Лексикон света и тьмы

За столом будет людно. Тем не менее она знает, что отсутствие двоих людей бросится в глаза всем. За столом не будет Давида. А рядом с ней на праздновании Хануки всегда сидел ты. Но сегодня будет сидеть Гершон, и рядом с ним его Эллен, она на сносях и может родить в любую минуту. Дальше Якоб и Вера, за ними женщина, на которой был женат брат, затем их дети, оставшиеся без отца. Она обводит взглядом нарядный стол, сервированный хрустальными бокалами, тарелками с золотым ободком, белыми салфетками. И её подмывает сжаться, скрючиться, откупорить бутылку и пить прямо из горла, отослать служанку и отдаться воспоминаниям.

M как Молодые мужчины и женщины, члены банды Риннана. Есть несколько их фотографий, сделанных во время суда. На снимках они сидят, рядком да ладком, улыбаются, болтают друг с другом, вернее сказать – сидят уцелевшие, дожившие до суда. Всего порядка семидесяти человек побывали в составе зондеркоманды «Лола» за все годы, но в ней никогда не состояло более тридцати человек одновременно. Кого-то убили, кто-то сбежал, но банда как особое подразделение неуклонно наращивала эффективность. Её формирование начинается с поездки Риннана в Стейнкьер в январе сорок второго года. Только что было успешно разгромлено незаконное движение Сопротивления в Тронхейме. Теперь Флеш хочет, чтобы Риннан навербовал себе соратников и с их помощью поспособствовал уничтожению подполья в другом округе, Мёре-и-Ромсдал. Цель – остановить нелегальное курсирование судов между Норвегией и Англией, благодаря которому противник получает оружие, людей и технику.

Риннан собирает вещи, прощается с семьёй и говорит, что уезжает надолго. Он берёт на руки сына и расцеловывает его, потом так же прощается с дочкой, она подросла и уже бегает по всему дому. И только Клару он коротко чмокает в щёку, в основном ради сына, чтобы тот это увидел, но всё-таки успевает ощутить, что она лишь позволяет себя обнять, не делает ни малейшего встречного движения, не пытается коснуться его губ своими, как она делала раньше, вначале, а лишь позволяет себя поцеловать и тут же выскальзывает из его рук. Неужто он настолько непривлекателен? И почему она не гордится, что ему доверили важную миссию? Не ценит, что его работа так щедро их кормит? И что он приносит в семью так много денег? Ну и чёрт с ней совсем, думает он, подхватывает чемодан и сам чувствует, что слишком сильно сжимает ручку и очень напрягает лицо, но расслабиться не может. На глаза ему попадается дочка, она возится на полу с бумажной коробкой, совершенно не обращая на него внимания, даже глаз не поднимает. Он порывается окликнуть её, ещё пообщаться с ней напоследок, он же уезжает надолго, но какой по большому счёту в этом смысл?

– Ну, счастливо тебе оставаться, – говорит он, отчасти искренне, а отчасти чтобы не дать Кларе повода потом обвинять его, что он просто взял и уехал и вообще стал холоден и молчалив, потому что это неправда, хотя голова у него действительно постоянно занята работой. На нём лежит огромная ответственность. У человека в таком положении есть, вообще-то, основания надеяться, что дома по нему будут немного скучать, будут немного радоваться его возвращениям и станут хоть как-то привечать его и в столовой, и в спальне, а вот на это никакого намёка, да и давно уже, с самого рождения дочки, думает он и снова смотрит на Клару, она вроде как улыбается, говорит: «Езжай аккуратно!» Можно подумать, её это волнует. Ей же только лучше будет, если я разобьюсь, думает Хенри, усаживаясь за руль, и повторяет сухим издевательским тоном: «Езжай аккуратно!» Смех один. Она на что намекает – что он плохо водит? Да он один из лучших водителей во всей области, а уж в знании, как куда проехать, ему равных нет, к тому же, думает он, поворачивая ключ и нажимая ногой на педаль, от этих слов веет лицемерной заботой. Они звучат фальшиво. Разве она не вздохнёт с облегчением, если он сорвётся с дороги, врежется в дерево, вылетит из машины и погибнет? Она будет себе поживать на пенсию за него до конца войны, а может, и вообще всю жизнь, если немцы таки победят, думает он и включает дворники на более быстрый режим.

Февраль месяц, дорогая заснежена, и в воздухе, как шары на белой занавеси, сквозь которую надо проехать Риннану, висят снежные точки, но машин на дороге почти нет, и постепенно Риннан расслабляется, опускает плечи и начинает наслаждаться ездой. Хотя скользко и дорожные условия хуже некуда, Риннан всё равно наслаждается ездой, для него это как дополнительное испытание, экзамен, который он должен сдать. Через несколько часов он паркует машину у отеля в Стейнкьере, достаёт из багажника чемодан и входит в тёплое фойе. Упивается угодливыми улыбками и услужливостью консьержа и тем, насколько всё здесь продумано, чтобы его ублажить, сделать его пребывание максимально удобным. Потому что тут абы кто не останавливается, только люди с серьёзными должностями, руководители фирм, они или приехали из-за границы, или служат офицерами на стороне нацистов. Но из всех гостей лишь я прибыл со специальным заданием, самодовольно думает Риннан и улыбается, беря в руки ключ.

Он выпивает бокал портвейна, чтобы согреться, немного отдыхает и отправляется обедать в ресторан отеля. Готовится начать новую главу в своей карьере агента: найти себе соратников, расшириться. Воображения не хватит, чтобы представить, чего он сумеет добиться, если у него появятся дополнительные глаза и уши и станет возможным одновременно следить и наблюдать в разных местах, и дополнительные руки – всё это фиксировать, и записывать, и докладывать ему. Тогда он добьётся всего. Действительно продемонстрирует Флешу всё, на что способен. Он заказывает ещё один бокал вина и улыбается юной официантке, которая его обслуживает. Она спрашивает, понравилась ли ему еда, он отвечает, что «лучше и быть не могло», а когда она сердечно улыбается, добавляет «хотя… обеду я бы с удовольствием предпочёл кое-что другое» и подмигивает ей. Она ведь и правда была слишком уж мила с ним. Как будто бы заигрывала, не в силах противостоять его обаянию. Женщина в униформе официантки краснеет, словно до неё вдруг дошло, как туго обтягивает её грудь белая блузка, когда она наклоняется забрать его тарелку, и как плотно облегает её бёдра чёрная юбка, но он видит, что такие мысли ей нравятся. Заметив это, он щедро одаривает официантку чаевыми и улыбками, она пугается и отвечает скованно. Наверно, смутилась, думает он, не привыкла к таким прямым заходам. Ему-то мечталось, что она склонится над ним, спросит, в каком он номере, и шепнёт, что поднимется к нему, как только закончится её смена, но ничего из этого она не делает. Просто берёт деньги и благодарит, вежливо и неловко. Может, её ждёт после работы парень, а может, он работает тут же в отеле, думает Хенри и идёт в номер. Выпивает ещё бокал, глядя в окно и размышляя о завтрашнем дне. От этих мыслей он невольно начинает улыбаться. Теперь он обзаведётся подручными, поднимется, чёрт побери, по карьерной лестнице, будет сам нанимать людей. Правда-правда, хотя и верится с трудом, думает он, выливая в себя последние капли портвейна. Чувствует, что напряжение в голове ослабло, что алкоголь очистил мозг от злости и тревоги, оставив там лишь гордое удовлетворение и приятно щекочущий азарт. Поставив стакан, он идёт в туалет, но неловко ударяется об угол кровати, из-за резкой боли в колене несколько шагов семенит, но потом выпрямляется и идёт дальше нормально. И вдруг слышит шаги в коридоре. Первая его мысль – что это та молодка из ресторана разделалась со всеми посетителями и идёт к нему, сейчас она постучит, войдёт и сразу станет расстёгивать пуговицы своей белой кофточки, перед ним, в тусклом свете фонаря за окном. Риннан чувствует, что у него разбухает в шагу, упирается лбом в дверь, слышит, что шаги удаляются под скрип половиц. Торопливо распахнув дверь, он выглядывает в коридор, но там лишь постоялец лет пятидесяти отпирает свой номер. Ну да, ну да, думает Хенри и снова закрывает дверь. Доходит наконец до ванной, но теперь у него стоит, а отлить, конечно, надо, так что ему приходится сесть на деревянный стульчак и рукой пригибать член, да ещё и наклониться вперёд, чтобы всё-таки пописать. Он смотрит в пол, помещение вроде как покачивается… наконец струя ударяет в фарфоровую стенку. А потом он, пошатываясь, добирается до кровати и сворачивается под одеялом; комната по-прежнему словно бы неспешно завихривается, как будто посерёдке у неё сток, куда потихоньку засасывает Риннана, пока сон не утягивает из него все мысли.

Он просыпается утром с пульсирующей головной болью и настолько пересохшим горлом, что язык обдирается об него, как о наждак. Встаёт, смотрится в зеркало, несколько раз плещет в лицо водой, но тяжесть в голове не отступает. Такое ощущение, что мозг распух и распирает черепушку, видно, я всё-таки вчера перебрал, думает Риннан, но положено человеку когда-нибудь и расслабиться, учитывая, сколько он работает и какой тяжёлой и долгой была дорога сюда. И вдруг вспоминает о тубе с таблетками от Флеша. Перед поездкой он заходил в «Миссионерский отель», был невыспавшийся, и Флеш сказал, что у тебя, мол, усталый вид, а ты попробуй вот эти таблеточки, они точно взбодрят, и улыбнулся.

– А что это? – спросил Риннан, вертя таблетницу в руках.

– Первитин, – ответил Флеш и заставил Риннана прямо там же отвинтить крышку, высыпать в ладонь белые таблетки и сунуть одну в рот. Действие её началось мгновенно. Вот что ему сейчас нужно!

Он роется в чемодане, отыскивает тубу и достаёт белую таблетку. Кладёт на язык, чувствует химический вкус, наклоняется к крану, глотает воду с таблеткой.

Пока он принимает душ и завтракает, голова почти проходит, а сил вдруг прибывает, он прямо как-то сразу становится бодрым, говорит спасибище белой таблеточке, суёт тубу в задний карман и зачёсывает волосы назад. Втирает в чёлку воск, укладывает её красивой волной, делает ровный пробор и смотрится в зеркало. А потом отправляется в некое кафе, где собираются сторонники Национального собрания, рассчитывая присмотреть там помощников. Адрес он помнит. Выходит загодя и идёт по разбомбленному городу, где кое-где начинает возрождаться цивилизация в виде квадратных бараков и немногих домов. Когда-то здесь были красивые каменные здания с башенками, и эркерами, и внутренними двориками, он помнит их по прежним поездкам в Стейнкьер. Жалко, что все они разрушены, думает он и пытается представить, как бы выглядел после бомбёжки его родной город. Если бы Левангер превратился в груду развалин, как Стейнкьер, Риннану бы это совсем не понравилось, но, видно, так было надо.

Он огибает свежепостроенный дом и видит кафе, оно расположено в простом бараке, рядом с ним ещё и цирюльня. Здесь ему не надо маскироваться и выдавать себя за другого, здесь все – его единомышленники, думает Риннан, толкает дверь и заходит в большое помещение, где группками сидят люди, пьют кофе, курят и читают газеты. Несколько человек оборачиваются к нему, он улыбается им. Заказывает что-то выпить и оглядывается по сторонам. Прислушивается к разговорам. Сам заводит их, но собеседники или несловоохотливы, или не годятся для его дел. Выясняется, что вечером здесь же, в кафе, запланирован запоздалый новогодний вечер. На него соберётся вся округа, всяк, кто может ходить и ползать, что называется. Лучше не придумать.

Вечером он снова идёт в кафе, крутится в гуще нарядно одетых мужчин и женщин, которые курят, пьют, разговаривают, улыбаются, и заводит беседы с теми, кто на первый взгляд кажется подходящим кандидатом. И довольно быстро натыкается на интерес и разговорчивого типчика. Светловолосого, голубоглазого; вид у него слегка потрёпанный, и улыбается он сконфуженно. Зато охотно слушает Риннана, сообщает, что его зовут Ингвар Олберг и что он болеет за Германию, как будто бы речь о футболе. Рядом с Ингваром сидит и недовольно косится на женщину, болтающую у бара с мужчиной, человек, который представляется как Бьярне. Они оба свободны, и обоим его предложение интересно. В особенности потому, что работа предполагает вознаграждение, а сама по себе она не бей лежачего: прикинуться беглецами, которым надо морем переправиться из Олесунна на Шетландские острова, найти тех, кто согласится их перевезти, и раскрыть всю тайную сеть подпольщиков и йоссинговцев, организующих вывоз людей. Риннан заказывает выпивку на троих, и беседа становится оживлённее и громче. Взрывы смеха, облачка дыма. Поблизости кто-то спотыкается, но стоящие рядом успевают его подхватить.

– А ещё, – говорит Риннан, пригибаясь к столу, – нам нужен человек, который станет нашим связным. Будет ездить от вас ко мне и докладывать о делах. Вы знаете кого-то подходящего? Лучше всего женщину, – добавляет он, рассматривая свой бокал. Переводит взгляд на двоих своих собеседников, про себя сравнивает их: Бьярне быстрее схватывает, сообразительный, расторопный, но замкнутый. А Ингвара только помани, и он твой. Он страшно обрадовался самому предложению что-то делать, а на вопрос Риннана, есть ли у него семья, коротко ответил «нет», и всё. Бьярне больше себе на уме, но именно он говорит, что знает подходящую женщину, и идёт поискать её. И довольно скоро возвращается, ведя за плечо невысокую коренастую женщину с грубыми чертами лица и крепкими руками и ногами. Риннан встаёт, протягивает ей руку и представляется.