Кыся в Америке (Кыся - 3)
Шрифт:
И несмотря на свое собственное смятение души, граничащее с помешательством от тревоги и радости, я вдруг заметил, что Рут Истлейк, сержант американской полиции тридцати трех лет от роду, мать русского мальчика Тимура, одна из самых красивых Женщин светло-шоколадного цвета, которые когда-либо встречались мне в жизни, с очень пристальным вниманием и совершенно не полицейским интересом.разглядывает Шурины фотографии, висящие на стенах и валяющиеся на письменном столе рядом с НАШЕЙ пишущей машинкой...
Надеюсь, что заметил это только я!.. Рут проявляла к Шуриным фото такое поистине
...ПУСТЫННЫЙ ЖЕЛТЫЙ ПЛЯЖ, БЕСКРАЙНИЙ ОКЕАН... И НА ТЕПЛОМ ПЕСКЕ, ОБНЯВШИСЬ, СИДИМ МЫ ВСЕ ЧЕТВЕРО - РУТ, ШУРА, ТИМУРЧИК И Я... А НЕПОДАЛЕКУ, В СТОРОНКЕ, СКРОМНЕНЬКО ЛЕЖИТ ТА - ПУШИСТАЯ, БЕЛЕНЬКАЯ ИЗ КВИНСА. А ВОКРУГ НЕЕ ПРЫГАЮТ НЕСКОЛЬКО МАЛЕНЬКИХ КОТЯТ МОЕЙ МАСТИ, РОЖДЕННЫЕ С УЖЕ ЗАРАНЕЕ РАЗОРВАННЫМИ ЛЕВЫМИ УШКАМИ. НУ СОВСЕМ КАК У МЕНЯ!..
...Уже в следующую секунду эта прекрасная, фантастическая картина исчезла, и я услышал всего лишь вторую половину фразы, сказанную старым евреем, хозяином этого дома:
– С тех пор как мистер Плоткин несколько дней тому назад уехал кого-то там встречать, мы его больше не видели.
– Абсолютно точно, - подтвердил мне его Собак по-Животному.
– Слушайте, Барри!– обратился старик к сержанту Гранту. Может быть, он уехал в Вашингтон? В Конгресс?..
– Вполне может быть, - по-Животному сказал мне его Собак.
– Верно, - согласился с ним сержант Грант.– Месяц тому назад мы получали запрос из Вашингтон на мистера Плоткина. Конгресс Соединенных Штатов интересовался его адресом...
"Не Конгресс, дубина! А конгрессмен... Как его?!.. Совсем из головы вылетело!..– Приятель Фридриха фон Тифенбаха... подумал я.– Нет, нужно ехать в Вашингтон!.. Хотя не будешь же бегать по Конгрессу Соединенных Штатов и ко всем привязываться, кто, дескать, из вас друг-приятель интеллигентнейшего миллионера из Германии Фридриха фон Тифенбаха?.."
– Я таки вспомнил!– сказал старик.– Мистер Плоткин при мне звонил туда к одному конгрессмену и обещал приехать, как только он встретит кого-то из Петрограда...
– Из Петербурга, - поправил его Тимур.– На худой конец - из Ленинграда.
– Для меня "худой конец" начался в Петрограде, детка. С тех пор я и живу здесь, - и старик погладил Тимура по голове.
Я будто знал, что Вашингтона мне не миновать!.. Недаром еще на первой Котово-Кошачьей сходке я упомянул об этом. Заявление слегка отдавало пижонством, но я уже тогда предчувствовал этот "вояж", как говорил Шура, когда куда-нибудь уезжал.
– Мам! Оставь, пожалуйста, наши координаты мистеру... Тимур запнулся, вопросительно посмотрел на старика.
– Меня зовут Дэвид Блум, детка.
– Мистеру Дэвиду Блуму, мам. Если мистер Плоткин вернется, он сможет нам позвонить и...– сказал Тимур и посмотрел на меня.
– Умница!– сказал я ему по-Шелдрейсовски.
– Обязательно, сыночек, - пообещала Рут.– Но мне кажется, этого
недостаточно. Хотелось бы выстроить дополнительный план поиска мистера Плоткина, а не ждать, когда он сам объявится...Но все это мне было уже неинтересно. Я знал одно - впереди у меня Вашингтон, конгрессмен... Как же его звали?!.. Черт бы его побрал... И там искать Шуру. Или настоять на том, чтобы этим занялось правительство Америки!
Собак ткнул меня носом в бок и, не то по-Животному, не то по-Шелдрейсовски - я так и не понял, сказал мне:
– Тебе нужно ехать в Вашингтон.
– Без тебя знаю!..– огрызнулся я, и тут же об этом пожалел: - Прости меня, старина. Я сейчас не в своей тарелке...
– Он мне будет рассказывать! Или я не вижу? Идем в коридор. Пока они будут вырабатывать план поиска, я тебе расскажу, почему я не ссорюсь с Котами и Кошками... Это очень странная история, и до сих пор мне ее некому было рассказать. Наверное, скоро я умру, и никто не узнает, что такое может быть на свете...
Мне его история была, как говорил Водила, "до лампочки". Особенно сейчас. Но после его заключительной фразы о скорой смерти, я не мог отказаться ее выслушать.
Мы вышли с этим старым Собаком в коридор, и он сказал:
– Я прилягу... Не возражаешь? Ноги - ни к черту!.. Старость, сынок... Ну, слушай. В молодости у меня с одной Кошкой, не будем называть имен, клянусь тебе, чем хочешь, был такой длительный и бурный роман, что не передать словами!!! Чтоб я так жил!.. Ах, что это был за роман!.. Потом, с возрастом, он, конечно, перерос в вялотекущие приятельские отношения. Нормальная нежная дружба двух пожилых Животных... Недавно я ее похоронил. Теперь я хожу на ее могилку в нашем палисаднике, за домом моего Додика Блума, и плачу... И жду не дождусь, когда снова увижу ее уже ТАМ. Семь лет... Семь долгих лет мы были вынуждены скрывать наши отношения!
– Почему?!..– возмутился я.– Когда такое - это же прекрасно!
Я тут же вспомнил свои достаточно откровенные отношения с Мюнхенской собачкой Дженни, принадлежавшей к аристократическому роду "карликовых пинчеров".
– Потому что мир состоит из идиотов, - сказал старый Собак.– Это моя точка зрения. Ты можешь не согласиться... Твое дело. Но с точки зрения большинства, любовная связь Собаки и Кошки такой же скандал, как если бы добропорядочная еврейская девочка из набожной еврейской семьи, посещающей синагогу и чтящей Талмуд, привела бы в дом своих родителей РУССКОГО ГОЯ... Или я знаю? Все равно, как если бы черный парень из Алабамы женился бы на белой потаскушке! Тебе хватит примеров?..
– Хватит. Дальше...
– Дальше было раньше, - вздохнул старый Собак.– Мне с этой Кошечкой было лучше всего на свете!.. Я с ней был таки половой Гигант! Боже мой, чего мы только с ней ни вытворяли!.. Я потом как-то пробовал делать это с разными Собаками-сучками... Не то. Ну таки совершеннейшее не то! А как она была хороша в оральном сексе!.. Как она ЭТО божественно исполняла! Судя по твоим боевым шрамам на морде и огромным яйцам между задних лап, которые даже хвостом не прикроешь, ты меня должен понять. Кстати, меня зовут Арни.