Ледокол «Ермак»

Серьезно и печально было лицо нашего командира, когда он отдавал приказание положить руль на борт, чтобы вернуться в Ревель, уже исчезавший за горизонтом…

Но Бог не без милости и св. Никола Морской не забыл своих моряков. Давно уже замеченные нами два купеческих парохода теперь подошли настолько близко, что можно было в трубу распознать их. Матрос-сигнальщик, все время следивший за ними, подбежал к вахтенному начальнику и радостным голосом докладывал, что первый из них „Ермак“, а сзади „купец“, которого ледокол ведет через лед. Все облегченно вздохнули, и снова у всех зародилась надежда.

Вот кто может помочь нам; вот единственно кто, быть может, проведет крейсер через лед в свободное море и даст нам возможность выполнить возложенное на крейсер назначение.

„Ермак“, хотя и управляемый офицером флота капитаном 2-го ранга Васильевым, но, как не состоящий в списках военного флота, ходит под коммерческим флагом и не имеет секретных сигнальных книг. Поэтому нам пришлось переговариваться с ним по международному сигнальному своду.

Быстро набрали сигнал: „Можете ли провести меня через лед?“ Господи, с каким сердечным трепетом все ждали его ответа! Ведь возможно, что он и откажется, так как каждому было известно, что он никогда не проводил через лед ни одного военного судна, а наш крейсер при его водоизмещении, ширине и углублении делал задачу весьма трудною.

Прошло несколько томительных минут, пока он разбирал наш сигнал. Но вот, наконец, он поднял так страстно ожидаемый утвердительный ответ.

Затем ледокол подошел к нам на расстояние человеческого голоса, командир его спросил о ширине и посадке крейсера, и на вопрос нашего командира, может ли он вести нас до Дагерорда, последовал уверенный ответ: „Конечно могу“.

После этого, махнув рукою по направленно видневшегося вдали льда и крикнув: „следуйте за мною“, положил руль и полным ходом вскоре врезался в сплошной лед, а за ним, не отставая и пользуясь сделанным им по льду каналом, пошел наш крейсер.

Лед в канале позади нас быстро сковывало 12-градусным морозом, снова образовывалось сплошное ледяное поле.

В начале лед был не толстым, около 6 дюймов, но чем дальше, тем он становился крепче, доходя до 2–3 футов, причем часто встречались высокие торосы [189] . Ледокол с легкостью преодолевал такие препятствия, но так как ширина крейсера больше ширины „Ермака“ [190] , то естественно, что наше положение все ухудшалось, тем более, что ледокол при встрече более толстых слоев льда и, разбивая их, невольно уклонялся в сторону, отчего канал за ним делался извилистым. Мы с трудом следовали за ним и несмотря на то, что обе машины работали полным ходом, крейсер шел все тише и тише. Лед напирал со страшною силою, жестокие удары льдин заставляли содрогаться весь крейсер, от обшивки летели щепки, но вернуться назад было еще хуже, да наконец возврата и не могло быть, и крейсер, хотя и медленно, но все же подвигался вперед.

189

Торос – наносный лед под водою. – Прим. С.О.М.

190

Это не так: крейсер шириной 61 фут, а «Ермак» – 71. – Прим. Н.К.

Но вот сильный толчок встречной громадной льдины, отломившейся от поля, ужасный удар в скулу, и крейсер остановился. Машины работают полным ходом, но мы не двигаемся с места. Крейсер затерло во льдах, и он в полном беспомощном положении.

Останавливаем машины и выстрелом из пушки обращаем внимание на наше бедственное положение ушедшего вперед „Ермака“. Услышав выстрел, он кладет руль на борт, описывает циркуляцию, проходит почти вплотную вдоль нашего левого борта и, освободив нас таким образом от напиравшего льда, дает возможность крейсеру вступить в кильватер. Дали полный ход вперед, но, пройдя несколько миль, снова были затерты льдом, и снова „Ермак“, проделал тот же маневр, освободил крейсер, который, идя некоторое время благополучно, снова затирало льдом, и каждый раз бравый командир ледокола с тем же терпением и готовностью выручал нас.

Мы все с восторгом смотрели, с каким уменьем, ловкостью и как уверенно управлял он своим ледоколом.

Между тем время близилось к закату солнца. Наступила ночь. Управлять крейсером в едва заметном при лунном свете канале стало еще труднее, а далеко, далеко кругом, насколько мог видеть человеческий глаз, тянулась, сливаясь с горизонтом, мертвая снежная равнина сплошного льда.

Но и в этой мертвой зимней картине, освещенной трепетным блеском луны, было много сурового и вместе с тем много поэзии. Так мы шли всю ночь.

Наконец, в третьем часу утра мы обогнули юго-западную оконечность Финского залива у Дагерорта, и „Ермак“ вывел нас в свободное ото льда Балтийское море, а сам повернул обратно в залив, и пришлось ему снова бороться со льдами раньше, чем он достиг Ревеля, чтобы отдохнуть после тяжелой работы.

Таким образом ледокол „Ермак“ провел крейсер через весь сплошной лед Финского залива на расстоянии боле 100 миль, и мы, совершив благополучно переход Балтийским морем через четверо суток, сегодня подошли к Килю, вошли в бухту и встали на бочку.

Расставшись ночью с ледоколом „Ермак“, командир крейсера за темнотою не имел возможности поблагодарить сигналом капитана 2-го ранга Васильева за ту громадную товарищескую услугу, которую он оказал крейсеру, так как очевидно, что не будь его энергичного, лихого командира, крейсер „Адмирал Нахимов“ никогда бы не был в состоянии выйти в море и был бы обречен на полное бездействие в Ревельской гавани.

Какую пользу может оказать ледокол военному флоту в том случае, если явится необходимость отправить этот флот в зимнее время в открытое море, – об этом я предоставляю судить самим читателям, но, кончив свой правдивый рассказ, написать который меня побудило чувство глубокой благодарности, я хочу здесь воспользоваться случаем и от имени нашего командира и всех моих товарищей офицеров выразить нашу общую самую сердечную благодарность и глубокую признательность как командиру „Ермака“ капитану 2-го ранга Михаилу Петровичу Васильеву, за истинно товарищескую услугу, оказанную крейсеру, так и инициатору ледокола глубоко уважаемому вице-адмиралу Степану Осиповичу Макарову, причем еще раз должен повторить, что не будь „Ермака“ и не будь его лихого командира, крейсер „Адмирал Нахимов“, конечно, ни в каком случае, не был бы в состоянии уйти в дальнее плавание раньше весны.

Киль, 30-го января 1900 г. Р. – Ге».

Плавание крейсера «Адмирал Нахимов» через льды не прошло для него безнаказанно. Крейсер потерпел некоторое повреждение в своей медной и деревянной обшивке, и даже в нескольких местах показалась течь. Следует ли признать это обстоятельство доказывающим невозможность судам, обшитым деревом, ходить за ледоколом или нет? Разумеется, суда, обшитые деревом, более чувствительны к трению об лед, чем суда, не имеющие деревянной обшивки, но случай «Нахимова» не дает категорического указания в невозможности судну с деревянной обшивкой идти за ледоколом. Во время следования «Нахимова» за «Ермаком» был боковой ветер, который, нажав лед к южному берегу, закрывал след «Ермака», как только он проходил. «Нахимов» несколько раз отставал, и когда льдом начинало сжимать его, то он давал машинам большой ход, почему льдом царапало его борта, срывая медную и деревянную обшивку. Бывали случаи, что «Нахимов» набегал на «Ермака», когда последний задерживался тяжелым льдом, и тогда командир крейсера «Адмирал Нахимов», чтобы не ударить в ледокол «Ермак», клал руль на борт и ударял в лед.

Плавания во льдах имеют свои особенности, которые нужно знать, и нельзя бросить упрек командиру крейсера, что он не принял тех или других мер в деле, столь новом для него. Лучшее из качеств военного командира есть решимость, и в данном случае командир «Нахимова» выказал качества, которые в военное время окажутся незаменимыми: решившись выйти на свободу, он имел достаточно силы воли, чтобы не остановиться перед встреченными препятствиями.

Что касается технической части следования за ледоколом, то тут требуется должная осторожность. Суда, имеющие большие машины, должны применять силу их лишь тогда, когда они окружены вполне разбитым льдом. Если же след, оставляемый ледоколом, закрывается, то надо переждать, и, может быть, в условиях, в которых находился «Нахимов», было бы самое благоразумное повременить, пока стихнет или переменится ветер, и лед из состояния сжатия перейдет в состояние ослабления.

Также надо иметь в виду, что судно тяжелое должно быть более осторожно во льдах, чем судно легкое. Надо считаться с инерцией массы. Удары, которые легкий корпус может безнаказанно перенести, будут фатальны для тяжелого судна. Ударяя в лед, трудно заранее предсказать, какой он крепости, и поэтому может случиться, что удар придется в глыбу очень солидную. В точке прикосновения окажется такое большое давление, которое может быть не под силу обшивке судна.

Чтобы до некоторой степени смягчить то впечатление, которое произвел случай с крейсером «Адмирал Нахимов», надо упомянуть о письме от 24 марта № 123, которое я получил от Ревельского биржевого комитета. К нему приложено пять благодарственных писем шкиперов пароходов, следовавших за ледоколом «Ермак» в Ревельскую гавань. В это время «Ермак» провел несколько десятков пароходов, и все прошли вполне благополучно.