Квартира (рассказы и повесть)

Мартынюк оживился, полез по карманам куртки, среди стёртых бумажонок нашёл одну, разобрал с трудом адрес, ткнул Сергея в грудь.

— Во! Давно в заначке, одному тут делать нечего — вдвоём надо. Печь вынести, голландку. Пошли, гроши пополам.

— А сколько дадут? — спросил Сергей.

— Посмотрим, прицепимся, — уклончиво сказал Мартынюк, и карие глазки его, вдавленные, меленькие, заблестели, как перед выпивкой.

— Сходи, — обронил Кузичев, хмурясь то ли от ветра, то ли от своих каких-то невесёлых мыслей.

Из люка вылез Ботвин. Левой рукой, локтем он прижимал папку, правой держался за поручень. Нос у него был фиолетовый, под цвет берета, и а копчике висела простудная капля. Он то и дело смахивал её рукой, по капля появлялась снова. Обойдя стенку, он записал выработку, помараковал с карандашом над блокнотом, стоя в сторонке и шмыгая носом. Кузичев показал Сергею на него глазами:

— Спроси. Может, даст адресок.

Сергей подумал: чем чёрт не шутит, за спрос не дают в нос, и подошёл к прорабу.

— Юрий Глебыч, помогите в одном деле.

Ботвин посмотрел на него рассеянно, моргнул и словно сморгнул его речь — ни да, ни нет, точно так же сопит, как и сопел.

— Поможете?

— Ну, ну, говори, я слушаю, — монотонно откликнулся Ботвин. Голос у него был глухой, сипловатый, как у всех работающих на открытом воздухе.

— Кооператив выделяют, так денег надо. Подзаработать бы, вечерами. Может, у вас есть где?

— При одном условии, — проворчал Ботвин.

— Каком?

Ботвин указал карандашом на Мартынюка:

— Без него.

— А что?

— А то, чтоб без халтуры. Тебе могу доверить…

Сергей пожал плечами: дескать, это дело не его, хотя, возможно, прораб и прав. И тут же почувствовал укол совести: Мартынюк к нему со всей душой, как к своему товарищу, а он, Сергей, таится, как бы замышляет что-то против Мартынюка.

— А он, что, подводил вас?

Ботвин неопределённо повёл сырыми, нездоровыми глазами и, наклонив голову, отчего берет перевалился в ту же сторону, сказал, понизив голос:

— Есть одна семья. Старик — профессор истории, друг моего отца. Сын — инженер, невестка — пианистка. Интеллигенты. У них четырёхкомнатная, огромная квартира, хотят сделать косметический ремонт, плитку в кухне и ванной. — Он вдруг умолк, задумался и, помолчав, спросил: — Может, на пару с женой? Или с Кузичевым? Смотри. Хочешь, зайди к ним, посмотри, тут рядом. Адрес дам и записку.

Сергей поглядывал на Мартынюка. Тот, казалось, так и приплясывал от любопытства, вострил уши, не спуская глаз с Ботвина. Но услышать что-либо было невозможно — Ботвин говорил тихо, к тому же дул сильный боковой ветер.

— Ну? — спросил Ботвин. — Писать?

Сергей кивнул. "Бог с ним, с Мартынюком, перебьётся на своих печках, — подумал он. — Всё равно пропьёт, а тут квартира горит…"

Ботвин написал короткую записку, вырвал лист из блокнота, протянул Сергею.

— Смотри, только с моим условием. Проверю. Если подведёшь, приду, сверну работу. Ты меня знаешь.

Да, Сергей знал: из интеллигентов Ботвин, вежливый, ругани не услышишь, но с принципами и твёрдый, вежливостью своей так проймёт — хуже, чем руганью.

Осторожно, как-то по-стариковски ставя одну ногу к другой и чуть пережидая после каждого шажка, Ботвин полез вниз по лестнице. Про него говорили, что ребёнком он пережил блокаду и потому такой хилый. Хилый-хилый, а целый день не присядет, лазит по этажам, раньше всех приходит, позже всех уходит, дотошный, въедливый, упрямый.

Сергей сунул сложенный листок в боковой карман и вернулся к стене, возле которой докуривали сигареты Кузичев и Мартынюк. Кузичев лишь прищёлкнул губой, зато Мартынюк набросился без всяких церемоний:

— Ну что, адресок дал? Квартира? Покажи.

Кузичев равнодушно отвернулся. Сергей похлопал по карману, где лежал листок, и не без смущения отшутился:

— Военная тайна. У сумасшедших одних потолок обвалился.

— Ну, ну, — надулся Мартынюк, но тут же и отошёл, такой у него был характер, вроде бы лёгкий. — Шут с тобой! Мне эти квартиры во уже где сидят: месяц на одном месте шарашиться. Я люблю мелкую работёнку: час-два — и на бутылку наскрёб. Верно, Кузьмич?

Кузичев вместо ответа сплюнул через стенку.

— Все, кто куда, а я в сберкассу, — сказал он как бы нехотя.

Это была его любимая присказка, он не уставал повторять её каждый день, и всякий раз "в сберкассу" означало разное: домой в конце дня, в столовую во время перерыва, бригадир зовёт в прорабскую — тоже в сберкассу. Кто куда, а Кузичев, разумеется, в сберкассу. По годам он был самый старший, за пятьдесят, тихий вроде бы, смирный, но Сергей-то знал, какая пружинища сидит в нём. Как-то психанул из-за цемента, который Мартынюк хотел отдать за бутылку рыскавшему по стройке частнику, — так схватил Мартынюка за грудки, что чуть было не столкнул с лесов в пятиэтажный провал. Еле-еле Сергею удалось разжать его каменные пальцы. А вообще-то хороший мужик Кузьмич, справедливый. Раньше, говорил, агрономом работал в Калининской области, это ещё когда по мясу и молоку перегоняли. Ходил чего-то там доказывал, права качал. Снимали его, выговоры лепили, на заседаниях драили за строптивость — держался, отбивался, не уходил из совхоза, а потом плюнул, уволился — и в Питер, к дочери. Сначала подручным каменщика, потом каменщиком поставили. И тут тоже сцепился в первое время с начальством из-за перебоев: то раствора нет, то кирпич не подвезли, то кран стоит, неисправен, то пятое, то десятое — ругался, говорят, только перья летели. А потом вдруг смолк, притих, всё молчком, ни на кого не смотрит, вроде ни до чего нет дела. Отстоял свои восемь часов — и с приветом! Рыбку на Неве ловит, коту на радость… "Кто куда, а я в сберкассу".

Мартынюк ткнул Сергея в грудь, в то место, где лежала записка Ботвина.

— С этим ты сегодня всё равно не начнёшь, только сговоришься. Давай сбегаем на печку, тут рядом. За вечерок выкинем.

— В библиотеку надо, книжку взять, — как бы оправдываясь и не желая лишний раз обижать Мартынюка, сказал Сергей.

— Ты мне мозги не пудри! — вдруг окрысился Мартынюк.

— Честно! Третьего мая зачёт, а у меня ещё и книжки нет.

— Ну, смотри, — обиделся Мартынюк, — я же не клеюсь к тебе, ей-богу, нужна мне твоя квартира, как зайцу бубен.

— Ну, хорошо, давай так: я захожу, смотрю квартиру, — Сергей похлопал себя по карману, — а ты меня ждёшь внизу. Потом идём выбрасывать печь. Замётано?

— Ну вот! — Мартынюк, беззаботно всхохотнув, побарабанил себя по животу. — Живём, Пашка Мартынюк!

Они ударили по рукам. Кузичев, насмешливо следивший за их разговором, наставил на Мартынюка палец.

— Смотри, Пашка Мартынюк, завтра чтоб с утра на стенку. Понял?

Мартынюк вытаращил вдруг порыжевшие глаза, истово и неверно перекрестился: