Лагерь у моря

«Уиху, чувак, от такого предложения грех отказываться! Давай объясним ей, как, она может нам помочь своим великолепным телом», — горбатого, как говорится…

— Славь, достань вон в том ящике простынь, — указал я на один из отсеков шкафа.

Пока Славя доставала ткань, я рылся в ящиках с медикаментами. В принципе, можно обойтись местным обезболиванием, но весь лидокаин, который был здесь, давно просрочен, а новый ещё не привезли, хотя я заказал его неделю назад! Ну, крайние меры значит крайние меры, вправлять просто так — адская боль, тем более для девочки. Из сундучка с неприкосновенными запасами, в который я собирал списанные заранее препараты как раз на такой случай, был извлечен хлороформ, хранившийся изначально для опытов и как реагент, а смотри — пригодился.

— Вот, эта пойдет? — Славя протянула мне простынь, скатанную в аккуратный рулон.

— Отлично, а теперь, сестра, откройте окно, — я, по мере возможности, старался разрядить обстановку, а то развели тут панику. Хотя, стоит признать, костюм медсестры неплохо бы на ней сидел.

— Вам бы хаханьки, а я тут мучаюсь, между прочим! — раздался недовольный голос с кушетки: Женя уже нацепила свои очки, и с недовольным взглядом смотрела на нас. Ну и характер… — Я тебя узнала! Это ты меня тогда… — начала было девочка.

— Что было — то было, я не со злым умыслом, сейчас надо заняться ногой, — поспешил я прервать откровения, не хватало только, чтоб Славя это услышала. Ну, шлепнул я её тогда по попе — это был самый простой и эффективный способ прервать панику. Кто знал, что она такая злопамятная! Другая девочка посмеялась бы потом и забыла. Но не эта.

«Овца, — коротко прокомментировал шиза.
– Мы между прочим, её жизнь спасли».

«Не ругай маленькую, злой циник, она-то этого не знает, больно ей сейчас», — сказал не вслух, а про себя.

— Так, ассистент, мойте руки, — отправил я блондинку к крану, где только что обработал свои, — там ещё антисептик, им тоже воспользуйся.

— Что ты собрался делать! — в голосе вихрастой, послышались встревоженные нотки. — Я не хочу!

— Ничего, просто подыши, — я накрыл рот и нос девочки марлей, пропитанной хлороформом, — и посчитай до ста.

Посмотрев на меня раздраженным взглядом, неблагодарная зараза всё же начала медленно считать.

— Двадцать один, — голос слегка заглушала тряпка, — двадцать два, двадцать три… Двадцать во… — глаза девочки затуманились и начали закрываться, — двад… де…

Наконец, глаза Жени закрылись, а тело расслабилось, дыхание стало ровным: времени немного, используем все, что умеем, и что имеем. Лишнее долой. Зачем она их только надела? Я снял со спящей девушки очки и убрал подальше.

— Так. Славя, держи простынь и потихоньку тяни на себя, — я протянул ей конец ткани, которой обвязал бедро Жени, а сам начал вправлять сустав, — только аккуратно.

Атлетка помогала с радостью, но она очень сильная для простой девочки, и лишний энтузиазм может навредить. Вдвоем мы кое-как вправили лодыжку девочки. Времени на всё про всё, ушло минут пять, спасибо шифту, который я вовсю использовал, когда Славя отвлекалась.

— Что-то не так? — спросил я блондинку — она смотрела на меня как-то странно…

— Да нет, Док, просто, ты на секунду, хотя, ничего, — задумчиво сказала Славя, не сводя с меня взгляд, — что дальше?

Дальше я отправил её предупредить отряд, что Женя сегодня и ближайшие пару дней освобождена от всех мероприятий. Когда она умчалась, я немного прибрался в кабинете, расставляя всё по местам, в том числе — сложил раскиданные на стуле вещи Жени. Очки, юбка, рубашка, и сумочка… и вот зачем, спрашивается, ей сумочка в лагере? Я положил туда очки: странно, наверное, носить линзы в оправе, чтобы нормально видеть, у меня-то зрение стопроцентное с детства. Туда же отправился её телефон — вот и представилась возможность вернуть гаджет хозяйке.

Женя начала ворочаться во сне, веки её слегка дрожали: дурман отпускает, и, зная её характер, она не пролежит спокойно. Ладно, смешав в большом шприце обезболивающее, успокоительное и немного снотворного, я отсоединил большую иглу и на её место поставил иглу от двухкубового шприца.

— Видишь, я не стал дырявить тебя толстой, большой иглой, — сказал я вслух, хотя она вряд ли меня слышит.

«Да и не оценит, будь уверен», — вставил альтер-я пять копеек.

Приспустив штаны с девочки и самый край белых хлопковых трусиков, я сделал так необходимую инъекцию. В самый раз, и ей не больно, и Славя не видела. Пусть выспится, завтра, если вдруг не станет легче, транспортируем её в больницу. Но, думаю, всё обойдется.

Прошло почти полчаса. Женя мирно посапывала, за открытым окном слышались шумы лагеря. Лениво проползавшие по небу тучи закрыли ненадолго солнце, и…

Тень, стоило кабинету погрузиться в тень, как я услышал…

– Такая во-с-смош-ность… — тихий, шипящий голос, на самом краю сознания.

В нос ударил запах, запах живого, теплого, беззащитного существа, запах мирно спавшей девочки. Я видел, как пульсирует на шее небольшая артерия, как она расслабленно дышит, слышал, как бьется её сердце. Мы тут вдвоем, совершенно одни, просто повернуть ключ в замке. Девочка, такая нежная, когда спит, такая ранимая, беспомощная…

— Да, не с-с-сдерживай-с-с-я… вос-с-сьми её, укус-с-си, обладай. Причини ей… боль… страдание… нас-с-слаш-шде-ниие, — шептал вкрадчивый собеседник, словно говорил в сантиметре от уха.

— Нет, заткнись, я не ты, не хочу этого!

— Т-ты н-не я, — согласился он, — но я — эт-то ты… не лги с-с-ебе.

Взяв себя в руки, я потряс головой, и наваждение пропало. Черт! Так и поседеть недолго! Нельзя оставлять девочку со мной — кто знает, что может случиться. Пока я могу отделить своё я от твари, всё под контролем. Но всегда ли так будет? Как там Виола говорила, гарантирую ли я, что от неё не пострадают дорогие мне люди? Контроль, ни один контроль — не совершенен. В какой-то момент я почти поддался искушению.

Я представил, как сжимаю в объятиях сопротивляющуюся Алису, как, невзирая на её мольбы, делаю ей больно, упиваясь её теплом, трепетом… Я представил, как наяву, полный печали и разочарования взгляд Слави, страх и слезы в глазах Ульяны. Нет! Надо покончить с этим. Как там говорил Шиза?

«Тварь, питается тёмными чувствами, — серьезным шиза был редко, но сейчас в его голосе не было ни намека на веселье, — и, чисто теоретически, противоположные чувства для неё смертельны. Но чувак, если идти ва-банк, ты рискуешь, — шиза ненадолго притих, — пан или пропал, если ты хочешь разобраться с этим чудовищем раз и навсегда, придется поставить на кон… жизнь, и ни каплей меньше! Ты готов на такое?»

«Готов ли я? Нет, конечно! Я боюсь», — честно признаться, иногда полезно для самого себя.

«Те, кто боится её, даруют твари огромную силу, но человек не может жить без страха, страх — часть его. Разница лишь в том, сможешь ли ты его преодолеть, двинуться, когда цепи ужаса скуют тебя?»

Я хочу жить, хочу забрать Алису с собой, хочу быть для Ульянки самым верным и надежным другом, я могу столькому их научить, в стольких местах побывать! И между этим рыжим счастьем и мной стоит тень. Отдалиться от них? Обидеть, но обезопасить. Или бороться? Одиночество, холод, пустота, больше не вернусь в то состояние, в котором прожил последние годы! Жить и выживать — теперь я видел разницу очень ясно.