Лабораторные условия
Шрифт:
Рико держал сигару – зачастую, тривиальную parejo, то есть прямую - зубами, будто собираясь отгрызть кусочек, и от этого его лицо приобретало выражение какого-то недовольства, а то и пренебрежения. Полузакрыв глаза, он сейчас напоминал – как, пожалуй, и многие люди в его ситуации и положении – сытого кота. Банальное сравнение, но ничего иного лейтенанту в голову не шло. Он сам ничего в сигарах не понимал – разве что отметил некогда, что эта привычка подтверждает их со Шкипером подозрения, будто их сослуживец вполне может происходить родом из Латинской Америки. Его смуглая кожа и жесткие волосы так же свидетельствовали в пользу этой версии. В свое время Ковальски пытался сделать подборку фактов, изучив то, что осталось от мотоциклетной куртки, однако кроме нашивки «1%» там ничего уже было не разобрать – ни на верхнем
Глаза Рико поблескивали в полутьме, когда он следил за лейтенантом: тот держал тонкую самокрутку в длинных, почти голубоватых пальцах, как держат нечто не очень знакомое и хрупкое. Он любил эти руки. Любил смотреть, любил чувствовать, любил благодарить за то, что переживал в их обществе: брать за запястье и добираться горячим ртом до чувствительных участков, заставляя Ковальски переставать ощущать что угодно кроме этих ласк. Эти руки избавляли его от мучений, если подрывнику случалось попасть под шальную пулю - как избавили и сегодня, несколькими часами ранее. Эти руки, всегда осторожные, давали ему бесценную нежность. И они держали его – даже когда он сам не мог держать себя в собственных.
Тем часом, лейтенант медленно затягивался, и медленно же выдыхал, норовя, как он это всегда и делал, пустить дым по стенке – стенке, до которой был еще добрый метр с гаком. Обычно Ковальски лежал именно возле нее, чтобы иметь возможность спокойно курить под вытяжкой – это происходило пусть и нечасто, но все же имело место быть. Можно было сколько угодно себя оправдывать, однако он сам всегда знал правду: такая жизнь не всегда ему по зубам. Не то, что Шкиперу или Рико, которые, кажется, и родились в военной форме. И иногда, когда обилие экстремальных, требующих моментальной реакции событий очень уж отравляли Ковальски существование, как, например, сегодня – иногда он устраивался ненадолго под вытяжкой. Рико отнесся к открытию с завидным спокойствием – принюхался в первый раз изучающее, фыркнул, но смолчал. Вытяжка была Ковальски - с тем темпом жизни, какой они вели - нужна примерно раз в две недели, стараниями Рико этот срок часто растягивался, но иногда случались такие дни, как сегодня.
Окружающие обычно придерживались того мнения, что лейтенант не подвержен вредным привычкам, и мнение это проистекало оттого, что оный лейтенант не предавался никаким порокам на людях, если не принимать за порок склонность все анализировать и загонять в научные рамки.
Судя по всему, запах в итоге и выдал эту нехитрую тайну: внезапно в синеватом сумраке мелькнула тень, и над головой послышался полный священного негодования голос:
– Я, кажется, ясно выразился: никакого! Чертова! Табака!
– Это и не табак, - немедленно осведомил лейтенант обладателя голоса, в котором без труда признал командира. Шкиперу потребовалось немного времени, чтобы осознать сказанное. Наконец, не то удивленно не то осуждающе, он выговорил, изучив все открывшиеся ему детали:
– Боже, да у вас тут притон…
Лейтенант поискал было глазами пепельницу, но не нашел и решил махнуть на тонкости политеса рукой – чего уж там, смысл спешно избавляться от улик, будучи пойманным на горячем. Между тем, до Шкипера только еще доходил весь масштаб приключившегося в этих стенах ночью события. Он, медленно оглядываясь, приметил и брошенные на столе карты, и недопитую бутыль, позабытую Рико на полу, а после снова опустил глаза на обоих подчиненных, рассмотреть которых толком мешали облачка дыма, что он то и дело разгонял у лица рукой. Первая его реакция не заставила себя ждать – совсем, правда, не такая, на которую рассчитывал лейтенант – однако и вторая была не лучше:
– Ковальски, ты куришь?!
Ученый едва не рассмеялся. Это прозвучало так, словно ему двенадцать, и строгий учитель поймал его за углом школы. Но он напомнил себе, что перед ним Шкипер, а Шкиперу от своего лейтенанта нужны прямые, полные и точные ответы на поставленный вопрос, а иначе грош цена такому лейтенанту.
– В строгом смысле слова нет, -
отозвался он обстоятельно. – Если ты подразумеваешь зависимость.– Если человек что-то курит, это уже зависимость!
– Неа, - расслабленное, ленивое словцо слетело с губ раньше, чем его успело отпихнуть локтем строгое и корректное «нет, не совсем так». Фактически, Ковальски не грешил против истины. Он не был зависим – если говорить о физической зависимости – от курения. Досконально зная механизм воздействия, он, в принципе, мог бы обойтись и лекарствами, но глотание таблеток от курения отличается скоротечностью процесса. Психологически ты не успеваешь осознать, что делаешь. Конечно, можно было еще применить специальную еду – он знал, в каких местах города подают бисквиты с такой начинкой – но в еде дозировку толком не проконтролируешь.
Шкипер молчал долго. Кажется, он все еще осознавал сказанное и примерял на действительность.
– Господи, - наконец вырвалось у него. – Это просто анекдот какой-то… и тот никому не расскажешь, потому что мне некому рассказывать анекдоты, кроме вас, а вы прямые участники… Вы, прости… Что тут делали? – он быстро обернулся на операционный стол, над которым все так же безмятежно горела сороковаттная лампочка, дававшая скупой круг мутного желтоватого света. Хватало его точнехонько для того, чтобы превратить тот угол лаборатории в агитационный плакат о вреде подобного образа жизни. Затем взгляд его метнулся опять к основательно разворошенному лежбищу, и осуждающе изучил двух не обремененных одеждой, курящих, считай, «в постели», мужчин.
– Ты проиграл Рико в карты, - отметил Шкипер расклад на столе, - с горя выпил, и вы…
Лейтенант снова затянулся. Знал, что подобное командира взбесит, но не смог отказать себе в этом. Видимо, в его гороскопе (в который первый лейтенант не верил) сегодня был назначен день потрясений. Отказываться же от допинга перед заведомо неравным соревнованием – а бодание с таким танком, как Шкипер, определенно можно отнести к подобным – было бы попросту нелогичным.
– Почему тебя это так интересует?.. – мирно вопросил он, выдохнув. Шкипер глухо зашипел. Звук этот привел в себя Рико – появление командира само по себе его не тронуло, однако проявляемое им недовольство заставило вдруг встрепенуться, приподнялся на локте, вскидывая голову, будто застигнутому за чем-то неположенным. И Шкипера, наконец, прорвало.
– Вы два треклятых… - Он вовремя оборвал себя, вспомнив, что за стеной спит – если еще спит - Прапор, а при Прапоре они старались держать себя в руках.
– Как вы… Что вам только в голову взбрело… У меня в мозгах не укладывается!.. Вы по пъяни?!
– Шкипер, - лейтенант слегка поджал губы. – Прости, что так грубо, но иди к черту.
– Я так смотрю, кому-то не хватает в жизни гауптвахты? – сузил глаза тот.
– А я не на дежурстве, - ученый, наконец, приметил пепельницу, и стряхнул над ней с кончика сигареты серый легкий пух пепла. – Имею право делать, что считаю необходимым. А вот ты сейчас суешь нос в чужую частную жизнь.
Шкипера этот ответ, судя по всему, озадачил. Он стоял, перенося вес с пятки на носок, покачиваясь, и, кажется, пытался как-то не очень заметно для прочих участников выяснить, не спит ли он. Окружающая его действительность слишком уж напоминала несуразное сновидение: курящий Ковальски, пререкающийся с ним Ковальски, делящий постель с Рико Ковальски – все это было как-то слишком для все еще дружащего с головой Шкипера.
За стеной послышался шорох и снова все стихло. Этот звук будто бы немного привел командира в себя – он в последний раз оглядел своего лейтенанта и перевел взгляд на подрывника.
– Рико, - выдохнул командир, будто надеялся, что пока он смотрел в другую сторону, тут что-то изменилось и оказалось бы, что ему все только привиделось в рамках ночного кошмара. – Рико, вот уж от кого не ожидал!..
Подрывник пригнул голову, будто втягивая ее в широкие плечи. Мог бы – и уши бы прижал. Шкипер бранил его редко, но уж если брался, то делал это от души, и обычно его подчиненный понимал, за что нагоняй. Впрочем, жизнь научила его тому, что иногда влетает и за что-то непонятное: как будто какая-нибудь там стена была очень уж важной. Ну, рухнула, было бы о чем говорить… Но теперь-то что не так? Он ничего не разрушил и никого не довел до криков и обморока, а шеф все равно недоволен…