Лабиринт Сумерек
Шрифт:
Лан-Ару было больно смотреть туда, и он взглянул на сидящего под деревом старика. Тот хищно улыбнулся.
– Пришел, а?
Ийлур вспомнил, как полз в гору, стряхивая с ноги назойливого элеана. Нитар-Лисс говорила, что это самый настоящий сын Санаула, побери его Шейнира…
– Что тебе опять нужно в моем сне? – спокойно спросил Лан-Ар. Меч он продолжал держать в руке. Мало ли что взбредет на ум такой древности, как сын Покровителя?
Элеан продолжал сидеть под деревом на корточках.
Сквозь грязные тряпки просвечивало тощее, по-стариковски
– Это не я лезу в твой сон, – наконец прошипел старик, – это ты лезешь в мой Лабиринт. Это ты, в конце концов, хочешь взять то, что не может принадлежать смертным. Да ты попросту сгоришь, как только прикоснешься к сокровищу!
Ийлур покачал головой:
– Если я сгорю, к нему прикоснувшись, зачем же ты тогда его охраняешь?
И тут старик разозлился. Он подскочил, шагнул к Лан-Ару, но, вдруг опомнившись, попятился к стволу дерева.
– Недоумки! Вы оскверните Око, и оно погибнет… Неведомо, сколько лет пройдет… прежде чем… вырастет новое…
Элеан подпрыгивал, размахивал сухими и немощными уже руками, брызгал слюной и выкрикивал проклятия.
Лан-Ар не стал его слушать: щурясь, смотрел на дерево, на трещину в стволе… Око Сумерек ждало его там, играя темными гранями. Это было удивительно и странно – Темный кристалл, а внутри все равно заключен свет. Сумерки, одним словом. Черное и белое, слившиеся воедино, вечное сомнение и смятение, и только смертному решать, что именно он видит в час Санаула: разбавленную тьму или замутненный свет.
«Значит, так тому и быть», – подумал ийлур. Даже не понял, чему быть – просто решил – и все тут. Сияние золотого трона показалось близким и горячим.
– …Лан-Ар! Да проснись же ты, ну?!!
Он сперва не понял, что произошло. По-прежнему была ночь, по-прежнему горел костер… Нитар-Лисс изо всех сил трясла его за плечи.
– Они идут, Лан-Ар… Проклятье, ты мне будешь нужен… потом…
Лан-Ар в самом деле был нужен «потом». Когда Нитар-Лисс падала без чувств и ее приходилось отпаивать сперва настойкой из золотых роз, а потом просто водой. Днем Лан-Ар нес ее на руках, потому как темная жрица оказалась неспособна к самостоятельному передвижению. У нее все чаще и сильнее болела спина, но на вопрос – а почему нельзя принести в жертву Шейнире тех же мохнатых тварей – только покачала головой.
– Мать синхов не принимает их души, – стуча зубами, проговорила Нитар-Лисс, – ты не понимаешь… Ей нужны разумные существа, вроде нас с тобой. И он это понимает, поэтому ни одного элеана не вышло против нас. Одни безмозглые твари… Похоже, он хочет меня измотать.
Лан-Ару было не тяжело ее нести, жрица до того исхудала, что стала легкой, как перышко. Но ему не нравилось то, что руки были заняты и теперь он бы уже не смог быстро выхватить меч.
– Не беспокойся ни о чем, – шептала Нитар-Лисс, – просто… иди вперед. Или нет, сперва дай мне воды.
Ночами ей приходилось убивать тварей Санаула. Сотнями… Лан-Ар все гадал, а сколько же их будет в Лабиринте Сумерек? И должны же они были иссякнуть когда-нибудь, эти страшные туши с лицами элеанов?..
А
днем они продвигались все дальше и дальше на юг, постоянно сверяясь с картой.Потом пришлось свернуть в ущелье, где ничего не росло – ни травы, ни мха. Только голый и очень холодный на ощупь камень.
– Какое страшное место, – вдруг подала голос жрица, – все здесь… принадлежит ему.
– Значит, мы уже близко, – процедил ийлур.
– Да, ты прав.
Нитар-Лисс обхватила его руками за шею и прижалась головой к плечу.
– Что мы будем делать, когда станем богами, а, Лан-Ар?
Он не ответил. Станем богами, как же… Почему бы, дражайшая Нитар-Лисс, тебе не задать этот вопрос самой себе: «Что я буду делать, когда стану богиней, перед этим избавившись от простофили-ийлура?»
– Ты что?!! – взвизгнула она. – Больно же!
Лан-Ар, очнувшись от своих мрачных мыслей, разжал пальцы – но было поздно. На белом запястье ийлуры темнели свежие синяки.
– Прости.
Больше они не разговаривали. Ущелье сужалось, пласты базальта нависали над головой, а там, где оставалась жалкая полоска неба, клубились сизые облака. Под ногами сухо шуршали мелкие осколки, такие же черные, как и стены ущелья; они словно отгородились от всего Эртинойса – или же, наоборот, мир выбросил их в отросток слепой кишки, куда не проникало даже ставшее уже привычным пение ветра.
– Странно, – наконец не выдержал Лан-Ар, – сколько мы уже идем? Мне казалось, что вот-вот наступит вечер.
Ийлур остановился, огляделся: ничего не изменилось – базальтовые пласты, каменное крошево под ногами, а далеко наверху, серая муть, не разобрать – то ли густой туман, то ли облака.
– Поставь меня на землю, – выдохнула жрица, – надо посмотреть по карте.
Она развернула свиток и принялась хмуро водить пальцем по чернильным линиям. Лан-Ар заглянул ей через плечо; в глаза бросились жирные точки, разбросанные по листу.
– Зачем там отмечены звезды? Их все равно не видно.
– Не знаю, – пожала плечами Нитар-Лисс.
Это следовало понимать: знаю, но тебе не скажу, чтобы в следующий раз думал, прежде чем поставить мне синяк.
– Может быть, раньше здесь было видно небо? – все-таки предположил ийлур.
– Возможно, – сухо ответила ийлура и принялась сворачивать карту, – мы почти на месте.
– Значит, успеем до ночи?
– Ночи не будет, – она улыбнулась, – здесь всегда сумерки, Лан-Ар.
Дальше ийлура предпочла идти самостоятельно, хоть и прихрамывала на обе ноги. Лан-Ар угрюмо брел следом, прикидывая, что еще ждет их на пути к Оку Сумерек… И внезапно вспомнил свой сон. И дерево. И лабиринт.
Усмехнувшись, тряхнул головой. Неужели все так и есть?.. И старик, полубог, сидящий целую вечность у корней странного дерева?
Нитар-Лисс остановилась и дернула его за рукав:
– Смотри туда, Лан-Ар. Видишь?
Ийлура указала на нишу в скале – внушительных размеров, высотой в три-четыре ийлурских роста и странной формы: как будто кто-то играючи вдавил в камень днище лодки.
– Это… оно и есть?
Лан-Ар недоуменно поглядел на вмятину. Если бы не столь необычная форма, прошел бы мимо, не сомневаясь. Хотя…