Лабиринт Сумерек
Шрифт:
Хлопнула оконная рама, по келье закружил голодным зверем холодный ветер. Эристо-Вет вскочила, закрыла окно – и вдруг очутилась в кромешной темноте. Свечи потухли.
– Шейниров хвост!
Прошло еще несколько драгоценных минут, пока ийлура нащупала на столе огниво, пока высекла искру, пока сызнова зажгла свечи.
А потом горло сжалось – то ли от ужаса, то ли от внезапно подступивших слез. На хромоногой кровати преспокойно сидела синеволосая ийлура. Она была похожа на Эристо-Вет – скуластое лицо, главным украшением которого были зеленые, распахнутые навстречу миру глаза. Даже челка, выбившаяся из тугого плетения кос,
Ийлура прислонилась к холодной стене кельи. Вдруг задрожали ноги, на переносице выступили капельки пота. Внезапная слабость накатила мутной волной, подхватила, понесла… чтобы не грохнуться в обморок, Эристо-Вет пребольно ущипнула себя за руку.
– Ты пришла.
– Ты звала, и я здесь, – улыбнулась тень.
Улыбки у них тоже были почти одинаковыми.
– Но ты же… настоящая? – неуверенно спросила ийлура.
– Настолько, насколько это вообще возможно, – заверила ее мать. – Поди сюда, сядь рядом со мной. Я так давно тебя не видела, Эристо. Там… я все сплю, сплю… хорошо, что ты меня разбудила.
Потом время пугливо замерло. Даже капля воды, повиснув на носике надколотого чайника, не торопилась сорваться вниз.
Эристо-Вет хотелось плакать, но она только крепче сжимала зубы. Хотелось обнять явившуюся из мира теней ийлуру, положить ей голову на колени и слушать, без конца слушать певучий сильный голос, однако Эристо-Вет не смела. Это было похоже на последний порог: перешагнешь – и все. Не останется в ней, ученице синха, ничего от смертной…
– Я все время думала о тебе, – пробормотала Эристо-Вет.
Холодная ладонь накрыла ее пальцы, и снова ийлура не посмела выдернуть руку.
– Знаю, – голос матери доносился как будто издалека, хоть она и сидела рядом, – мне жаль, что у нас не было времени побыть вместе.
– Да, жаль… – эхом откликнулась Эристо-Вет.
В зеленых глазах она читала любовь, которой так не хватало в мире, где каждый одинок.
– Я бы тебя оберегала, – прошептала мать, – я бы сделала все, чтобы ты была счастлива.
Ледяные пальцы коснулись лба, пригладили непокорную прядку. Эристо-Вет зажмурилась. Так хорошо сидеть рядом с матерью, точно такой, какой она осталась в воспоминаниях – но почему так холодно?..
– А хочешь, пойдем со мной?
– Но…
– И вернешься, – улыбнулась матушка, – я просто покажу тебе тот мир, где я спала все это время.
– Боюсь, что не смогу, – промямлила Эристо-Вет.
Она и сама не поняла, что именно не сможет, то ли перейти через Границу, то ли потом вернуться.
– Пойдем, – твердо сказала мать.
И крепко взяла Эристо-Вет за руку. Ледяные стрелы рванули вверх, к плечу, отнимая способность двигаться. А Эристо-Вет, к собственному ужасу, поняла, что встает и идет следом за тенью к зеркалам.
«Петух! – вдруг вспомнила ийлура. – Почему он молчит?!!»
Ей было и невдомек, что едва ли не в начале ритуала наставник, проходя мимо запертой кельи, заметил ийлуру с подозрительным мешком и отвел ее к метхе Альбрусу.
– Мы заснем вместе, – прошелестела тень. Не мать – а только ее тень, застрявшая по ту сторону Границы.
– Оставь меня, – выдавила Эристо-Вет.
Все попытки вырвать руку не увенчались успехом, и до входа в мир иной оставались считаные
шаги. Свечи гасли одна за другой, зеркальный коридор в темноте казался вратами в само Шейнирово царство.– Пойдем, – прошипела тень, – теперь я не уйду сама.
Эристо-Вет хотела закричать, чтобы ее подруга по ту сторону двери придавила петуха, но голос больше не слушался. Вокруг сгущались пустота, тишина и… сон.
Скрипнула отворяемая дверь. Эристо-Вет успела заметить высокий силуэт синха – а затем все погасло.
…Потом она долго болела и все звала маму. Не ту, что приходила в полночь, а ту, далекую, что любила и согревала. Эристо-Вет почти ничего не запомнила из того странного, проведенного в полудреме времени; только коричневое лицо метхе Альбруса. Старый синх держал ее за руки и беспрестанно повторял:
– Ты все забудешь, забудешь…
«Но настает время вспомнить, пережить заново и учесть ошибки».
Эристо-Вет сидела за шатким столом. Перед ней, отражаясь друг в друге, стояли два небольших бронзовых зеркальца, купленные А-Шей в лавке неподалеку. Горели дешевые, там же приобретенные свечи. А на противоположном конце стола дожидались своего часа: большой лист бумаги, новенькое перо и старая, надтреснутая чернильница, которая, по словам той же А-Ши, досталась ей еще от деда.
Ийлура в нетерпении ерзала на лавке, в который раз перепроверяя расстановку зеркал и свечей. Время, как назло, тянулось медленно, как подозревала сама Эристо-Вет, исключительно потому, что ей нужно было спешить.
В конце концов, несколько дней она потеряла – сперва сидя на цепи в розовой комнате, затем валяясь без чувств и приходя в себя от выпитой отравы. Кто знает, где сейчас темная жрица и Этт-Раш? И чем, побери его Шейнира, занят метхе Альбрус?..
Эристо-Вет сцепила пальцы рук и попыталась сосредоточиться. Кристалл Видения не подвел, поведав ийлуре куда больше, чем следовало, и почти вывел на чистую воду старого учителя. Похоже, с самого начала синх вел свою игру; даже Ин-Шатур погиб для того, чтобы Нитар-Лисс в итоге получила карту и все-таки отправилась за сокровищем.
Но все же, все же… До сих пор единственной загадкой Эртинойса по-прежнему оставался вопрос: «Что задумал синх».
«Они размышляют не так, как мы, – сказал когда-то Дар-Теен, – и мысли у них крутятся по-другому. Они – дети тьмы, никогда не поймешь, чего от них ждать».
У Эристо-Вет не было повода сомневаться в его словах, потому что этот ийлур знал самого Элхаджа…
«Тьфу, я опять думаю о нем!»
Она потерла виски и уставилась в бесконечный коридор отражений. Близилась полночь, а вместе с ней и время, когда тень убитого посвященного должна была явиться на зов.
– Я приказываю тебе, Ин-Шатур, явиться. Как смотрящая, видящая, хранящая Границу.
Огоньки свечей затрепетали под холодным дыханием не-живого Эртинойса.
– Я жду. – Ийлура не мигая смотрела в зеркальный коридор.
В его темной глубине что-то шевельнулось, мелькнуло.
Эристо-Вет повторила словесную формулу вызова тени. Сейчас, провались все к Шейнире, на кону стоит слишком много, чтобы бояться и трястись при воспоминании о детских ошибках.
Коридор вздрогнул, одна из его стенок вспучилась радужной пленкой. Ийлура удовлетворенно хмыкнула, наблюдая за тем, как в мир, прорывая Границу, идет нечто извне.