Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
Пришла и сказала:
– Подвинься.
А Василиса взяла и подвинулась, благо старая кровать была в достаточной мере велика, чтобы места хватила обоим. На Марье был новый кружевной пеньюар, поверх которого она накинула совершенно обыкновенного вида халатик.
– Мерзну я, - пожаловалась Марья, забираясь под пуховое одеяло.
Надо будет велеть, чтобы все одеяла на улицу вынесли и просушили на жарком весеннем солнце, а после, переложив веточками прошлогодней лаванды, убрали в сундуки, под стазис, до самой до осени. А из сундуков надобно достать тонкие покрывала.
– А… где Вещерский?
Спать не хотелось.
Вот совершенно.
– Сама бы хотела знать. Вызвали.
– Куда?
– Так разве ж скажет, ирод этакий, - Марья вздохнула и легла на живот, подложила ладони под подбородок. – Скажет, только потом уже… иногда, не поверишь, думаю, что лучше б он любовницу завел и к ней по ночам ездил. Всяко спокойней было бы. Хотя бы знала, где он и что… не слушай меня, это я глупости говорю.
– Глупости, - согласилась Василиса.
Весьма сомнительно, чтобы Марья и вправду к наличию любовницы отнеслась бы с должным пониманием.
– А он ничего такой…
– Вещерский?
– Этот твой… Демьян…
– Он вовсе не мой.
– Это пока, а потом посмотрим. Конечно, плохо, что из мещан, опять слухи пойдут… правда, не понятно, Вещерский сказал, что он по силе на первый уровень выходил, а среди мещан такое редкость. Может, из бастардов?
– Нет, - сплетничать вот так было одновременно жутко неудобно и даже совестно перед тем, о ком, собственно, и шел разговор, и в то же время интересно до крайности. Никогда-то прежде и ни с кем Василисе не доводилось обсуждать людей… да, пожалуй, близких. – Его отец знатного рода, насколько я поняла, но его отлучили за то, что в жены взял мещанку.
– Да? И из которых будет? То-то лицо такое вот… до боли знакомое.
– Не знаю. И он не знает. Отец не говорил, а он не выяснял.
– И зря…
– Не лезь.
Марья фыркнула. Но все ж снизошла до пояснения:
– Выяснить будет несложно. Имя-то сохранилось, а там… Вещерский говорит, что архивы все знают.
– Так уж и все? – Василиса указала на тетушкины альбомы, которые теперь держала в спальне, не потому, что опасалась, что кто-то заглянет внутрь, скорее уж хотелось, чтобы были они под рукой. – И про лошадей?
– Думаю, и про лошадей… я велела, чтобы собрали каталоги, посмотришь, что есть… жеребых кобыл, извини, не отдам.
– И не надо.
Марья дотянулась до альбома.
– И жеребцов не всяких. На иных запись стоит уже, так что…
– Пока Хмурым обойдусь.
– Все такая же злобная скотина?
– Он не злобный, он недоверчивый, - Василиса сама открыла альбом на нужной странице. – Видишь?
– Красиво, - оценила Марья, только не понять, лошадь ли или же рисунок. Все ж стоило признать, что тетушка была весьма талантлива.
– Если… у меня получится… - Василиса прикусила губу. – Надеюсь, что получится, но… не уверена… если нет…
– Не попробуешь, не узнаешь, - Марья перелистнула страницу. – Вот тоже… нормальные женщины пейзажи пишут. Или натюрморты. Или… она меня терпела.
– Кто?
– Тетушка. Я знаю. Я… чувствовала, насколько я здесь
лишняя. И Настасья тоже. Но у Настасьи свое дело, она кроме него ничего не замечала, даже если бы я сказала, то не поверила б. И ты не веришь.– Просто… - Василиса провела пальцами по шершавой странице. Края ее потемнели, однако рисунок сохранился, точный и великолепный.
И невозможный.
Не бывает золотых лошадей. Это просто-напросто легенда. И все же… в ушах зазвучал бубен, и сердце отзывалось на удары его.
– У меня все иначе.
– Тебе здесь нравилось.
– Я не чувствовала себя никчемной.
– Ты и не была никчемной, - удивилась Марья. – Кто тебе сказал такую глупость?
– Никто, - вынуждена была признать Василиса. – Просто… ты красивая и сильная. Настасья красивая и умная. А я… ни красоты, ни ума, ни силы особой… ничего… даже на Радковских не походила. Знаю, слышала, как говорили…
– Выдрать бы этих говорунов на конюшне, - Марья нахмурилась.
– И что бы это изменило?
– Мне бы стало легче. И вообще… впрочем… может, ты и права… замуж тебе надо.
Поворот в беседе был неожиданным.
– Я проклята.
– Разберемся, - отмахнулась Марья, и стало очевидно, что она и вправду разберется, и эта вот решительность, говоря по правде, несколько пугала. – Со всем разберемся… в конце концов, дворянство можно получить и за личную выслугу. Правда, тогда скажут, что дело не в ней, а Вещерский просто купил мужа…
– Я не собираюсь замуж!
Не хватало еще, чтобы ей мужа покупали. Василиса, она… она лучше старой девой останется, да в тот же монастырь уйдет, чем вот так… или нет, в монастырь она точно не уйдет, не чувствует в себе должной набожности, но просто будет жить, как тетушка.
В этом доме.
При конюшнях. И… и дело у нее тоже есть. А муж… живут же люди и без мужа. Ничего страшного.
– Но слухи пойдут в любом-то случае… - Марья, как обычно, не услышала.
– Да с чего ты взяла, что он на мне жениться собрался?! Мы знакомы-то всего-ничего…
– Дорогая, если мужчина решает жениться, то вовсе не потому, что долго с кем-то там знаком, - произнесла Марья наставительно. – Это во-первых, а во-вторых, я же вижу, как он на тебя смотрит.
– Обыкновенно.
– Обыкновенно… пускай. Ладно, посмотрим еще… хотя Вещерский утверждает, что человек приличный. А приличный человек не станет смотреть на женщину этак вот…
– Как?!
– Вот так, как он, в общем, не станет, если не имеет серьезных намерений.
Василиса только головой покачала и сказала:
– Спать иди, а то поздно уже…
– Все одно не засну, - Марья с трудом подавила зевок. – Завтра… на конюшни поедем, попробую восстановить систему защиты, если, конечно, там работу не начнут…
Работу не начали, разве что Аким, словно чувствуя вину за отсутствие накануне, суетился сверх меры.
– Барышня… я ж ненадолго… в город… за солому сговаривался… - он улучил минуту, когда Марья отошла, и подобрался поближе. – И еще людишек думал найти, только…
Выглядел он расстроенным.