Лёнька. Украденное детство
Шрифт:
– Mita sina teet?! Kimppuuni hyokattiin! [45] – закричал финский солдат, ужаленный пчелами. Он попытался отмахнуться от продолжавших атаковать насекомых, но лишь разозлил их и привлек внимание остальных членов дружного пчелиного хозяйства.
Увидав, как их товарищ нелепо размахивает руками и кричит о каком-то нападении, остальные солдаты сперва бросились к нему на помощь, восприняв призывы серьезно, но, разглядев атакующих его «врагов», страшно развеселились и стали его подбадривать дружными воплями:
45
Что вы делаете? На меня напали! (фин.)
– Luovuta! [46]
– Hyokatkaa! [47]
– Sivusta! [48]
Эти
46
Отступай! (фин.)
47
Атакуй! (фин.)
48
Заходи с фланга! (фин.)
– Juokse, Mikko! [49] – не умолкали они, продолжая свою «считалочку».
Пока одни веселились, а опухший от укусов несчастный Микко Вааттанен безуспешно пытался отбиться от непрекращающихся атак крылатого войска, водитель гусеничной танкетки, вылезший, чтобы охладить закипающий радиатор своего бронированного монстра, слил из его утробы полное ведро буро-коричневого клокочущего кипятка и двинулся спасать товарища. Он с ходу выплеснул полведра горячей грязной жидкости в приоткрытый улей и отступил назад. Моментально картина боя изменилась. Из круглого входа в домик по лотку вытекала дымящаяся река, выносившая десятки ошпаренных и погибших телец маленьких отважных защитников. Большинство погибли, даже не успев вылететь из улья. А те, что атаковали финского солдата, теперь вернулись и скорбно кружили над грудой тел своих сородичей, пытаясь охладить их обожженные мокрые тела в надежде на оживление.
49
Беги, Микко! (фин.)
Еще один взмах ведра, всплеск – и из отверстия появилось скрюченное тело огромной пчелы. Это была пчелиная матка, без которой семья уже никогда не сможет жить и трудиться. Оставшиеся в живых несколько защитников отчаянно пытались поднять свою повелительницу и привести в чувство, но подлое деяние свершилось – семья во главе со своей королевой была безжалостно уничтожена.
Опухший от укусов финн наконец-то добрался до столь пленившего его лакомства и грязными руками выковыривал куски ароматных медовых сот, жадно запихивая их в рот. Недовольно морщась от прилипшего к зубам воска и поминутно сплевывая комочки разжеванного удивительного природного строительного материала, раненый боец громко сглатывал драгоценные капли сочного волшебного лакомства.
– Ну ты прям как медведь, Микко! Недаром тебя так и назвала мама. Ха-ха-ха! А ну-ка, поделись с товарищами! Мы же тебя поддерживали! – продолжали подсмеиваться финские эсэсовцы.
Следуя зарекомендовавшей себя варварской технологии получения беспрепятственного доступа к заветному лакомству, водитель вновь наполнил ведро кипятком из перегретого радиатора танкетки и приступил к заливке следующего улья. Ударом ноги он скинул крышку со второго домика и принялся равномерно заливать рамки, сжигая и уничтожая самых красивых, могучих, преданных, трудолюбивых и полезных насекомых. На их защиту бросился лишь один человек во всем мире – девятилетний Лёнька. С разбегу он врезался головой в правый бок финна, который от неожиданного удара потерял точку опоры и повалился, словно подрубленная осина, на грядку с морковью. Выпущенное из рук ведро перевернулось в полете и остатками кипятка обдало его лицо и руки, оголенные по локоть из-за закатанных рукавов пятнистого комбинезона. Сбитый с ног и толку водитель дико заверещал и схватился за ошпаренные щеки. Тут же Лёнька получил увесистый удар по затылку и по ногам. Он отлетел на грядку в другую сторону и теперь пытался приподняться. Тяжелая рука вражеского солдата сцапала мальчишку, он был оглушен и никак не мог встать на ноги.
Покусанный пчелами и заляпанный ворованным медом Микко Вааттанен, мрачно глядя на копошащегося меж грядок мальчишку, приблизился и с силой вдавил его своим огромным сапожищем в мягкую рыхлую огородную землю, которую сам же Лёнька несколько раз за сезон перекапывал, мельчил, поливал, пропалывал. Но родная земля их с мамкой
хозяйства, несмотря на их постоянную трепетную заботу и усердие, почему-то сейчас не спасала от наглых, сильных и жестоких финских солдат. Обожженная, израненная, истоптанная захватчиками всех мастей и родов русская земля стонала, выла и плакала, как рыдала сейчас Лёнькина мать Акулина, бросившаяся на помощь сыну.Она бежала через улицу, видя, как рослый солдат в камуфлированном комбинезоне придавливает ее сына сапогом к земле, не спеша достает из-за спины странного вида автомат, громко и противно клацает затвором, направляет сыну прямо в голову и, гадко улыбаясь и ощеривая желтые кривые зубы, кричит на странном «квакающем» диалекте. Ему отзываются таким же клокотаньем его дружки, гомонящие позади и выкрикивающие не то ругательства, не то команды.
За эти страшные мгновения, преодолевая полтора десятков шагов, отделявших ее от распластанного у ног врага несчастного беззащитного сына, Акулина боялась лишь одного – опоздать. Потому что опоздание в этот момент равнялось неминуемой неизбежной гибели! Она силилась закричать, но из превратившегося в пустынный шершавый растрескавшийся сухарь горла вырывалось лишь слабое сипение и шепот. Ей казалось – она глохнет от собственного душераздирающего вопля несчастной матери, на глазах которой убивают ее родного ребенка, но этот хрип не расслышал бы даже самый внимательный врач со своим специальным приборчиком в ушах. Она мчалась, молилась, молила и умоляла:
– Пощадите! Простите! Стойте! Прошу вас! Молю!
Акулина была еще в нескольких метрах от Лёньки и его палача, когда тот наконец прицелился и нажал на спусковой крючок своей автоматической Suomi-КР М-31 [50] . «Сшшщщчёоолк!» – ответило оружие, предательски дав осечку. Пытаясь получить удовольствие от расправы, словно наслаждаясь местью за проигранную недавно Красной армии зимнюю войну, финн позабыл, что его штатное оружие не любит размеренность и плавность, а, наоборот, нуждается в резком передергивании затвора, который только в таком случае надежно досылает смертельный заряд, упакованный в металлический патрон по назначению прямиком в хромированный ствол.
50
Пистолет-пулемет Suomi-КР М-31 с барабанным магазином на 70 патронов, бывший на вооружении финской армии, выпускался в 1931–1944 гг. фирмой Tikkakoski.
Осечка! Неожиданная, непрогнозируемая, случайная осечка, которая по статистике происходит одна на тысячи выстрелов, дала матери еще один шанс спасти своего ребенка, беззащитно раскинувшегося на земле под сапогом эсэсовца. И та бросилась ниц перед фашистом, закрывая мальчика своим телом, обнимая солдата за ноги и причитая:
– Не надо, не надо! Прошу вас! Умоляю, пощадите! Простите его, простите! Он же пацаненок, мальчишка. Умоляю, простите!
Финн невозмутимо передернул затвор и снова нажал на крючок… Резкая дребезжащая и раскалывающая тишину и спокойствие летнего утра, разрывающая в пыль плодородную землю, очередь вырвалась из геометрически правильного блестящего ствола автомата и ровной дугой уложила четыре пули вокруг головы придавленного к грядке Лёньки, словно нарисовав венец мученика над его слипшимися волосами. Финны дружно зааплодировали, оторвавшись от дележки добытого меда.
– Mikko, tapa molemmat! ja meni pidemmalle! [51]
Акулина не понимала ни слова из их каркающих призывов, но ее сердце служило ей лучше самых точных переводчиков. В их громком «кляканье» она услышала смертельную опасность, которую также излучали злобно сверлящие ее и Лёньку свиные глазки на распухшей от укусов пчел пунцовой роже финна. Не дав ему прицелиться, Акулина навалилась всем телом на автомат и принялась целовать грязные, перепачканные медом и землей руки солдата, чем ввела его наконец в замешательство. Даже поднявшийся с земли после Лёнькиного наскока, но продолжавший держаться за обожженное лицо водитель оторопело смотрел на спятившую тетку и пробубнил своему однополчанину:
51
Микко, убей ты их обоих и поехали дальше! (фин.)
– Hyva On, Mikko! Heita ne. He kuolevat taalla pian [52] .
Солдат, услыхав слова земляка, зло сплюнул остатками пчелиного воска и с силой отдернул руку от тетки, которая продолжала что-то причитать и завывать. Пытаясь уклониться от ее цепких захватов и нытья, рядовой эсэсовец карательного батальона «Нордост» Микко Вааттанен сделал шаг назад, отстраняясь от Акулины, убрав свою ногу с груди мальчишки. Тот захрипел и зашевелился. Акулина уловила это непроизвольное движение, почувствовав отступление перед ее энергичным натиском, и, не меняя интонации, с которой просила финна о пощаде, вполголоса, но отчетливо выговаривая слова, запричитала:
52
Ладно, Микко! Брось их. Сами сдохнут здесь скоро (фин.).