Легенды авиаторов. Игровые сказки-2.

— Двухмоторные, — подсказала Брунгильда. — Сравнительно легкие в управлении, если

удастся поднять их в воздух…

— То есть, итальянским пилотам они понравились, — заключил Вольф.

— И да, и нет, — отозвалась фройляйн Шнапс. — Дело в том, что конкретно эти восемь

«Лиоров», предложенных Пятьдесят первой группе, находились в очень плохом

состоянии. Все-таки они уже принимали участие в боях. Вмятины, поврежденное

бортовое вооружение, даже пробоины! В конце концов командир группы подполковник

Джансанти принял решение отказаться от данных LeO.451.

— Ну так что же, в результате, итальянцы сделали с этим хламом? — не выдержал

Гастингс. — Уничтожили?

— Нет, предложили немцам, коль скоро те заинтересовались LeO.451, — ответила

Брунгильда. — Речь шла о шестидесяти четырех самолетах. Двадцать два находились в

Италии, а остальные валялись по всей Франции в самом плачевном состоянии. Что

забавно, генерал Мильх буквально схватился за эти LeO.451. Но вывести их из Италии и

Франции до капитуляции Муссолини не успел.

— Ощущение какого-то вселенского хаоса, — не выдержал Гастингс.

— Так и было, — кивнула Брунгильда. — Итак, у нас остается последний из французских

самолетов — «Девуатин». Он единственный сыграл хоть какую-то роль в рядах

итальянских ВВС. Этот самолет был на вооружении девяти итальянских истребительных

частей. Где-то его использовали просто для обучения, где-то не сохранилось никаких

воспоминаний… Хотя, если честно говорить, итальянцы очень внимательны к именам

своих летчиков. Если читать книги, то именно в итальянских источниках будет больше

всего имен, — добавила Брунгильда.

— Вам видней, фройляйн, — кивнул вахмистр Вольф.

Брунгильда пожала плечами:

— Это мое частное наблюдение… Вернемся, однако, к «Девуатинам» в итальянском небе.

Активнее всех действовали на этом самолете три группы — Пятьдесят девятая, Двадцать

вторая и Сто шестьдесят первая. Они базировались в центральной и южной частях

Италии. Отбивались от союзников. Пятьдесят девятая на D.520 дралась с

четырехмоторными американскими бомбардировщиками. Ничего себе, да? Они

обороняли Ливорно, Пизу, Флоренцию… «Девуатины» действовали вместе с Ме.210 — не

спрашивайте, как им это удавалось…

— А я все-таки спрошу! — не выдержал Гастингс. — Звучит почти фантастикой.

— Ладно, — сдалась Брунгильда. — Известен бой 1 марта 1944 года в районе Неаполя.

Два Ме.210 и «Девуатин» с капитаном Минуцци за штурвалом атаковали В-24. Минуцци

на D.520 несколько раз нападал на «Либерейтор» и в конце концов сбил его. Вообще-то

этот случай, наверное, можно считать исключением из правил. Так или иначе, итальянцам

нравилось, что «Девуатин» вооружен двадцатимиллиметровой пушкой. Хотя сама по себе

пушка оставляла желать лучшего: боезапас всего в шестьдесят выстрелов. Кроме того,

пушку часто заклинивало. Но если уж она стреляла, то стреляла хорошо. Нравилось

радиооборудование, удобная кабина. С другой стороны, шасси слабоваты… Но если уж

прямо говорить, эти самолеты не могли уже повлиять на ход войны.

— На ход войны не смогли повлиять даже Ме.210, — возразил флайт-лейтенант. — Но

само по себе использование трофейных самолетов — любопытная вещь. Итальянцы и

немцы действительно по-разному смотрели на технику.

— А меня изумляет, что «Девуатин» — по сути, устаревшая машина, — оказался таким

популярным и действенным, — сказала Брунгильда. — Хотя, конечно, мистер Гастингс

прав: повлиять на ход войны не могло уже ничто. Вся область Реджиа Калабрия просто

усеяна обломками «Девуатинов»…

— Словом, «Спитфайр» — лучшее из всего, что изобретено человечеством! — подытожил

Гастингс, улыбаясь.

— Я выбираю «Бульдог», — парировала Брунгильда. — По крайней мере, на время

«английского сезона». А вы, вахмистр?

— Я? — Герман Вольф улыбнулся. — А я, пожалуй, возьму Ме.210. Средства позволяют,

знаете ли. До встречи в небе, друзья!

91. Единственный реактивный

Змей Горыныч, казалось, готов был замурлыкать от удовольствия.

— Что это такое с нашим драконом? — удивился товарищ младший лейтенант Вася.

Уилберфорс Гастингс пожал плечами с истинно английским хладнокровием:

— Просто полетал с ним наперегонки. Он — на собственной тяге, а я — на реактивной.

— На чем это? — насупился Вася. — Перешли на немецкую технику, сэр?

— Вовсе нет, — флайт-лейтенант усмехнулся. — Изволил летать на единственном

реактивном самолете союзников, который успел повоевать во Второй Мировой, — на

«Метеоре».

— Вы имеете в виду долгострой фирмы «Глостер»? — уточнил Вася. — Да, самолет…

ничего так себе.

— Испытываете зависть? — прищурился Гастингс.

— А вы испытываете злорадство, сэр?

— Дети мои, не ссорьтесь, — вступил дракон. — Лучше порадуйтесь за вашего друга,

старину Горыныча. Давно я не получал такого удовольствия. А вообще отчасти я согласен

с Васей: дивно, что совершенно второстепенная фирма «Глостер» ухитрилась создать этот

шедевр.

— Так уж и «шедевр», — фыркнул Вася.

— Смелость новаторской мысли — вот что прекрасно в человеке, — возразил Змей

Горыныч. — Британец Фрэнк Уиттл занялся исследованиями в области турбореактивных

двигателей еще до войны. Симпатичный человек, бывший летчик. Основал собственную

компанию «Пауэр джетс», о которой сейчас уже никто не помнит. Однако результатом

трехлетней работы стал работающий на стенде двигатель. И с этой штукой Уиттл явился в

конструкторское бюро фирмы «Глостер», поскольку явно не тянул создание собственно