Легенда о черном алмазе
Шрифт:
– Ух ты!..- удивился Григорий, размахивая лампой и обнаруживая все больше разнообразных вещей: матрац, большую кастрюлю с водой, спички, мыло, консервные банки, пачки сигарет.- Да у Робинзона Крузо, пожалуй, было поменьше продовольствия и вещей, когда он тащил с тонущего корабля на берег что попало!.. Обратите внимание, этот подземный житель запасся и тушенкой, и сыром, и овощами… Вот и зеленый горошек в банках, и вот… минуточку, что эго? Какая-то сумка, похоже, с орехами… Нет, извиняюсь, в сумке мелкие камешки.
Василий Иванович молча взял сумку, опустил на доски, приоткрыл, посветил
– Камешки с наклейками. Неужели пропажа геолога Верзина?.. Так и есть, она. Сумку придется взять.
Григорий продолжал осмотр находок:
– Откроем сундучок… Посветите сюда фонариком.
Ага, аккуратненький узелок. Развяжем его… Что это за коробка? Краски?.. Нет, братцы, грим. Самый настоящий театральный грим!.. А вот парик… и второй… Что бы все эго значило? А зеркало!.. Смотрите, какое новенькое, двустороннее, с большим увеличением. Маленький кошелечек. Совсем игрушечный. Интересно, что в нем?..
Он раскрыл кошелек, вынул комочек ваты, и оттуда выкатился на ладонь зеленоватый стеклянный шарик. Емелька дотронулся до него пальцем и отдернул руку: где-то неподалеку в беспросветной тьме подземной ночи родился резкий и тяжкий звук…
Лейтенант тотчас же выключил фонарь, а Григорий уронил крышку сундука и прикрыл лампу полой куртки. Так они сидели в плотной и душной тьме, почти не дыша. Звук больше не повторялся, и Василий Иванович спросил тихо:
– Ты, Гриша, дошел до самого завала?..
Григорий отозвался чуть слышно:
– Так точно… И даже пытался пробраться через обрушенную породу.
– Внимательно осмотрел все закоулки?
– Да. И звал девочку и Макарыча… Думаю, здесь их нет.
– Придется еще побродить,- сказал лейтенант,- пока не исследуем эти выработки до последнего закоулка. Продолжай, Григорий, осмотр… Эго где-то в штреке сорвался камень, а подземное эхо и шорох превращает в гром.
Григорий снова стал перебирать на дощатом настиле горку тряпья. К ровному свету лампы «Деви» присоединился сильный луч фонаря, и Емелька невольно засмотрелся на быстрые, ловкие пальцы Гриши, в которых появлялись то рубашка, то жилет, то вдруг сверкали какие-то медяшки.
– Патроны к пистолету «вальтер»,- негромко присвистнул Гриша.- А где же само оружие? При нем?..
– Следует полагать,- согласился лейтенант, поднимая с доски оброненный Григорием зеленоватый стеклянный шарик.- А эту вещицу, Гриша, ты недооценил. На вид пустяковина, однако ей, возможно, три тысячи лет.
Григорий не поверил:
– Стекляшке?.. Что в ней особенного?
– Пускай ученые разбираются,- сказал Василий Иванович, бережно завернул шарик в носовой платок и спрятал в нагрудный карман.- Эта штуковина, видимо, из Высокого кургана.
Григорий снял кепчонку и помахал ею, как веером.
– А подземный житель, видно, пижон: все его шмотки духами пропитаны. Верно, что у каждого кузьки - свои вкусики: тут, в шахте, прель и пыль, а у него духи, крем, грим… Один момент, тут в кармане пиджака вроде бы зернышки какие-то…
Он приблизил
руку к стеклу лампы, и на его ладони вспыхнули, замерцали голубые бусинки. Емелька даже задохнулся:– Кудряшкины… Точно, Кудряшкины!
Лейтенант молча подставил руку и осторожно, как и стеклянный шарик, спрятал бусинки в тот же платок.
– Это и есть главная находка. Теперь на воздух… Время!
Григорий, силясь приподнять широкий горбыль, натужно проговорил:
– Еще одна прятка!.. Позвольте, я доберусь…
Он рванул какую-то холстину. Послышался сухой и резкий треск, а потом будто кто-то бросил на доски горсть монет, и они рассыпались, покатились.
– Кольца…- изумленно прошептал Григорий.- Смотрите, кольца… брошки… серьги… ну, право, целый ювелирный магазин!..
Голос лейтенанта стал строгим:
– Григорий, у нас нет времени… Где Макарыч и девочка?.. Тут промедление непростительно, пошли!
Гриша еще успел сгрести с досок в изорванную сумку горку безделушек, а на те, что просыпались наземь и в щели, махнул рукой.
Лейтенант шагал широко и уверенно, Емелька едва поспевал за ним, неся брезентовую сумку с камешками. Григорий, замыкающий цепочку, скользил совсем неслышно, точно и не касаясь ногами сухого, ломкого суглинка.
В самом конце штрека, где лунное сияние пересиливало подземную темь, их встретил Трифон.
– Вокруг ни души,- доложил он, облегченно вздохнув.- Только грызутся меж собою да воют полуволки.
Емелька поразился виду приятеля: на черном лице Костика лишь блестели зубы да белки глаз.
– Ты что же это, Костик… угольной пылью умывался?
Костик смутился:
– Нет, я по нишам… по забутам лазил.
Удивился и Василий Иванович:
– Зачем?
Костя опустил голову:
– Мне все время голос Кудряшки слышался. Вот и сейчас…
Лейтенант вскинул руку, и все пятеро затаили дыхание.
Снизу, из серой гущи кустарников, донеслось рычание, потом пронзительный визг, и все затихло, лишь сторонний шорох ветра шелестел.
– Понятно,- сказал Василий Иванович.- Это у тебя шибко работало воображение. А по забутам больше не лазить. Очень опасно. Там ведь нет крепления: полезешь - и не вернешься… Усек?
– Угу,- промычал Костик, глотая слезы.- Но… голос Кудряшки все же доносился…
Лейтенант взял у Емельки сумку с камешками и передал Трифону:
– Ты посильнее, Триша. Пошли.
42
Дедушка Пивень и гость. Майор Пташкин. Саперы у колодца. Анка и Макарыч найдены. Митька Ветерок и разбойник.
После того, как через хуторок Сухой Колодец прокатился фронт, оставляя за собой руины и пожарища, и Пивень остался один-одинешенек среди развалин, Аким Назарыч шумно радовался любому гостю.
Шустрый незнакомец средних лет. в старой шинелишке, вязаной шапчонке и стоптанных башмаках появился на хуторе чуть свет и сразу же направился к Сухому колодцу. Аким Назарыч имел привычку вставать со вторыми петухами. Правда, петухов у него теперь не было, но привычка осталась. И, заметив незнакомца, он радушно пригласил его в свою мазанку.