Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
– Не послушали?
– Кто ж слушает старого доброго вора? – вздохнул Сенька и ощерился.
Добрым он никогда-то и не был.
Теперь Демьян четко вспомнил все, что случалось прочесть, и даже удивился тому, сколь, оказывается, внимателен был.
Сенька, прозванный Медведем, родился, как ни странно, в семье приличной. Седьмой сын в обыкновенной семье обыкновенного батюшки.
Младший.
Любимый.
Может, балованный, а может, сам по себе порченный. Родители его жили небогато, однако же своим домом. Матушка при школе учительствовала,
В первый раз его привлекли за кражу, и взял-то немного, отрез ткани узорчатой, как после клялся, что маменьке на платье. Простили.
Отпустили.
И зря… после он уже не попадался, то ли умнее стал, то ли сообразил, что лисы в своей норе не гадят. Главное, что из дому Сенька ушел, едва четырнадцать разменявши. А там… вновь он выплыл в Петербурге, где взят был уже за кражу кошеля с двумястами рублей. Взял-то у купчишки пьяного, не сообразивши, что человек подобный навряд ли об имуществе не позаботится.
Кошель оказался зачарованным.
Был суд.
Порка.
И тюрьма, из которой Сенька сбег. На кражах он боле не попадался, но в общество воровское вошел человеком уважаемым.
– Как ты вовсе в это дерьмище-то влез? – поинтересовался Вещерский. – В последний же раз Богородицей клялся, что больше с революционерами ни-ни…
– Так… клялся, - вздохнул Сенька. – Ваша правда, княже…
…в семнадцать был отдан под суд за разбой и смертоубийство, при том случившееся. И отправлен на каторгу, да только кто с той каторги не бегал. Вот и Сенька ушел.
Вернулся.
И к разбою тоже. Кровью он не брезговал, но надо сказать, что и зря не лил, не куражился над людьми, как иные. Репутацию снискал честного вора, закон уважающего.
Поговаривали, что может статься, и выше пойдет.
А потом он исчез.
И выходит, что не просто так.
– Не отпустили?
– Кровью клялся служить делу, - поморщившись, признался Семен Евстратович. – Кто ж знал, что клятва вживу…
Вещерский покачал головой и перевел взгляд на Аполлона, который, спустившись с лестницы, присел на нижней ступеньке.
– А вас, стало быть, еще там завербовали? В Австрии?
– Так получилось…
– Дайте угадаю. Вы были студентом, молодым и веселым. Учиться не хотелось, но хотелось гулять и веселиться, а батюшка ваш сих желаний не разделял. И что? Содержание урезал?
– Вовсе лишил. Из-за дуры одной. Решила, что раз понесла, то я теперь жениться должен. И ладно бы была она из приличной семьи, так ведь… я ей сразу и сказал. А она в петлю. И отцу отписалась, что проклинает, стало быть… Господи, все беды из-за баб!
Это он произнес весьма даже искренне.
Демьян потрогал переносицу. Слабость отступала, хотя голова еще была тяжелою. Но и кровить вроде не кровило. А больше всего Демьяна занимала мысль, чего именно княжич добивается. Ведь не зря же сам пошел.
Не зря и их с собою взял.
Мог ведь иначе.
Приказ людям отдать, коих под рукою немало. А там уже
потом, после, прийти и разговоры разговаривать в месте ином, куда более для беседы приятном. Для княжича, само собою. И риска-то никакого. И запираться Сенька не стал бы. Он никогда-то прежде не открещивался от собственных дел.А уж про Аполлона и говорить-то нечего.
Тот вздохнул и сгорбился.
– Папенька… мещанская повадка… безбожником обозвал. К себе затребовал. Мы и поругались… я вернулся, а он заявил, что ни копеечки мне не даст, пока не исправлюсь.
Но если все сидят тут и слушают, стало быть имеется в том смысл. Ладно Демьян, случались в его жизни всякие люди, иные то подчиненных и вовсе за живых не держали-то, и уж точно не стали бы думать об опасности. Только вот и своею жизнью они рисковать тоже не спешили.
Демьян покосился на Вещерского, но тот просто сидел.
И слушал.
Превнимательно так, всем видом своим показывая, что не было в жизни его собеседников интересней.
– Я думал, что поостынет, отойдет… а он… у меня ж долги. Большие. И занимать пришлось… и что мне было делать? – голос Аполлона сделался визглив.
– Он к одной вдовушке прибился. Содержанцем, - а вот Сенька на приятеля поглядывал сверху вниз и презрения своего не скрывал.
Куда там альфонсу до честного вора.
– Только она, сообразимши, что не одну ее окучивает, живо погнала со двора.
– И мне пришлось искать… иные варианты.
– Вам предложили сотрудничество, верно? – поинтересовался Вещерский. – И заодно пообещали, что ваша проблема денежная решится в самые ближайшие сроки?
Аполлон нерешительно кивнул.
– Говори уже, - Сенька оперся на пыльный шкап. – Княжич у нас цепкий, раз вперся, то уж не отпустит… да и мы его не смогем. Хотя зря, конечно… есть люди, которых трогать не след…
Аполлон оскорбленно поджал губы.
И часы вытащил.
Постучал пальцем по циферблату, нахмурился.
– Стали… и часы тоже… надо же…
– И давно здесь пробоина? – подал голос Ладислав. И сам же себе ответил. – Давно, если до механизмов дошло. Мертвомир из всего силу тянет. Из живого быстрее, а неживое… все когда-то в той или иной мере живым значилось.
– Чего вы несете?
– Ржавчина, - некромант выглядел на диво спокойным. – Тонкие механизмы выходят из строя первыми. Магии, полагаю, в доме вовсе не осталось? Система охраны давно мертва, как и прочие… вот что за гадость вы сюда притащили. А главное, зачем?
– А об этом тебе, мертвогон, скажут… если, конечно, захотят, - Сенька чихнул, и звук этот громкий разнесся под дому. – Прости, Господи, раба своего, ибо грешен я…
Сенька перекрестился.
– Хватит! – взвизгнул Аполлон тоненьким голосочком. – Я… я не хочу больше слышать эти глупости! Нам… нам обещали, что все будет хорошо, что…
– А ты и поверил, дурашка? Верно ты, княжич, сказал, в заграницах его подцепили. Уж больно бабы за Аполошки разум теряют. Он же и гораздый… тут и батька его преставился.