Лара. Пленница болот
Шрифт:
— Шут его знает, — дед Михей прикурил и выпустил в небо клочья дыма, — люди пронюхают, могут и самосуд устроить. Закроем, от греха подальше. Пусть проспится как следует, глядишь, что и вспомнит. Заходил ли кто или ещё чего…
— Где закроем? И что делать с покойницей? Что мы скажем? — дядя Лёша обеспокоенно смотрел на нас.
— Правду, — заявила мама, — нет смысла врать. Тем более сейчас. Мы не можем передать это дело в полицию, а значит, надо самим опросить соседей и вообще всех. Может, кто, что видел.
— Все после темноты и носа на улицу не кажут, — вздохнул дед Михей, — кого спрашивать.
—
За калиткой показался Фёдор:
— Что, допился алкаш? — глумливо осведомился он.
Дядя Лёша только махнул рукой.
— А вы что-нибудь видели? — Обернулась к нему мама.
— Так, конечно. Нажрался вчера до зелёных чертей. Вон и дочка ваша видела, с Гришей. Здесь он стоял, орал на всю деревню
— Лара? — мама повернулась ко мне.
— Не был Трофим сильно пьян. И не орал, а ругался с вами, — этот тип вызывал у меня стойкое отвращение.
— Да как же ругался, — Фёдор нахмурился, — обвинил меня во всех смертных грехах.
— Может, и не напрасно, — шёпотом сказал Гриша.
— Грязью поливал, — не заметив выпада, продолжал Угрюм, — угрожал расправой.
— Да уж ты не заговаривайся, — перебил его старик.
— Так и было. У молодых своих спросите.
Что-то не клеилось во всём этом. Как будто кто-то нарочно воспользовался ситуацией в селе. Хотя кому могла помешать бессловесная, незаметная Лена?
У калитки начал собираться народ. Мы с Гришей зашли в дом, подальше от расспросов.
Дядя Лёша выглянул в окно:
— Идём, дед. Надо объясниться с людьми. А то сами невесть чего понадумают.
Они вышли. В комнате повисла тишина, прерываемая тихими всхлипами Трофима. Он сидел на лавке, положив голову на стол:
— Как же так, а? Леночка?
Мама прошла в комнату, нашла пару старых покрывал. Вернулась на кухню и положила руку на плечо мужчины:
— Трофим, Лену надо похоронить.
Он поднял голову, шмыгнул носом:
— Не по-людски как-то, в покрывале.
— А что делать? Сейчас не до хорошего.
— Вы правы, Ольга Романовна, предать надо земле, — и он снова опустил голову на руки.
Я выглянула в окно, народ потихоньку расходился, взбудоражено обсуждая случившееся. Больше всех жестикулировал Фёдор, постоянно тыкая пальцем в дом.
Мужчины, взяв лопаты, положили скорбный груз на покрывало, закинув другим сверху, и пошли к уже знакомым соснам. Там на стихийном погосте, стало одним телом больше.
Трофима заперли в собственном доме. Боясь, как бы кто из соседей не навредил ему. В то, что он убил свою жену, так никто из нас и не поверил. Но факты упрямо твердили обратное.
Незаметно прошёл день, перед закатом Гриша попрощался и ушёл к себе, мы же, закрыв дом, легли спать.
— Фу, ба, — сморщился Гриша, пройдя на кухню, где он спал на большой русской печи, — зачем ты опять этой шерсти натащила?
Перед печкой на лавке лежала непросохшая пряжа, источавшая тяжёлый запах.
— Вот посмотрю, что ты зимой скажешь, — проворчала в ответ старушка, — когда в моих носках бегать будешь.
Гриша промолчал. Подарки бабушки Аглаи лежали у них целыми пакетами, только никто и не думал их носить. Брали, чтобы не обидеть старушку.
Часть мама раздавала, но оставалось всё равно много.— Давай я её на улицу вынесу?
— Ещё чего не хватало. Собаки растащат или помокнет. Ничего, притерпишься, — бабушка сидела в своей комнате, стуча спицами.
Гриша махнул рукой и пошёл запирать ставни, заложил дверь тяжёлым засовом. Забрался на печь, кривясь и чихая. Задёрнул занавеску, что, конечно, не спасло его от запаха.
Вскоре он заснул. Деревенские теперь вставали с первыми лучами, чтобы использовать весь световой день. Сон у парня, который в городе был полуночником, нормализовался. Теперь он засыпал вместе с уходящим солнышком. Старушка ещё посидела при свече, попила чаю с травками. Потом тоже забралась в кровать. Свеча погасла.
Ночью Гриша проснулся от странных шорохов, хотел окликнуть бабушку, но что-то его смутило в этих звуках.
Он пригляделся: из-за занавески, в тёмной комнате виднелось едва заметное движение. Спросонья зрение никак не могло настроиться на окружающую тьму. Парень протёр глаза и снова выглянул. По комнате передвигались на четвереньках две твари. Они обнюхивали мебель, залазили во все углы. Одна приблизилась к печи, втянула ноздрями воздух и отпрянула оскалившись. Затрясла головой. Вдруг они синхронно повернулись в сторону бабушкиной спальни и направились туда. Гриша расслышал тихое шипение, затем утробное причмокивание.
Страшная догадка закралась в мысли паренька, заставив встать дыбом волосы. Он зажал рот руками, сдерживая рвущийся крик, стараясь дышать как можно тише.
Ему казалось, что он лежал так целую вечность. В комнате что-то опрокинулось, и Гриша вздрогнул всем телом, выйдя из полубессознательного забытья. Показались существа, выходящие из спальни. Трое. Они по паучьи направились к двери, последний резко обернулся в сторону печки, где лежал Гриша. Шумно зашипел, как спущенная шина. Двое тоже замерли. Тварь подкралась, поводя головой так, словно смакуя запахи на вкус. Придвинулась ещё ближе и втянула воздух. Резко выдохнула и злобно вскрикнула отпрянув.
Больше не задерживаясь, монстры покинули дом. Гриша лежал в темноте, вцепившись изо всех сил руками в одеяло, будто от этого зависела его жизнь. Глаза парня остекленели, дышал он часто и прерывисто, по лицу и спине стекал холодный пот.
В открытую дверь проскользнул первый луч солнца, как воришка, прокравшийся в дом. Взгляд парня упал на дверной проём, он вздрогнул всем телом, а потом спрыгнул на пол и побежал прочь из дома.
Глава 10
Мы проснулись оттого, что кто-то, что есть мочи барабанил по двери.
— Кого там принесло? — крикнул дядя Лёша, он выскочил из своей спальни и глянул на часы.
— Это я, Гриша! — послышалось из-за двери.
Мужчина отворил засовы, на пороге стоял бледный как смерть юноша. Мы тоже все высыпали из комнат. Гриша прошёл в дом, обвёл нас безумным взглядом и упал в обморок.
— Быстро на кровать его, — распорядилась мама.
Дядя Лёша подхватил на руки бесчувственное тело и занёс в свою спальню. Под нос ему сунули ватку с нашатырём. Гриша поморщился, гулко чихнул и очнулся, безумно вращая глазами.