Лабиринт Сумерек

…И среди всех неприятностей, так внезапно свалившихся на ее голову, занозой сидела мысль, что свинцовый кубик так и не показал просимое. Эристо-Вет по-прежнему не знала, где сейчас темная жрица, и понятия не имела, как ее догнать.

Ийлура закрыла глаза.

– И тогда я посмотрела на себя в зеркало, – бубнила А-Ша, – знаете, у меня когда-то было настоящее зеркало…

– Да, конечно, – шепнула Эристо-Вет, мечтая лишь об одном, чтобы Покровители наказали эту женщину немотой.

Но память, самое страшное проклятие богов – и самый лучший их подарок, – уже вцепилась в произнесенное слово.

«Зеркало».

Ийлура усмехнулась. Мысленно разворачивая холст воспоминаний, неторопливо размышляя, чем может закончиться для нее еще один ритуал Хранителей… Когда-то давно ей довелось провести его, и эта глупая попытка едва не окончилась печально. Больше Эристо-Вет за все годы службы Ордену ни разу не делала ничего подобного и даже забыла о том досадном происшествии, но… Упоминание о зеркале внезапно разбудило само прошлое.

«И почему я не сделала этого раньше? – подумала Эристо-Вет. – Почему не вспомнила? Многое бы стало куда проще».

Но метхе Альбрус, побери его Шейнира, он не желал, чтобы его ученица помнила. Наверное, тогда старый синх ценил свою ученицу и не хотел ее потерять.

– Я тебя попрошу еще кое о чем. – Эристо-Вет крепко сжала пальцы А-Ши. – Обещай, что сделаешь. Я дам тебе золота…

* * *

Метхе Альбрус был лучшим, но в то же время самым надоедливым учителем из всех когда-либо живших под небом Эртинойса. Так искренне считала молоденькая ийлура с роскошными волосами глубокого синего цвета, сидящая за широким – в полный размах рук – деревянным столом. Необычный оттенок волос достался ей от матери и был редкостью в Гвенимаре; но, попав в Орден шести лет от роду, Эристо-Вет помнила, что на восточном побережье материка синие волосы встречаются часто – как будто их обладателей отметило дыхание океана.

Она закусила кончик пера и попыталась сосредоточиться на объяснении метхе. Это, конечно, было нелегко: шаловливый весенний ветер то и дело хлопал оконной рамой, вместе с ним в кабинет врывались запахи просыпающихся полей, травяного сока и разомлевшей под солнцем сырой земли. Ийлура представила себе, как хорошо в этот ясный денек запускать воздушного змея или просто сесть на быстроногого щера и махнуть за пределы Жемчужного кольца – туда, где навстречу солнцу рвутся из зимнего плена крошечные зеленые ростки, а по синему куполу неба медленно плывет силуэт ястреба…

Представила – и невольно зевнула. Метхе Альбрус кашлянул, тем самым деликатно напоминая о своем присутствии, а затем молча прикрыл окно.

– Продолжим.

– Да, метхе.

– Записывай, Эристо. Видящий Границу может не только говорить, но и вызвать в Эртинойс тень, если это необходимо. Однако подобные действия опасны для вызывающего и могут привести к летальному исходу.

– Э… мм… Метхе…

– Значит, к смертельному. – Синх усмехнулся, отчего резко обозначились тонкие полоски в углах рта. – Тень, попадая в Эртинойс, чувствует себя несчастной, начинает завидовать живым и может с легкостью увести вызывающего за собой. Понятно?

– Но если вызывающий не хочет идти, разве может тень утащить его силой?

Алые глаза метхе сузились. Он замолчал, словно плыл по тихой реке воспоминаний. Потом вдруг обернулся к Эристо-Вет:

– Силой? Боги, к чему это теням? Они могут сделать так, что ты сама побежишь за ними. Спасти может только одно… Пиши, Эристо… крик или кудахтанье петуха.

«Глупости какие», – подумала ийлура, но слова метхе прилежно занесла в конспект.

А синх продолжал, расхаживая по кабинету, временами останавливаясь то у высокой, с изогнутым горлышком, вазы, которая была отлита из радужного стекла, то у богомола, застывшего в янтаре. В классной комнате было расставлено немало занятных, а порой и страшных вещиц.

– Зеркала, Эристо. Вот ключ к Границе, вот откуда они могут наблюдать за нами, а мы за ними. Два зеркала, установленные друг против друга, образуют малый разрыв. И если позвать, тень не сможет противиться и придет. Разрыв закрывается, если убрать одно из зеркал. Но клянусь Покровителями… Это не записывай, Эристо… Такой ритуал окончился весьма безрадостно не для одного Хранителя Границы. А потому я не советую тебе его применять.

– Зачем же вы тогда рассказываете о нем? – Ийлура удивленно подняла глаза на синха.

– Он включен в общий курс, – пожал плечами Альбрус.

…К вечеру Эристо-Вет в точности знала, как правильно установить зеркала, на каком расстоянии от круга, их описывающего, разместить свечи и что говорить вызванной тени. В нее словно шкодливая тварь тьмы вселилась – наперекор здравому рассудку и предупреждениям метхе. Она подзуживала и нашептывала о том, что нет ничего плохого в желании еще раз увидеть матушку и что эта тень уж конечно совершенно безопасна и не сделает ничего плохого оставленной много лет назад дочери.

В компаньоны ийлура взяла соседку по келье – черноглазую и темноволосую девчонку, уроженку южной оконечности Гвенимара, что граничила с холмами кэльчу. Она была младше Эристо-Вет, но за полную глиняную кружку медяков (которые прилежная ученица Альбруса копила едва ли не год) согласилась даже украсть петуха где-нибудь на задворках, что и сделала. Шевелящийся и недовольно кудахтающий мешок спрятали до вечера, а потом пленник сам затих, уснул в темноте.

И вот, запершись от любопытных глаз наставников, ийлуры приступили к ритуалу. Два квадратных мутных зеркальца, установленные друг напротив друга, образовали бесконечный коридор отражений, по бокам которого в скором времени тускло засветились огоньки.

По спине Эристо-Вет бегали мурашки, но она, замирая от предвкушения запретного и тайного, с наигранной бодростью отправила южанку за дверь. Вместе с петухом, который недовольно заквохтал в своем узилище.

– Смотри же, – ийлура напоследок пожала худенькую ладошку подруги, – не усни.

Та кивнула. В черных глазах – ни намека на дрему, только колкие огоньки свечей отразились, когда девчонка бросила последний взгляд на установленные зеркала.

Эристо-Вет осталась одна. В келье сразу стало как-то холодно и неуютно, ийлура набросила на плечи пуховый платок. На миг ей показалось, что в пределах разрыва даже пламя горит неохотно, словно ему не хватает пищи, но затем поморгала, потерла глаза. Все опять стало обычным.

Усевшись на табурет, ийлура уставилась в бесконечный коридор. «И чего это метхе так предостерегал? Ничего ведь страшного…» Она положила подбородок на сцепленные пальцы и мысленно позвала: «Мама. Прийди. Я зову тебя, твое дитя».

Глаза защипало, разрыв Границы дрогнул, но ничего не произошло. Ийлура мимоходом подумала, а не мог ли метхе пошутить над своей ученицей? Ох нет. Она попросту забыла ключевую фразу…

«Я приказываю тебе явиться как смотрящая, видящая, хранящая Границу».