Лёнька. Украденное детство
Шрифт:
Он дождался, пока троица новообращенных партизан, вооруженных серпом, вожжами и только что полученным ножом, не скроется в лесу, и, примостившись в седле своего двухколесного, видавшего виды железного конька, покатил, поскрипывая педалями, в сторону комендатуры, где его поджидали полицаи. Ориентиром в густой темноте июльской ночи ему служил далекий огонек единственной уличной лампочки, освещавшей рваное желтое пятно посреди центральной улицы. Одинокий, тускло мерцающий фонарь раскачивался от резких порывов заблудившегося полуночного ветра и тоскливо стонал, жалобно взывая к далеким летним звездам, равнодушно мерцающим в густой чернильной вечности бескрайней Вселенной.
Глава девятая
Лес
В ночном лесу живет множество невидимых днем при солнечном свете существ и звуков. Особенно звуков, которые таинственным образом образуются из ниоткуда и исчезают в никуда. Вот озорной летний ветерок, пользуясь густой темнотой, выскочил из-за мохнатых вековых елей и дерзко потрепал семейку березок, одетых в крапчатые сарафаны, за распустившиеся во всей их красе богатые сережки. Зашумели сестрицы, заохали, захлопали густыми стройными руками-ветвями, заголосили: «Охохохо-о-о-о, ушушушу-у-у-у!» Несведущему человеку покажется, что свистит и стонет кто-то невидимый и неизвестный в чаще, а это лишь ветерок-шалун да листва деревьев.
56
И. В. Сталин в беседе о партизанах. Совещание И. В. Сталина с командирами партизанских отрядов 1 сентября 1942 г. в Кремле.
– Мужики, стойте. Кажись, кто-то крадется в кустах. – Младший из группы мужчин, двигавшихся по почти невидимой, но известной только им лесной тропинке, жалобно попросил остановки.
Группа притормозила. Они несколько секунд прислушивались, напрасно тараща невидящие в плотной темени глаза и пытаясь уловить какое-либо движение впереди. Второй путник, постарше, полушепотом отозвался:
– Нет, Вань, это лес нас предупреждает. Говорит, чтоб осторожнее были. Ты не боись, здесь врагов для нас нынче нет. Только други. Ныне каждый волк нам друг, товарищ и брат. Потому как и мы теперь в их, волчьем положении. Оттого, понимаешь, и на нас будут те двуногие, что хаты наши позанимали, также охотиться. Помнишь, как с Павликом облавы устраивали на волков, что завелись у Бездона и наших телок перерезали? Ты ишо малой был. А вот я с ним, с Павликом-то, поохотился вволю. Иногда и на лошадках моих подбирались, чтоб зверь не учуял и не услыхал. Для волка же лошадь – не враг, а добыча. Так и подбирались. Жаль, нет его боле, Павлика-то. Он бы нам дюже помог нонче.
– Чем бы он нам таким помог? – молвил тихо третий мужчина.
– А тем бы и помог, Петро, что он лес этот как свои пальцы знал. Каждую березку и елочку по имени да в лицо узнавал. А главное – и они его как своего принимали. Тут ему и дом был, и стол. Кормил лес этот и его, и Акульку с Лёнькой, да и нам всегда перепадало. Павлик всех привечал. Не было такого случая, чтоб кому отворот дал или какой отказ от него был. Не было такого.
– Ну так и чо теперь рассусоливать-то? – снова произнес третий, Петр. – Говорят у него где-то тут заимка была в лесу? Вот бы ее отыскать!
– Точно! Я тоже слыхал! – вновь вступил самый молодой, Иван.
– Есть избушка. Только в ночи такой не сыскать нам ее. Там зарубки есть и скрытые метки. Их не каждый-то днем найдет да поймет. А тут тьма кромешная. Тьфу! – проговорил самый старший из них. Это был конюх Прохор Михайлович Гольтяпин.
– Может, утра дождемся? Ночь-то уже вот-вот сойдет на нет. С зорькой и двинемся дальше? – предложил по-прежнему дрожащим голосом Ванька Бацуев, напуганный шорохами да свистом ветра, запутавшегося в листве и ветках.
– Да мы уж часа полтора топаем. Погони вроде нет. Да и какой придурок сунется ночью в лес за нами?! Может, и впрямь перекурим до рассвета, а, Михалыч? – поддержал идею парня Петька-боцман.
– Нам хоть до Бездона надо добраться затемно, а там уже я выведу к сторожке Павликовой. Ишо немного, давайте проберемся,
здесь недалече…Не успел Прохор Гольтяпин досказать свои соображения, как впереди захрустели кусты и оттуда донесся ужасный протяжный и глухой окрик:
– Стооооооой! Руууукииии ввееэээррррх!
Теперь уже и двое мужиков постарше дрогнули и замерли, словно их ноги моментально превратились в пудовые колоды.
– Ох ты ж, зараза! – выкрикнул от испуга Петька-боцман и присел, будто его сейчас начнут расстреливать.
Первым пришел в себя самый старый и опытный конюх Гольтяпин. Он тоже присел и, опасливо озираясь в темноте, отозвался в том направлении, откуда звучал голос, приказавший остановиться:
– Эй, ты! Ты сам отзовись, ежели человек. Не стреляй нас, просим. Мы из деревни. За хворостом ходили да заплутали. Не успели вернуться засветло, вот и мыкаемся тут. Помоги нам, не стреляй! Слышь, друг?
Снова повисла зловещая тишина, в которой свист ветра и шелест листвы создавал полное ощущение, что застигнутых врасплох путников окружает невидимое ночное лесное войско. Старательно всматриваясь в темноту, Прохор вдруг понял, что уже различает очертания кустов впереди по курсу их движения и с каждым мгновением картина все больше прояснялась. Он взглянул вверх и, ткнув по очереди своих товарищей, зашептал:
– Гляньте-ка, светает.
Узкая полоска бледного света все ярче и ярче пробивалась с востока через макушки вековых деревьев, окруживших людей, попавших в западню. В головах наткнувшихся на засаду мужиков проносились немыслимые догадки, кто же их остановил. На всякий случай они положили на землю под ноги свое нехитрое оружие, вожжи и куртки, что сняли во время похода. После чего они подняли руки вверх и так их и держали. Им уже начало казаться, что никакого окрика и команды не было и что это им лишь причудилось из-за шума ветра и веток, как вдруг голос вновь зазвучал. И не менее страшно – глухо, тяжко и уныло:
– Встааааааать! Ктоооо выыыыы таааакие?
Теперь мужчины уже видели друг друга и даже почти точно определили, что голос доносится из огромного дупла старой раздвоенной осины, которую уже можно было отчетливо различить. Всматриваясь еще тщательнее, они увидали, как из темного чрева трухлявого дерева показался ствол винтовки. Было ясно, что невидимый враг настроен серьезно и решительно. Ответил за всех снова Прохор Михалыч:
– Мы, слышь, друг, безоружные! Я – конюх здешний, Прохор Гольтяпин. Со мной Петр да пацан Ванька Бацуев. Мы все местные. Говорю ж тебе, заплутали. Не стреляй ты нас! Отпусти с миром. А?
Они уже очень хорошо различали большое раскидистое дерево, в котором сидел неведомый недруг и отдавал гулкие команды. Вот он зашевелился, ружье выдвинулось еще вперед. Похоже, решил стрелять в них. Увидав это движение, Петька-боцман и Ванька Бацуев зажмурились и постарались вжаться в землю. Только Прохор еще подался вперед и уже разглядел, что из дупла выбирается странное существо, заросшее травой и ветками. Существо держало карабин и приближалось к троице. Сделав несколько шагов, странный субъект остановился и вдруг заговорил совершенно мальчишеским голосом:
– Опустите руки, дядь Прохор!
– О! Кажись, свой… – неуверенно протянул Петька.
– А тож?! Да свой, свой. Это ж я, Лёнька!
Заалевшая во всю ширину летнего неба солнечная заря осветила лесную тропу, по которой шли четверо. Впереди шел странного вида мальчишка, увешанный пучками травы и еловых веток с головы до ног, держа на плече винтовку. За ним торопился высокий седой мужчина в кепке и с серпом в руках. Он заметно прихрамывал, но старался не отставать от пацаненка. Далее следовал развалистой походкой морячка мужчина среднего возраста в тельняшке, а на плече нес скрутку из вожжей и куртку. Замыкал процессию парень лет двадцати, который испуганно озирался не только на все четыре стороны, но и ежеминутно задирал голову вверх и затем так же тщательно всматривался под ноги. Идущий впереди пацаненок постоянно оборачивался к бредущему за ним высокому мужчине и что-то ему втолковывал: