Лес. Книга 1

Напуганная волчьим лаем тетерка нарочно стала отставать от своего спутника, сопровождавшего ее к лесной реке. Она уже успела приноровиться к его выходкам: грациозной походке, которую Симон не изменял с тех пор, как превзошел в темпераментной схватке тетерева; нелепому токованию, провоцирующему задорных местных глухарей. При этом хорош собой и уверен в собственных силах. Глухарь продолжал восхищать тетерку непринужденным поведением, но ей все больше казалось, что подобным выходкам он обязан не столько своему характеру, сколько своему весеннему инстинкту.

– Симон, я тебя прошу, давай вернемся в лес. Мне как-то не по себе здесь.

Глухарь не счел нужным ответить самке на ее опасения. Он продолжал идти вперед, будучи уверенным в том, что Амина последует за ним. Почувствовав бодрый запах молодых сосновых почек, Симон ускорил шаг. Громко захлопав крыльями, взобрался на ветку подвернувшейся на пути корявой сосны.

– Ну же, Амина! – прокричал глухарь, обратив взгляд к едва поспевавшей за ним тетерке. – Почувствуй, какой здесь приятный воздух!

Рослые прибрежные деревья тенью проходили по заболоченным берегам реки у окраины леса, подыгрывая лучам подуставшего солнца. Разгулялся ветер, нагоняя вечернюю прохладу. Но и она не смогла бы остудить сейчас пыл своенравного самца. Уж слишком самодостаточным чувствовал себя Симон среди этой глуши при взгляде карих глаз преданной тетерки.

– Слезай оттуда, – отчаявшись, позвала Амина, продолжая наставлять своего неистового друга. – Иди ко мне, милый.

Симону польстило столь теплое обращение к нему тетерки, открыто поддавшейся искушению впервые с начала их знакомства. По крайней мере ему хотелось в это верить. Он приветливо посмотрел на Амину, уподобившись коварному обольстителю. Ее легкое смятение с отводом глаз не оставило самцу другого выбора, как вернуться обратно на землю, представ во всей красе властного размаха крыльев и чутких алых бровей.

Застенчивая самка сделала шаг назад, ускользая от взбудораженного самца, нахально распустившего свои крылья. Глухарь неотступно следовал за ней, вызывающе токуя в надежде на любовное соитие. Симон был в восторге от робкого поведения тетерки, заигрывавшей с ним. Терпение Амины сводил на нет дерзкий клюв глухаря, тогда как его взгляд уже был полон решимости.

Остановившись, тетерка пристально посмотрела на самонадеянного самца, взывая к его дурным манерам. И тут же затейливо прикрыла глаза. Резкая боль от вонзившихся в спину когтей показалась ей даже излишне агрессивной. И только уловив перед собой встревоженный взгляд недоумевающего глухаря, Амина поняла, что обречена.

Спикировавший на тетерку беркут попытался тут же утащить с собой свою жертву, но вовремя подоспел опомнившийся Симон. Распахнув крылья, глухарь бросился на орла, нанося удары острым клювом. Один из них пришелся хищнику в голову. Но атакованный беркут не спешил выпускать из мощных когтей Амину. Он бойко отмахнулся от глухаря, ударив крылом по шее птицы.

Полученная затрещина лишь раззадорила отчаянного самца. Симон с еще большей яростью бросился на беркута, попытавшись сбить его с раненой тетерки. После нескольких неудачных попыток он все же добился своего. Защищаясь от нападок глухаря, хищник был вынужден отпустить тетерку, которая осталась неподвижно лежать на земле между двумя самцами.

Напыщенный Симон с ненавистью посмотрел на стоявшего перед ним хищника. Невозмутимый взгляд убийцы, обращенный к нему, вызвал непреодолимый страх у глухаря. Тот самый утраченный страх, который способствовал его выживанию вплоть до сегодняшнего дня.

Поддавшись одному из своих основных инстинктов, Симон утратил контроль над другим. Глухарь был рад насладиться тем влечением, которое испытал к тетерке. Но это влечение оказалось для него роковым.

Хищник был довольно расторопен, когда расправлялся со своей жертвой. Глухарь так и не почувствовал боли – лишь горечь утраты перед последним вздохом, глядя на умиравшую самку, которую он не смог защитить от себя самого.

Мирная жизнь в речной долине при ясном весеннем дне к вечеру стала подавать первые признаки волнения. Потянулась к поверхности реки местная рыба, подрываясь к зависавшим над водой насекомым. Ловко подхватывали на лету свою поживу и ныряли обратно, оставляя после себя всплеск негодующей воды. Напомнили о себе и местные лягушки, повылезавшие на сушу – вдоволь надышаться да перекликнуться между собой на закате солнца, которое вновь затягивало свое прощание.

Не спешил вылезать из воды Нагил, успевший за день приноровиться к повадкам проворного лосося. И теперь ненасытный медведь, стоя в прохладной воде, охотно поджидал очередного неудачника, не справившегося с интенсивным течением своей обыденной жизни.

– Да сколько можно уже! Какой прожорливый.

– Еще бы! Это ты не застала его сразу после спячки, – успокаивала свою негодующую подругу блоха. – Еле на ногах стоял. И в рот тянул все что придется.

– Как холодно здесь стало, – проговорила блоха, содрогнувшись на прибрежном листе кувшинки.

– И опасно. Здесь все как будто с ума посходили.

– Думаю, нам не стоит переживать по этому поводу. Нашего Нагила боятся и уважают не только в лесу, но и за его пределами. Все знают, что он не позволяет себе так нагло использовать свое влияние для корыстных целей, как это делают другие хищники.

– Это точно. Не припомню, чтобы от него доставалось муравьям или пчелам.

– А ты никогда не думала о том, что снисходительность с его стороны не слишком практична как для леса в целом, так и для самого Нагила?

– В тебе совесть заговорила? – ехидно проронила блоха, посмотрев на свою подругу.

– Я не об этом. Мне кажется, Нагил утратил свой хищный инстинкт. И некоторые из обитателей нашего леса не прочь были бы при случае этим воспользоваться.

– Благо для нас, таких сейчас нет в речной долине. Как бы там ни было, он все еще остается медведем. Одним из самых сильных и проворных жителей в этих краях.

Обе блохи посмотрели на Нагила, стоявшего в воде неподалеку от берега. Разбрасываясь брызгами в разные стороны, медведь увлеченно терзал пойманную им рыбу. С грозным видом неуклюжего и наивного самца, которого в нем так порой не хватало.

– Вот разошелся! – воскликнула блоха, обращаясь к своей дружной собеседнице.

Однако той уже рядом не оказалось.

Самая обыкновенная юная лягушка впервые в жизни выбралась на поверхность воды. Залезла на первый попавшийся лист кувшинки – и так повезло. Она ловко расправилась с блохой, застав ее врасплох. Не доставила лягушке трудностей и другая блоха, пребывавшая в оцепенении от страха. Однако чувство насыщения к хищнице так и не пришло. Уж совсем никчемными оказались насекомые, столь вызывающе ведущие себя на глянцевом листке кувшинки.

И вновь всплеск раздался на реке. Плюхнулся в воду передними лапами Нагил и направился к берегу. Добравшись до суши, бодро отряхнулся от воды, вытянув вперед сытую, довольную морду. Со странным для себя чувством облегчения медведь покидал реку в этот раз. Утолил голод, набравшись прежних сил. Но всё никак не мог понять, почему он так комфортно стал ощущать себя в луговых просторах, где продолжал внушать ему свободу западный ветер. И что же родной лес так угнетающе возвысился пред ним?

* * *