Легенда о любви и красоте

– Господи, сделай так, чтобы он вернулся. Сделай так, чтобы с ним ничего не случилось...

До рассвета она читала "Отче наш" и все другие молитвы, какие помнила.

Вечером шестого дня у лачуги раздался топот копыт. Открывая дверь, Виола приготовилась дать отпор сборщику податей, но рядом с его коричневым кафтаном к своему испугу и неудовольствию увидела двоих вооруженных стражей.

– Собирайся, - сурово сказал ей сборщик.

– Куда и зачем?
– норовисто ответила Виола.

– Во дворец графа Урбино. По его приказу, - сборщик усмехнулся так недвусмысленно, что Виоле захотелось ударить его хлыстом по физиономии. Но у нее не было хлыста, а за спиной сборщика возвышались два конных стражника.

– Слезай, подсади красотку в седло, - велел сборщик одному из них и издевательски склонился к Виоле.
– Я так понимаю, вдвоем с ним ты на коня не сядешь?

– О, это тот редкий случай, когда вы все правильно поняли, - не менее ехидно ответила она и, проигнорировав руку стражника, сама вскочила в седло.

Кавалькада под предводительством сборщика податей въехала в ворота графского дворца. Стук копыт гулко отдавался под сводами внутреннего дворика. Пока Виолу вели по многочисленным коридорам и лестницам, она осматривалась, прислушиваясь к давно привычной суете дворцовой челяди, вдыхая подзабытые ароматы пряностей, исходящие из графской кухни, ощущая тепло жарко натопленных помещений. Во время езды она окоченела в холщовом платье без плаща и теперь потихоньку отогревалась.

Наконец, ее ввели в обвешанный гобеленами зал с горящим очагом, и там она увидела графа Урбино.

– Вот и ты, моя красавица, - добродушно приветствовал ее граф.

– Не ваша, - вместо ответного приветствия парировала Виола.

– Обманщица, - укоризненно покачал головой Урбино и показал рукой на парчовые платья, разложенные поверх сундука в углу комнаты.
– Все это твое. Переодевайся и приступим к трапезе.

Виола не шелохнулась. Она смотрела на драгоценную ткань платьев, на заставленный серебряной посудой с различными яствами стол и думала о том, что все это оплачено кровью, трудом, бессонными ночами ее мужа и сотен других, таких же как он, таких, как она теперь. От этой мысли волна гнева захлестнула Виолу. В эту минуту Урбино не вызывал в ней ничего за исключением глубокой до тошноты ненависти.

– Красотка, неужели ты хочешь, чтобы я вышел?
– игриво спросил тот, неверно истолковав причину ее бездействия.

Чтобы не смотреть на него, Виола отвела глаза снова на платья. Ей вдруг пришло в голову, что те красивые наряды, что она носила в Милане, имели то же происхождение, хотя и более высокую цену. Она никогда не задумывалась, подати скольких бедняков пошли на их оплату, ее интересовало другое - покрой, сочетание цветов, красиво подобранные украшения и вышивка.

Красота. Богатство. А лучше и то, и другое вместе. Большинство людей не видит ничего другого и не желает. Раньше она была слепа так же как этот граф, как сотни и тысячи душ, вне зависимости от того, были они богаты или бедны. Люди просты. Красота безоговорочно притягивает их. Но мало кто знает ее истинную цену и истинное лицо прекрасных вещей или людей.

Виола повернулась к графу Урбино.

– Вам никогда не приходило в голову, что не все женщины готовы лечь с тем, кто подарит им пару платьев?
– сказала она.

– Что ты имеешь в виду?
– нахмурился граф.

– Была ли среди ваших любовниц хоть одна, которую привлекли не наряды, кольца или золотые монеты, а вы сами, ваша светлость?

– Разумеется. Они все любили меня, - ответил граф.

– И они любили бы вас, даже не будь вы графом?

– Что за нелепые вопросы ты задаешь?
– фыркнул Урбино, пожав плечами.

– Ну, а вы?
– продолжала спрашивать Виола.
– Чем они вас привлекали? Были бы они столь желанны, не будь эти женщины молоды и красивы?

– Не волнуйся. Ни одна из них не сравниться с тобой, моя звезда, - напыщенно произнес граф, с облегчением вступая на привычный путь лести.

– В этом вы правы, - усмехнулась Виола.
– Я, видимо, буду первой, кто откажет вам.

– Что, черт возьми?

– По своей воле я не желаю принимать ваши ухаживания, подарки и делить с вами ложе, ваша светлость. Вы можете взять меня силой, если захотите, но это не изменит той истины, что добровольно быть с вами я не желаю.

Граф снова нахмурился.

– Я не собираюсь брать тебя силой. Я хочу завоевать твою благосклонность.

Виола внимательно посмотрела на него. Хвала Господу, хоть в этом смысле ей ничего не угрожает. Урбино глуп, тщеславен, но, как оказалось, все же, благороден, в отличие от своей стражи.

– В таком случае перестаньте обращаться со мной как с товаром на рынке.

– Я буду обращаться с тобой как с прекрасной донной, каковой ты являешься. Позволь подать тебе руку и подвести к столу. Раздели со мной трапезу.

С надменным видом она приняла его руку и позволила ему подвести ее к столу и усадить, невольно вспоминая мгновения, когда прислуживала Урбино и его свите в трактире. Чувство удовлетворенной гордости взыграло в ее душе, но Виола не позволила ему долго торжествовать.

За обедом они вели спокойную, ни к чему не обязывающую беседу. Обстановка, бесшумно скользящие слуги, разговор - все напомнило Виоле прежнюю жизнь, и она с легкостью снова вживалась в нее. Граф Урбино рассказывал о большом рыцарском турнире, который намерен устроить по весне, подробно описывал приготовления, диковинных скоморохов и музыкантов, которых он пригласил, лучшее вооружение, что заказал для себя и своей свиты.

– Так, стало быть, из-за турнира вы решили повысить подати?
– спросила вдруг Виола.

– Что?
– недоумевающе переспросил Урбино.

– Вы повысили подати, чтобы покрыть расходы на турнир?

Граф рассмеялся.

– Женщинам не пристало забивать свои головки податями и расходами.

– Неужели? А если им приходится эти подати платить?

– Хочешь, я велю освободить тебя от уплаты податей?

Искушение было велико, но цена, которую пришлось бы заплатить, не показалась Виоле привлекательной.

– Я - лишь одна из многих, чью участь вы отяготили повышенными податями.

– Такова обязанность простолюдинов - содержать своего синьора и церковь, - убежденно ответил Урбино.

Встреться они раньше, в Милане, Виола безоговорочно согласилась бы с ним. Но теперь, став простолюдинкой не по несчастью своего рождения, она начала сомневаться в высшей справедливости этого постулата.

– А что получают они взамен?

– Своей милостью я разрешаю им жить на моей земле, вести торговлю...
– Урбино умолк, в замешательстве глядя на Виолу, а затем, покачав головой, добавил: - Что за странные мысли бродят в такой хорошенькой головке?!