Кыся в Америке (Кыся - 3)

– Ох, сэр!
– спохватился Тимур.
– Совсем из головы выскочило... Скажите, пожалуйста, нет ли у вас в порту сейчас какого-нибудь парохода из Израиля?

– Нет, тынок. И в ближайшее время не предвидится. А тебе очень нужно?

– Да, сэр.

Начальник достал из бумажника свою визитную карточку (у Шуры тоже были такие. Он ими ужасно хвастал!..) и протянул ее Тимуру:

– Позвони мне через месяц. Может быть, я сумею тебе чем-нибудь помочь.

И тут мне в голову неожиданно пришла здравая мыслишка!

– Спроси, нельзя ли поговорить с русским капитаном по радио или телефону?

– прошипел я поШелдрейсовски в ухо Тимуру.

– Простите, сэр, - сказал Тимур.
– А нельзя ли связаться с русским капитаном каким-нибудь способом? Мы заплатим.

– Не надо платить, - коротко сказал начальник.
– Пошли ко мне.

В кабинете начальника у окна в углу стоял американский флаг. На столе в красивой рамочке - фотография женщины и трех девочек. Кроме компьютера и обычного телефона стоял пульт с кнопками, размером с Шурину пишущую машинку.

Начальник нажал на пульте одну кнопку и сказал в какую-то решеточку на пульте:

– Бостон. Порт. "Академик Иоффе". Каюту капитана или мостик. Если отсутствует - Старшего помощника.

Внутри пульта что-то щелкнуло, нежно взвыло, и послышалась негромкая ритмическая трескотня. Затем - пауза, короткий слабый гудочек, и сразу же хрипловатый голос моего Мастера по-английски:

– Хелло! "Академик Иоффе". Слушаю.

– Мастер! "Элизабет" приветствует тебя, - сказал начальник в решеточку и поманил нас с Тимуром к столу.
– Тут с тобой хотят поговорить...

Я моментально выпрыгнул из рюкзака и дрожащим от волнения Шелдрейсовским голосом сказал в решеточку на пульте:

– Мастер... Это я - Мартын... Кыся.

– Кыся!!! Друг ты мой бесценный!.. Да где же ты, мать твою? Я уже не знал, что подумать!..
– закричал Мастер по-русски.

Краем глаза я видел, что хозяин кабинета был слегка охреневшим - он думал, что с Мастером будет говорить Тимур. Тем более что меня он НЕ СЛЫШАЛ, но чувствовал, что я что-то говорю. А тут капитан "Академика..." еще и кричит что-то по-русски!

Начальник растерянно посмотрел на Тимура, а тот в ответ только руками развел - дескать, и такое бывает, сэр...

– Мастер, пожалуйста, говорите со мной по-английски, а то здесь, кажется, небольшой перепуг, - сказал я.
– И вообще, не волнуйтесь. У меня все в порядке...

– О'кей, о'кей!..
– Мастер перешел на английский.
– Стив! Я тебе очень признателен за эту связь!.. Мне это было чрезвычайно важно...

– Я это вчера видел, - сказал начальник.
– Говорите друг с другом. Не теряйте времени.

– Кыся! Как ты там? Что ты там? Встретил своего Шуру?

– Нет, Мастер. Но в это дело мы уже подключили полицию Квинса.
– Мне показалось, что так мой ответ будет звучать весомее.

Тимур не выдержал и добавил в решетчатый микрофон пульта:

– А они, наверное, свяжутся потом с Бруклином. С их полицией. Потому что...

– Это еще кто?
– удивился Мастер.

– Это мой новый друг, Мастер. Бывший москвич. Я пока у него поживу. Пока не найдем Шуру.

Тимур снова влез в разговор:

– Мы вам здесь все наши телефоны оставили! Так что, если в следующий раз...

– Понял, - уже спокойным голосом прервал его Мастер. Мартын! Кыся ты мой дорогой. Тебе тут все передают привет. И "маслопупы", и "рогачи", и все мои помощники. Обнимают тебя, скучают, а вот Люся тебя даже целует...

Тут же раздался голос Люси. Наверное, она была в каюте капитана.

– Кысичка! Лапочка моя...

– Ну, все, все!
– строго оборвал ее Мастер.
– Я тебе жму лапу, Мартын. Эй, парень! Москвич! Ты смотри там... Помоги Мартыну.

– Не волнуйтесь, сэр. Все будет о'кей.

– Мартын! Спасибо тебе за все! Ты меня понимаешь?

– Да. И вам спасибо, Мастер. До свидания...

– Стив!
– крикнул Мастер из решеточки пульта.
– У меня нет слов! Но я сегодня же пришлю тебе пару бутылок "Джека Дэниельса"!.. Конец связи.

Я никогда в жизни не был в полиции.

Те столкновения с полицией, которые происходили у меня в Германии, совершались на свежем воздухе у таможни в Кильском порту, или под открытым ночным небом на автобане Гамбург Мюнхен, или в миллионерском районе Мюнхена - Грюнвальде, под крышей нашего с Фридрихом фон Тифенбахом дома...

Вот в милиции я бывал!

Правда, всего один раз. Которого мне вполне хватило для исчерпывающей полноты впечатлений.

Года четыре тому назад Шура Плоткин решил всерьез заняться моим образованием. Мы с ним уже постигли Конрада Лоренца, собственно говоря, Лоренца постигал Шура. Он тщательно изучал схемы выражений морды Котов, соответствующие их сиюсекундному настроению. А я специально для него корчил рожи, чтобы он мог отгадать - что я думаю в этот момент и что произойдет в следующее мгновение.

Но уже доктора Ричарда Шелдрейса мы штудировали вдвоем, тренируя друг друга, помогая друг другу и зачастую поначалу не понимая друг друга. Однако потом все наладилось. Не сразу, но наладилось.

Следующим этапом моего образования было - постижение прекрасного. Так сказать, прикосновение к искусству во всех формах.

Начали мы с живописи. Шура сначала показывал мне репродукцию, а потом разругивал ее, говоря, что это, дескать, образец препошлейшего социалистического реализма.

Я тупо разглядывал картинку и ловил себя на предательской мысли, что в этой картинке мне почти все очень нравится! Я на ней все-все понимал. А для Котов, оказывается, это самое главное.

Когда же Шура, захлебываясь от восторга, совал мне под нос другую репродукцию и говорил, что это блистательный шедевр французского импрессионизма, вершина мирового искусства, но смотреть ее нужно издалека, ибо она написана в модной тогда манере и технике "пуантилизма", то есть из сочетания разноцветных точек, которые сливаются в единый зримый образ лишь при взгляде с достаточного расстояния, - я покорно отходил к противоположной стенке комнаты и искренне скорбел о том, что еще не дорос до понимания подлинного искусства...