Лекарь моего сердца

— Очень жаль, — заключил хозяин дома. — Как много усилий вы приложили, а лекарства нет. Что же, тогда не смею никого задерживать.

Он вышел первым, а по лицу я не поняла, расстроился герцог или уже привык. Я не медиум, и в душу ему лезть не стану.

По мне, мы совершили невероятный прорыв. За Его Светлостью гуськом потянулись младший брат, его сын и верный помощник. Я никому не мешала. Мне надо было остаться наедине.

Лихорадочно вспоминала первый и второй курс мединститута, труды Флеминга и их описание. Я не славилась отличной памятью, но на лабораторных мы пробовали взрастить полезные грибы.

Спустившись на кухню, я подхватила в закромах куски черного хлеба, а в запертых ящиках отыскала едва ли не бесценный апельсин. Цитрусовые в Лавенхейме стоили как слиток золота.

Сложив хлеб в одной чашке и накрыв ее крышкой, я нашла сосуд для апельсина. Положила, запечатала магией реагенты и принялась терпеливо ждать.

К счастью, и Уэйд, и Его Светлость, а особенно господин Уоррен посчитали, что опасность опасностью, а пропускать службу в госпитале мне не стоит. Роберт все-таки чуть-чуть начал мне доверять.

Жаркое лето завершилось, и ему на смену пришла золотая осень, практически ничем не отличающаяся от осени в моем мире. Осадков было поменьше, температура потеплее, но все же на Лавенхейм обрушились дожди и пробирающий до костей ветер.

Из-за погоды много людей обращалось к нам, жалуясь на насморк, боли в горле и ломоту в теле. Тенденция меня не радовала, я боялась, что может начаться настоящая эпидемия простуды, но старый лекарь предупредил, что для Лавенхейма дело привычное. Он же и провожал пациентов с простейшими случаями ко мне.

Александр Бриленд буквально заперся в своих покоях и редко выходил, превозмогая нахлынувшую боль. На мои предложения ему помочь неизменно отвечал отказом.

— Мэтисон, а ты действительно переехала? — спросил меня целитель, когда госпиталь опустел. — Тебе не кажется, что это неприлично? Как ты, вообще, согласилась на подобное? Ты незамужняя девушка, родителей нет. О тебе и так постоянно судачат.

Отвлекшись от поиска противокашлевой настойки, я изумленно воззрилась на своего коллегу. Да он ревнует. В смысле, что нервничает из-за счастья своей дочери. Вроде образованный человек, а все туда же.

— Откуда вам известно? Его Светлость сказал?

— Пф, — фыркнул господин Уоррен, — Александр бы обязательно поделился. Но он занят.

— Понятно, — я поджала губы. — Слуги донесли? А вам не кажется, что это несколько неэтично? Они служат у герцога, а несутся к вам с любыми сплетнями.

Меня раздражал интерес Роберта и его вопросы. Какое ему дело? Его Светлость не маленький мальчик, а я не напрашивалась жить в доме аристократа. Странно, что это до ушей и разума сплетника не дошло.

— Они заботятся о нем, — продолжал хмуриться коллега. — Характер у Александра сложный, слабостей в себе он не терпит, а других, — мужчина обвел меня уничижительным взглядом, — напротив, чересчур опекает. Веди себя благоразумнее.

— Благоразумнее? Выскажите, пожалуйста, свои претензии не мне, — я осклабилась, — а тому, кто все затеял.

— И выскажу, как только мы увидимся. Негоже позорить девушку, пусть эта девушка и штучка из столицы, — едко отметил господин Уоррен.

Кто о чем, а лысый о расческе. Впрочем, с его стороны это можно было назвать своеобразной, навязчивой, токсичной, но заботой. Я достаточно распознала характер целителя. Он, естественно, переживал за свою дочь, но был поборником морали и старых традиций. Его возмущало мое близкое нахождение с Его Светлостью не потому, что я способна «увести» мага, а потому что это не принято в их обществе.

В конце дня на крыльце меня поджидал Уэйд. Забывшись, что я не одна, и что Роберт закрывает ключом здание, не удержалась и спросила:

— Как он? — имела я ввиду его хозяина. — Так и сидит у себя? Не выходил?

— Ничего не изменилось, Саммер, — пробурчал господин Блэк, который тоже волновался за друга.

Это слова не укрылись от Уоррена.

— Что? В смысле? Ему стало хуже? Мэтисон, дурная твоя голова, почему ты не сказала? Я отправляюсь с вами.

— В этом нет нужды, Роберт, — попытался отвертеться Уэйд. — Если бы Алекс хотел, он бы тебя позвал.

— Ага, позвал, когда окончательно захворает? Когда у него отнимутся ноги? Чего он добивается?

Удивительно, но в это мгновение я неистово поддерживала лекаря. Терпение — штука хорошая, но когда терпение перерастает в идиотизм, последствия становятся страшными. Вечно превозмогать себя невозможно, боль влияет не только на физическое самочувствие и настроение, но и на центральную нервную систему. Боги, да ему до инфаркта недалеко, я же уже утвердилась в том, как называется его болезнь.

Игнорируя все возражения, пожилой мужчина первым уселся в карету и скрестил руки на груди. Всю дорогу он ругал меня и Уэйда за опоздание и преступное молчание. Я бы хотела ему ответить, защититься, но Роберт прав. Следовало сказать. Раз Его Светлость не слушает меня, вдруг послушает своего друга?

В поместье мы разделились. Я пошла в лабораторию, чтобы проверить, что с моей плесенью, попутно придумывая, а как из нее сделать таблетки. Вот этой технологии я не знала, и вряд ли бы из этой затеи вышло бы что-то путное. Я сочла, что главное — это улучшить отвратительный вкус и придать плесени какую-то форму и цвет, лишь бы она меньше походила на протухшие продукты.

Но я и шагнуть в свою обитель не успела, как туда пролез Роберт.

— Так вот чем ты здесь занимаешься, Саммер? — в голосе звенела обида. — Что это за колдовские примочки? Что за артефакты?

— Вы же к господину Бриленду шли, — осторожно произнесла я.

— Верно, — кивнул он, — шел. Александр попросил подождать, и я решил, что отправлюсь к тебе. Так что это? Какой очередной чепухой ты занимаешься? Умоляю, не говори мне, что из этого, — взмахнул он ладонью, указывая на запечатанные чаши Петри, — ты планируешь создать какое-то лекарство. Ты целительница или мошенница с большой дороги? Чему тебя учили в академии? Ты, небось, по кабинетам миловалась с преподавателями, а не об учебе думала.

Недооценила я ревность Уоррена. Если за дочь и ее семейное будущее он едва ли волновался, то за свой авторитет боролся до конца. Видел во мне чуть ли не врага, которого предпочел герцог.

Но я тоже была хороша. Обиделась не меньше, и во мне тоже взыграла гордость. Я многое пропускаю через себя, чтобы не затевать скандал на пустом месте. Но называть меня мошенницей, той, кто за оценку будет «миловаться» с ректором... Да я его сейчас в порошок сотру!

— Уйдите, я не разрешала вам входить, — рассвирепела в одно мгновение. — И да, из этого будет сделано лекарство, а вы слишком тупы и ограниченны, раз не осознаете, что ваше лечение не помогает.