распылителями микротоксинов. Довольно обычное дело среди самых предусмотрительных коллекционеров.

– И как вы сможете что-то сейчас рассказать нам? – спросил Котов.

– Вы думаете, это был первый незаконный аукцион с моим участием, архимагос? – почти обиженно ответил Робаут. – Не существует подобной технологии, которую я не сумел бы обойти. Как бы то ни было, последний лот аукциона оказался изготовленным по специальному заказу стазисным саркофагом, в котором хранилась ксеноформа с оружием, обладавшим точно таким же стреляющим механизмом.

Пока Робаут рассказывал об аукционе, металл в его руке начал рассыпаться с ускоренной деградацией.

– Что за вид ксеносов? – спросил Танна.

– Они называли его ночным воином хрудов.

Подёрнутые фосфорными росчерками магистрали протянулись по всей длине “Сперанцы”, противостоя тьме неоновой яркостью. Жидкие инфоядра ослепительно вспыхивали, словно миниатюрные солнца, бросившие вызов матовой мгле окружавшей их пустоты. Невозможно плотное и сложное инфопространство ковчега Механикус раскинулось перед Авреемом сверкающими бинарными созвездиями.

Вот что лежало под грубой материей “Сперанцы”: сеть пульсирующей информации, представленной в её наичистейшей и самой точной форме. Никакие стены из стали и камня не ограничивали путешествие информационного света вокруг корабля, ни один аспект его жизни не работал независимо от остальных.

< Всё связано, > произнёс Авреем, наслаждаясь недавно обретённым знанием лингва-технис. < Как я мог не видеть этого? >

Свет омывал его, когда он легко проходил сквозь реальную структуру ковчега, которую всегда воспринимал столь же твёрдой и непроницаемой, как любое планетарное тело. Теперь он увидел ошибочность этого, сбросив оковы плоти и отдавшись неограниченным возможностям невидимого инфопространства внутри “Сперанцы”.

Авреем наблюдал, как сходятся бесчисленные потоки света, и полученное целое сияло ярче, чем сумма частей. Он видел, как преобразуются геометрические формы, меняясь от новой информации. Он пролетал рядом со стаями мимолётных данных, которые скользили по поверхности сверкающей супермагистрали знания.

Иногда данные сжимались, становясь тусклыми и невосприимчивыми, а потоки света меняли направление. Пути разделялись, течение изменялось, как вода в реке.

На что указывали подобные изменения?

Авреем не знал, но он видел, как по всему кораблю свет скручивается в новые схемы, постоянно реорганизовывая и перестраивая себя. Сколько времени прошло с тех пор, как магос Тихон и Хирона Манубия усадили его на полированный трон в самом центре “Электрус” и соединили тактильные имплантаты механизированной руки с божественными схемами кузни?

Минута? Год?

Гексаматические вычисления хлынули в голову Авреема: взаимосвязанная паутина квантовых алгебраически сопряжённых чисел, аксиомы метатеории, четырёхмерные геометрические построения, Н-топологические параметрики и множественные уравнения. Даже самые простые концепции оказались совершенно непостижимыми для сознательного разума Авреема. Только глубочайшие части его психики сумели обработать множество нелогичных, не имеющих причины и парадоксальных принципов гексаматики.

Его приобщение к этому загадочному ответвлению математической технотеологии стало жестоким и болезненно быстрым. Оптические загрузки направили прямо сквозь глаза в кору головного мозга.

Несовершенный метод внедрения знаний, результаты которого, по словам магоса Тихона, исчезнут без постоянной поддержки. Только полная реконструкция когнитивной архитектуры и многочисленные инвазивные мозговые имплантаты позволили бы загрузкам установить постоянную связь с синаптическими путями.

К большому облегчению Авреема такие процедуры были за пределами умений любого из присутствующих в кузне “Электрус”, а на ближайшей медицинской палубе шли бои. Настолько мучительно болезненными были эти загрузки.

Но любая боль стоила того, чтобы увидеть корабль таким, как сейчас, пролетать вдоль всего его корпуса за время, которое требовалось для формирования мысли. Крупнейшие кузни, храмы и информационные сети являли собой гиперплотные сверхновые звёзды света. Командный мостик сиял столь ярко, что было невозможно смотреть.

Каждая критическая система представляла собой пульсирующую звезду многоуровневой информации, сохранённых знаний и накопленной мудрости всех, кто работал внутри. И при этом взор Авреема не ограничивался только системами корабля.

Рассеянная словно туманные облака блестящей пыли команда “Сперанцы” микроскопическими пятнышками проступала сквозь узоры окружавшего света. Из-за ограничения тысячелетними догмами и следования предписанным путям никто из них не мог летать в инфопространстве столь же свободно, как Авреем.

Но даже самые блестящие адепты были всего лишь крошечными тлеющими угольками в сравнении с сердцем ковчега, где обрёл форму его гештальт-дух. Общая сумма всех их знаний казалась почти ничем рядом с тем, чем владел корабль в своих глубочайших и самых скрытых логических хранилищах.

Виталий и Манубия предупредили его не рисковать удаляться от “Электрус” и ограничиться простой проверкой, чтобы понять мог ли он вообще летать в инфопространстве. Его строго-настрого проинструктировали держаться подальше от любой системы заражённой прикосновением Галатеи. Ему ещё предстоит столкнуться с её коварством. Немало адептов поддались благоговейному страху и проследовали в опасные архипелаги испорченного кода, их мозги умерли, а тела годились только для преобразования в сервиторов.