Лагерь у моря

— Ну что ты, его два дня всего нет, может, уехал куда-то, — сказала Алиса притихшей подруге, хотя и сама был немного подавлена, — скоро вернется.

Рыжая братия, терроризировавшая лагерь, последнее время была сама не своя. Ульянка по десять раз в день бегала в медицинское крыло и трогательно заглядывала в кабинет, каждый раз возвращаясь заметно расстроенной. Но тоска мелкой ни в какое сравнение не шла с тем, что испытывала Алиса. Казалось бы, глупость, что там пара дней, но то, что человек, ставший за такое короткое время, настолько дорогим, пропал, никому ничего не сказав, не отвечал на звонки — даже записку не оставил! — выбило её из колеи. Алисе хотелось ругаться, кого-нибудь побить, можно и ногами. На душе скребли кошки, когда она видела, что даже Ульяна забросила свои шалости и грустила, а грустная Ульяна — это нонсенс!

— Он вернется, — тихо сказала мелкая, ковыряясь ложкой в каше, больше напоминавшей клейстер, — он обещал научить меня делать дымовушки, и вообще…

— Конечно, вернется, — Алиса сжала кулачки, не став уточнять, про «вообще», — и тогда мы ему покажем, как уходить, ничего не сказав, — продемонстрировала она жест, словно натирает кулаком чью-то невидимую макушку.

— Только ты до него не достанешь, — хмыкнула мелкая, — разве что с табуретки.

— Пригнуться попрошу, — серьезно сказала старшая, и рыжие невольно прыснули, представив эту комичную ситуацию, — пусть только… вернется.

В лагере после обеда пришла пора запланированного похода, который, вопреки многим предыдущим, отдыхающие предвкушали почти поголовно. Может, это связано с переосмыслением ценностей, может, с тем, что погода была безупречная, а может — просто с ящиком сарделек, выделенным для жарки на огне. Вожатые справедливо рассудили, что, как бы ни извращались дети с продуктом, испортить его сильнее столовых отравителей им навряд ли удастся. Корпус рыжих собрался без опозданий, сегодня их очередь идти на опушку. Всего корпусов в лагере было семь, и каждый застолбил себе один день недели для костра, один для бассейна, и так далее: все чередуются, все довольны. На Алисе, как и на большинстве собравшихся в поход, была спортивная форма: оранжевая мастерка, белая майка и оранжевые штаны. Из всего отряда только Ульянка так и щеголяла в шортиках и красной майке, но да ладно, ночи сейчас теплые, подумала Алиса, пусть идет в чем хочет.

— Алиса, ну что? — спросила рыжую подошедшая легкой походкой Славя, как и все, одетая в спортивки.

— Ничего, как сквозь землю провалился, даже Ольга Дмитриевна не знает.

— Делааааа, — нахмурилась Славя. — После того, как мы Жене лодыжку вправляли, я его тоже не видела.

— Так, разговорчики в строю! — с долей строгости в голосе сказала подошедшая вожатая, не ставшая выделяться и пришедшая в темно-зеленой спортивной форме, правда, вместо всем привычной панамы на голове Ольги Дмитриевны была роскошная соломенная шляпа, видимо, как дань торжественности события. — Всем распределиться попарно, дрова и паек по очереди несут мальчики.

Из строя раздались редкие шепотки, что-то там про дискриминацию по половому признаку, сексизм и несправедливость мира в целом. Вожатая, не обращая на ворчания никакого внимания, прямо сияла, зеленые глаза с теплотой осматривали отряд. Каштановые волосы, которые водопадом ниспадали из-под соломенной шляпки, казались невесомыми — так легко они развевались по ветру. Загорелая гладкая кожа, блестящая от крема на солнце, невольно вызывала желание погладить её, пройтись ладонями по этому мягкому бархату. Если бы не её суровый характер, то за красивой шатенкой, с такими упругими, большими бедрами и грудью табуном бы ходила половина лагеря. Ольгу Дмитриевну часто принимали за очередную отдыхающую, а никак не за вожатую — ну не выглядела она на свои двадцать пять, не выглядела, и всё тут! Но, несмотря на показную мягкость, и то, что большую часть времени Ольга проводила в шезлонге или на пляже, греясь на солнышке и жмурясь от удовольствия, как большая, ленивая кошка, возразить ей мало кто осмеливался, равно как и слушать её указы.

Дорога заняла почти час; за это время несчастный ящик с сардельками перекочевал между кучей рук, та же судьба постигла и остальные припасы. Славя, всю дорогу тащившая вязанку дров совсем не запыхавшись, успевала ещё следить за отрядом, помогая вожатой. Алиса несла свою гитару, изредка поглядывая на подругу. Ульяна шла налегке, настроение потихоньку возвращалось к девочке, несмотря на то, что перед походом наученная горьким опытом Ольга конфисковала у мелкой все запасы шифера из карманов, несколько насекомых разной степени свежести, и даже парочку петард, оставив доморощенную подрывницу без экипировки.

— Рассаживаемся и культурно отдыхаем, — разнесся по поляне голос вожатой. — Я всё слышу! Культурно — в другом смысле!

Поляна, со всех сторон окруженная хвойным лесом, была излюбленным местом для отдыха и разжигания костров. Тут достаточно сухо, было много больших камней и несколько поваленных деревьев, служивших импровизированными природными скамейками. В кронах деревьев щебетали птицы, и иногда отдыхающие могли увидеть даже пробегающих белок, которых, к сожалению, с каждым годом было всё меньше. Уже в середине смены большинство отдыхающих сами умели развести костер, соблюдая все правила пожарной безопасности, и вожатым больше не приходилось следить, чтобы дети не спалили всё к чертям.

Отдых удался на славу: когда все подкрепились и стали травить байки, делиться слухами и просто общаться, над поляной зазвучала мелодия: Алиса наигрывала на гитаре. Все уже привыкли к тому, насколько она хороша в этом. Несмотря на буйный нрав, никто не мог отрицать талант девочки. Алиса часто играла, и, вместе с природным даром, трудолюбие и любовь к музыке постепенно делали её игру всё совершенней. Но, вместо обычных веселых мотивов, сейчас, в наступающих сумерках, гитара в руках Алисы пела задумчивую, восхитительную мелодию, которая проникала в самые глубины души, затрагивая самые потаённые струны. Немного грустная, мелодия пленила всех; отдыхающие с удивлением замечали, что, кроме звуков окружающего леса, треска пылающих дров и звука гитары, не слышно ни малейшего шума, никто не переговаривался, даже не шевелился. Когда стих последний аккорд, в звенящей тишине раздались хлопки, затем ещё, пока всё это не переросло в бурные овации.

— Ну ладно вам, — сказала, красная, как рак, Алиса, видимо, сама не ожидавшая такой реакции, — первый раз играю, что ли.

Вожатая одобрительно похлопала её по плечу и даже обняла.

— Не волнуйся, не мог же он просто пропасть, вернется, — тихо шепнула она на ушко, чем смутила девушку ещё сильнее, — я с ним дольше тебя знакома, как-никак, с первой смены к нему больных таскаю, да и друг его, из прибрежного корпуса, сказал, что непохоже это на Дока — так исчезать. «Этот лентяй шагу лишнего просто так не сделает просто так», — цитировала Ольга, — так он сказал.

— Откуда вы… — начала было рыжая.

— Оттуда, — оборвала её вожатая на полуслове, — я в лагере всё знаю.

— И, вы… не против? — удивилась Алиса.

— Против? Ха. — Ольга продемонстрировала свою белоснежную улыбку. — Это вам двоим только на пользу, Док вон, перестал походить на психа-одиночку, ты — не кидаешься на всех подряд. Алиса, ты не маленькая, а он — и подавно, если всё по любви — я только рада за вас. А эта мелодия? — спросила вожатая.

— Да, — смущенно потупилась рыжая, — хотела сыграть для него.

— Сыграешь, а пока — пошли спать. — И Ольга увлекла её за собой, догонять уходящий отряд.

Солнце клонилось к горизонту, дневные птицы почти перестали петь, в лесу раздавалось лишь стрекотание сверчков и редкое уханье совы, а за уходящим отрядом, сидя на дереве, с любопытством смотрела небольшая хвостатая девушка с кошачьими ушками. К чести отдыхающих, они убрали поляну за собой, лишь подпалины от огня да всё ещё витавший в воздухе запах жареных сарделек, который дразнил чувствительный носик Юли, напоминали о том, что тут кто-то побывал.