Лестница из терновника. Трилогия

Мне кажется, что у этого типа воображение дятла, но в кабинете неожиданно уютно. Мне вдруг очень нравится акварелька, наклеенная на доску - уморительная грустная птичка, долгоносая, на тоненьких ножках, похожая на взъерошенного куличка, стоящая в пене прибоя и печально взирающая на далёкий горизонт. В уголке каллиграфическая надпись, врисованная в контур сердца: "Счастье, где же ты?" Не важно, рисовал Ар-Нель эту картинку или купил; она выдает такую милую самоиронию, что моё раздражение несколько проходит.

Ар-Нель выдёргивает из пачки листок бумаги с красным обрезом и принимается тереть тушь.

– Сядь, - говорит он мне с насмешливым дружелюбием.
– Хочешь чаю?

Я на миг теряюсь. Чёрт знает, что полагается по этикету... Впрочем, плевал я, горец, на этикет! У меня отличная легенда.

– Да. Спасибо, Господин.

– Налей, - кивком показывает на "чайник" на поставце.
– Возьми печенья.

Трёт тушь и наблюдает. Интересненько...

Я беру сухое печенье. Откусываю. Осыпаюсь крошками, отряхиваюсь. Фиг ли нам, горцам. Ар-Нель наблюдает с полуулыбкой.

– Ник, - говорит он вдруг, - расскажи мне о своей деревне?

Этот шкет меня поражает. С чего бы такое внимание к моей скромной особе?

– Что рассказать?
– спрашиваю я.
– Ничего интересного, деревня как деревня.

– Отчего?
– возражает Ар-Нель.
– Ведь твоя деревня не в Кши-На? Там где-то, в горах Хен-Ер? Никто из моих знакомых там не бывал. Так далеко и люди, я полагаю, живут иначе?

Любопытному на днях прищемили нос в дверях. Я - неразговорчивый дикарь. И мне не положено посвящать кого попало в собственную частную жизнь.

– Люди как люди.

– В чём твоя вера, Ник?

Оп-па!

Об этом ещё не спрашивал никто. Вероятно, по умолчанию считали, что я верю в какой-нибудь вздор. Или - что в День и Ночь, как местные жители. Деревенский люд теософия не занимает, а господам не приходило в голову интересоваться такими вещами у слуги. Точный расчёт был, оправдался - но ведь не разработана религия в легенде, ни пса мы ещё не знаем о здешнем религиозном мышлении, и уж тем более - до такой степени, чтобы создать некую религиозную систему наподобие местных!

Да что ему далась моя вера? Больше всех надо...

Штирлиц посмотрел в небо.

– Зачем тебе, Господин?

– Любопытно.

Ах ты, ёлки-палки! Ладно, попробуем. Чтобы не завраться, будем держаться того, что знаем.

– В сына Творца.

– А кто его мать?

– Земная женщина.

– С ней сражался сам Творец?!

Тьфу ты, дьявол! Год спокойно общался с аборигенами всех сословий! Принесло на мою голову! Чуть не выбил из роли, поганец... Ладно, я сглупил, тут надо тупить. Бубнить ерунду. Да мы тут... в нашей... исконной, посконной...

– Господин, я не умею говорить на такие темы.

– Это тайна?

– Ага. Сакральная тайна.

– Ты вылечил молитвой воспалившееся лёгкое. Я думаю, ты обращался к сильному божеству. Мне жаль, что ты не хочешь мне рассказать, Ник...

Змеёныш... слишком много понимает для аристократика.

– Да не то, что не хочу - я не умею, Господин. Я - человек неучёный...

– У тебя удивительно правильная речь для деревенского мужика. Ты быстро учишься, хоть и немолод.

– Просто память хорошая.

– Ты - Мужчина, Ник?

Час от часу не легче. Может, ему накостылять, всё-таки, чтобы не лез не в своё дело? Или... слишком как-то профессионально вытаскивает на левые темы. Тупим, тупим! Смотрим, как баран на новые ворота:

– Мужчина, Господин.

Улыбается. Жеманно крутит рукой в воздухе:

– Пустяки. Это я так спросил, - обмакивает в тушь кисточку.
– У меня красивый почерк, Ник?

Пожимаю плечами.

– Не смыслю в каллиграфии, Господин, - да что ж ты пристал ко мне?

– Мне показалось, что тебе понравился рисунок, - снова улыбается.
– Меня учил Господин А-Тох. Я хороший ученик, как ты думаешь?

Усмехаюсь. Барские забавы.

– Хороший. Симпатичная птичка.

– Ты устал от этого разговора - или мне кажется?

С чего бы мужику уставать от дурного трёпа?

– Тебе кажется, Господин. Просто - много дел сегодня. Весь дом на ушах стоит. Младший-то Господин, знаете?

Поднимает с конторки исписанный листок, помахивает им, просушивая тушь. На самом деле, почерк хорош. Лучше, чем у моих князей - креативная каллиграфия, с претензией. У этого типчика, похоже, манеры настоящие.

Подает мне свернутое письмо, запечатанное восковой звёздочкой.

– Иди, Ник. Мы когда-нибудь поболтаем ещё - когда ты будешь меньше занят мыслями о своих сюзеренах. Правда?

Снова усмехаюсь. Обещающе.

– Конечно.

Ага. Щас. Забираю письмо, кланяюсь, разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Ник!
– окликает Ар-Нель.
– Расскажи мне когда-нибудь про сына Творца.

Киваю - "да, да!" - и поспешно ретируюсь. Тянул меня чёрт за язык! Но - каков жук этот Ча... Наблюдателен и умён не по годам, надо отдать ему должное. Пожалуй, сейчас, несмотря на этот рискованный разговор, Ар-Нель бесит меня меньше, чем раньше.

Уезжая из поместья, я уже не злюсь. Тоже мне, Арамис! Манерная цаца с хорошими мозгами - ведь, пожалуй, расколол бы меня, если бы мог хотя бы представить...

Но даже очень разумный парень из местных не вообразит истины - поэтому не догадается, каков тут по-настоящему правильный вопрос. При всём - интересно было бы поговорить с Арамисом; вдруг какая-нибудь его подружка-белошвейка в курсе здешних придворных интриг.

Разве что - милый-дорогой Ча явно мне не доверяет.

***

Письмо от Принца Ра получил, когда год пришёл к повороту.

Зимний день, сумрачный, тёмный, весь в глубоких тенях, осветился всеми огнями солнца и звёзд, превратился в радугу, в фейерверк, в сплошной летний жар. Письмо обожгло пальцы.

"Я улыбаюсь, глядя на твой почерк, Ра из Семьи Смутьянов. Мне жаль, что нельзя увидеть тебя до поединка. Я рад, что ты мой Официальный Партнёр. Я целовал клинок, который будет держать твоя рука - след твоей ладони совпал с моим, как отражение в зеркале. Я жду встречи".

Конечно, он улыбается, думал Ра, прижимая письмо к щеке, а меч Дома Государей - к груди. Элегантнейшая каллиграфия, почерк, естественный, как дыхание. Я смешон со своими попытками писать аристократично... но мне простили неопытность. Может, мы будем друзьями? Может, мы будем счастливы?