Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Семья Л-Та провожала прошедший год с помпой - он принес очень большую удачу. Красные фонарики и плошки горели вокруг замка, и их длинные цепочки выглядели с башни сияющими ожерельями. Мелюзга, под предводительством маленького братца Госпожи Лью и Крошки Ие, сбежала в тёмные уголки парка и играла там в разбойников - с фонариками и "тростником", заглушая воинственными воплями пение храмового причта, благодарящего День и Ночь за ушедший год и просящего счастья и радости в новом. Ряженая молодежь играла в шарады и "связь времен" - и Ра, одетый Вассалом Ону, хихикал над Ар-Нелем в ожидаемом костюме Ведьмака, но три шарады не отгадал...
Ночь
– Господин Л-Та, - хрипло обратился к Отцу чёрный человек с седой косой, - вчера утром Кши-На лишилась Государя. В связи с последними событиями и тем доверием, которым покойный Государь одарил вас в последний год своей жизни, Совет не мог не сообщить вам - одному из первых. Выраженная в завещании воля Государя подтверждена. Ваш младший сын - Официальный Партнёр нового Государя, который взойдет на престол предков в следующее полнолуние.
На лицо Отца набежала тень. Мать укуталась в платок. В зале, кажется, боялись дышать.
– Гасите огни, - скорбно приказал чёрный гонец.
– Следующая луна объявлена Луной Слёз.
Ра стоял посреди зала, чувствуя на себе все взгляды, и оживление стекало с него, как вода. Шлем Вассала Ону с крашеными перьями и панцирь из тонкой жести в сусальном золоте вдруг показались ему тряпками площадного шута, а веселье праздничной ночи вызвало приступ нестерпимого стыда.
Ра растерянно огляделся. Старший и Госпожа Лью, одетые фениксами, встревоженно шептались, спрятав лица в пышные воротники из цветных перьев. Второй разглядывал чёрных гонцов со странной, почти удовлетворенной миной, Третий гасил свечи в ближайшем канделябре. Пажи смотрели на Ра и чёрных с детским страхом. Взрослые, шушукаясь, отводили глаза.
Рука Ар-Неля невесомо коснулась плеча.
– Маленький Ра, - сказал он, впервые назвав Ра освящённым именем, - мне жаль. Моя душа полна скорби, дорогой друг. Кажется, мы с вами ничего не успели. Теперь приготовьтесь: может случиться всё, что угодно.
Ра не выдержал. Он кивнул, бросил быстрый взгляд на Мать - и, не дождавшись позволения или одобрения, выбежал из зала. Поднялся по лестнице к себе, прихватив по дороге свечу. Задвинул дверь, снял глупый шлем, бросил на постель. Торопясь, выдернул из пачки шёлковой бумаги с золотым обрезом листок, брызнул водой на подсохшую тушь.
"Я знаю, что тебе не до тех ничтожных слов, которыми я попытаюсь тебя утешить. Я понимаю - у меня нет сил тебе помочь. Просто знай - я плачу вместе с тобой".
Ра дунул на свеженаписанные слова, свернул письмо в самом простом стиле - как солдату или страннику - и бегом вернулся в потемневший зал, откуда, переговариваясь вполголоса, расходились гости.
Чёрные ушли.
Ра выскочил из дома - лицо обжёг ледяной ветер - и догнал гонцов уже у ворот, исключительно потому, что они шли подобающе медленно. Задыхаясь от холода и бега, поспешно поклонился. Сунул письмо в руку гонца с седой косой.
– Уважаемый Господин... передайте...
– запнулся.
– Новому Государю, - закончил гонец с печальной тенью улыбки.
–
Разве дело в этом, подумал Ра. Будто я пытаюсь заработать на такой ужасной вещи, как смерть его Отца, какие-то преимущества себе... Государь столь высок, что невозможно чувствовать к нему жалость? Нельзя думать, как ему должно быть одиноко и холодно, потому что Отец в Обители Цветов и Молний - это вовсе не то же самое, что Отец рядом...
Может, я не смею сравнивать Государя с собой, даже если у нас совпадают все мыслимые и немыслимые знаки судьбы, вплоть до "потайной шестёрки"?
Но ведь он тоже - живой человек, думал Ра, дрожа от холода, но не ускоряя шаги. Посмеет ли кто-нибудь из Государевой свиты сказать ему: "Плачу вместе с тобой"?
А вдруг на Вершине Горы так же холодно и пусто, как на вершине настоящей горы? Вдруг там нет ничего, кроме льда и далёкого чистого небесного света?
Может, я поступил глупо, подумал Ра, подходя к дому. Но - пусть он знает, что я не побоюсь подойти близко, даже если это почти преступление.
У парадного подъезда фыркали лошади - осёдланные и запряжённые в носилки. Гости уезжали.
Ра, остановившись в тени, прислушался к их негромким разговорам - говорили о том, что его очень занимало.
– ...Небеса гневаются - страшное горе...
– ...теперь Но-Хен неминуемо потеряет всё, что имел, зато Л-Та приобретут больше, чем могли мечтать...
– ...на престол уже через луну? Мальчик, неутверждённый в статусе Мужчины?
– ...без регента - уже не ребёнок, Время пришло - якобы взрослый. Теперь поторопятся с поединком, чтобы утвердить...
– ...да его уже формально объявили Государем...
– ...вас удивляет? Поединок Принца - всегда простая формальность...
– ...просто - так откровенно...
– ...что вы, Уважаемый Господин Мя-Гн, Совет мудр: мальчик-Принц - последний в роду, не дай Небо, с ним что-нибудь...
– ...тихо, тихо, бесценный друг. Мы ещё не... тихо...
– ...силы Земли и Неба, пошлите Принцу долгих лет - упаси нас от смуты и грызни в Совете...
– ...Госпожа И-Вэ выслушала, как член Государева Дома - уже не пытается скрыть, что...
– ...тише, тише. Я никого не принимаю с завтрашнего утра и до следующего полнолуния - и вам не советую... разве что - приватно...
Ра прижимался к ледяной стене, мелко дрожа от холода, и тщетно пытался осмыслить услышанное. Из всех слов, выхваченных из фраз, самыми яркими ему показались слова "простая формальность". Ра впервые слушал разговоры взрослых, совсем не предназначенные для его ушей - и взрослые в этих разговорах предстали гораздо более жестокими, чем Ар-Нель. К тому же им не было дела до Ра.
Вернее, Ра потихоньку превращался в их и собственных глазах в отменную сплетню. В разменную монету в сделке между Государевым Домом и Родителями.
Вот интересно, подумал Ра в тоске, Принц чувствует себя так же? Его Отец покинул земную юдоль, а взрослые, все эти Важные Господа, теперь подсказывают любое решение, ведя будущего Государя туда, куда им надо? Его это бесит или он привык?
Он думает - мои письма продиктованы моим Отцом, сделал вывод Ра и поплелся в дом. Он думает - я фарфоровая собачка, кивающая, если её толкнуть. Может, он прав?