Лекарь Империи 6

В коридоре меня тут же поймал запыхавшийся Пончик-Величко.

— Илья! Помоги! Срочно! У меня пациент с классической картиной острого панкреатита, все болит, тошнит, а амилаза в анализах — в пределах нормы! Как такое вообще может быть?

Классическая ловушка для неопытных. Амилаза — дама капризная. Может подняться поздно, а может и вовсе не отреагировать, если поджелудочная уже выгорела от предыдущих приступов.

— Ранняя стадия, Семен, — ответил я на ходу, даже не замедляя шаг. — Или наоборот, поздняя. Проверь липазу, она более чувствительный маркер и поднимается раньше. И немедленно отправляй его на УЗИ. Глаза — лучший диагностический инструмент.

— Точно! Липаза! Спасибо! — он с благодарностью посмотрел на меня и убежал в сторону лаборатории.

Не успел я сделать и десяти шагов, как его место тут же занял Суслик-Фролов. Вид у него был растерянный.

— Илья, у меня женщина с разлитыми болями внизу живота, я не могу определить источник… Пальпация не дает четкой картины…

— Гинеколога вызывал? — спросил я, останавливаясь и заглядывая ему прямо в глаза.

— Нет, а зачем? У нее же живот болит, а не…

Он мыслит как хирург-мужчина. Кишки, аппендикс, перитонит. Он забыл, что внизу живота у женщины есть еще кое-что, что может болеть, и болеть смертельно.

— Внематочная беременность с разрывом трубы, — начал я загибать пальцы, — перекрут кисты яичника, апоплексия яичника, острый сальпингит, эндометриоз… Мне продолжать список состояний, которые маскируются под «боли в животе» и могут убить ее за пару часов? Вызывай дежурного гинеколога. Немедленно. А потом доложишь.

— Понял, бегу! — Фролов сорвался с места. Я дал ему единственно верный приказ.

Я прошел дальше, к сестринскому посту. Этот хаос… он был моим хаосом. Упорядоченным. Логичным.

Здесь я был в своей тарелке. Здесь я мог решать проблемы. В отличие от нелогичной обиды Ашота или загадочной комы Яны, здесь все подчинялось законам анатомии и физиологии.

У сестринского поста Артем что-то вполголоса шептал на ухо Кристине. Она хихикала и кокетливо краснела. Увидев меня, Артем оторвался от своего увлекательного занятия и помахал мне рукой.

Редкая картина в этих стенах. Два человека, которые не спасают, не страдают, а просто наслаждаются общением друг с другом.

— Смотри-ка, воркуют голубки! — тут же влез в голову Фырк. — Он ей, наверное, рассказывает про преимущества интубации через нос, а она делает вид, что это самая романтичная история, которую она слышала! Любовь — странная штука!

Я усмехнулся и кивнул им в ответ.

Да. Вот это — моя стихия. Четкие вопросы, ясные ответы.

Пациенты, которых можно спасти. Коллеги, которых можно научить. Друзья, которые счастливы. В этом хаосе я чувствовал себя не просто нужным. Я чувствовал себя дома.

* * *

Кабинет главврача Центральной Муромской больницы.

Анна Витальевна Кобрук медленно разливала по тонким фарфоровым чашкам дымящийся цейлонский чай. Ее движения были плавными и точными. Напротив, вальяжно развалившись в кресле для посетителей, сидел Игнат Семенович Киселев. На его лице играла довольная ухмылка.

— Ты представляешь, Анна, — говорил он, принимая из ее рук чашку. — Наш гениальный Подмастерье не только вылечил этого бандита Мкртчяна, но и заставил его во всем признаться! А знаешь как?

Кобрук приподняла бровь, делая маленький глоток.

— И как же?

— Он использовал побочный эффект «Эгида-семь»! — Киселев хихикнул. — Он его парализовал, а потом вызвал полицию! Запер его в собственном теле и провел допрос!

Кобрук, обычно сдержанная и холодная, не выдержала. Она отставила чашку и расхохоталась — громко, от души.

— Ох, Игнат, ну кто еще на такое способен! Только Разумовский! Это же надо додуматься — превратить побочный эффект в инструмент правосудия! Дьявольски изящно!

— Экстравагантно, конечно, — заметил Киселев, когда она отсмеялась. — На грани фола.

— Но я его действия полностью поддерживаю! — перебила Кобрук, и ее голос снова стал жестким и властным. — Мкртчян получил по заслугам. А больница избавилась от серьезной угрозы. Главное, чтобы в официальных отчетах про такие… методы… не было ни слова!

— Можешь не сомневаться, — заверил Киселев, становясь серьезным. — Я лично проконтролировал историю болезни. Там все чинно и профессионально. Препарат «Эгида-семь» применен строго по жизненным показаниям для предотвращения неврологических осложнений системного васкулита. Дозировка соблюдена. Побочные эффекты зафиксированы в протоколе. Комар носа не подточит.

— Отлично, — кивнула Кобрук. — Тогда…

Дверь в кабинет распахнулась без стука, с такой силой, что ударилась о стену. Фарфоровая чашка в руке Кобрук дрогнула, чай выплеснулся на блюдце.

На пороге стояли четверо мужчин в строгих, официальных мантиях Высшей Гильдии Целителей. Их лица были холодны и непроницаемы.

Глаза Кобрук полезли на лоб от изумления и дурного предчувствия. Она узнала их всех.

Журавлев?! Демидов?! Воронцов?! Величко?!

Весь цвет, вся верхушка Владимирской Гильдии. Собственной персоной. Здесь, в ее кабинете, в провинциальном Муроме.

Магистр Журавлев, глава регионального отделения, стоял впереди. На его лице играла злорадная, торжествующая улыбка.

— Не ждали, Анна Витальевна? — он наслаждался произведенным эффектом. — А мы к вам. С внезапной ежегодной проверкой!

— Но… — Кобрук медленно поднялась из-за стола, ее лицо окаменело. — Но ежегодная проверка только через три месяца!

— А мы решили провести ее заранее, — Журавлев сделал шаг вперед и с легким стуком положил на стол официальный документ с тяжелыми восковыми печатями. — Положение о Гильдии позволяет. Она ведь не зря называется внезапной. Так что — готовьтесь. Со мной приехала целая комиссия. Мы проверим каждый ваш кабинет, каждую историю болезни, каждый выписанный рецепт. И горе вам, если мы найдем хоть малейшие нарушения.

Он обвел взглядом сначала Кобрук, а затем посмотрел прямо на застывшего с чашкой в руке Киселева.

— И особенно тщательно мы проверим работу ваших молодых, подающих надежды специалистов. Если вы понимаете о чем я…

Глава 6

Я проверял состояние пациента после вчерашней аппендэктомии.

Шов чистый, живот мягкий, перистальтика вялая, но есть. Классическое, почти скучное течение послеоперационного периода. Та самая рутина, которая дает лекарю иллюзию контроля и порядка.