Лестрейд. Рыжий… Честный… Инспектор

— Невозможно, Лестрейд. Ваше двухнедельное пребывание уже оплачено. Деньги возврату не подлежат, — прошептал он.

Всё что могло скрипеть под ногами, скрипело, что могло шататься — шаталось, упасть — падало. А ещё запах… Если так пахнет здешняя еда из обещанного «all inclusive», я вряд ли вылезу из здешнего туалета типа сортир.

Что-то коснулось моего плеча.

Я повернулся.

— Прошу прощения, мистер, — низким вульгарным тоном произнесло стоявшее в углу создание, которое обмахивалось большим китайским веером.

Краешком этого самого веера она и задела моё плечо. И вряд ли случайно.

У создания было грубое, будто вырубленное топором, лицо, покрытое слоями «штукатурки».

И пусть таких слоёв была целая куча (не считая ещё и румян), они могли бы больше помочь фасаду постоялого двора, чем этой несчастной. Всё равно сквозь них просвечивали её рябые щёки и не менее рябой и дырчатый как головка сыра, нос.

Он открыла рот, чтобы одарить меня ослепительной улыбкой…

Боже мой, лучше бы она этого не делала. Её редкие черные зубы, а вернее — обломки зубов, в первую очередь наводили на мысли о кладбище старых кораблей. Что касается вожделения… Даже у меня, после столь долгого периода воздержания, весь сексуальный аппетит тут же ушёл куда-то глубоко в ноль.

— Чем могу услужить, господа? — отвлёк меня от созерцания этого «ужас-ужас» голос, принадлежавший другой женщине.

— Мадам Беркли, — обрадовался мой сопровождающий.

— Мистер Беллинг… А этот молодой человек и есть тот самый гость, который проживёт под крышей моего славного дома две незабываемых недели?

— Он самый. Мистер Лестрейд, прошу любить и жаловать! — представил меня Беллинг.

Я вежливо опустил подбородок.

— Мы подобрали вам самую лучшую комнату… Она находится на втором этаже… Я позову служанку, и она вам всё покажет… — заговорила мадам.

— Благодарю… Скажите, а служанка тоже входит в пансион?

— Простите, я вас не понимаю… — заморгала мадам.

— Всё вы прекрасно понимаете. Думаете было сложно сообразить, что ваш постоялый двор на самом деле обычный бордель, который не сильно-то маскируется, — спокойно произнёс я.

Беллинг наступил мне на ногу.

— Беллинг, не надо плющить мою обувь. Боюсь, ты ещё не до конца отмыл свои башмаки, — огрызнулся я.

— Господа, право слово, вы очень и очень сильно ошибаетесь… Да, у меня снимают комнаты незамужние девушки… Их несколько, но все они работают, а двери этого дома запираются каждый день в одиннадцать часов вечера… — поспешно и совсем не убедительно стала оправдываться мадам Беркли.

— Все двери или только парадный вход? — усмехнулся я и переключился на сопровождающего:

— Беллинг, скажи, кто тебе рекомендовал это место? Только честно…

— Мне… Мне его посоветовали на вокзале… — выдавил тот.

— Ясно… Ладно, так и быть: поскольку за всё заплачено, я поживу здесь эти две недели, но… мадам Беркли… если хоть одна из постоялиц двора сунется ко мне… Клянусь всеми святыми, я сделаю всё, чтобы от вашего двора камня на камне не осталось! Надеюсь, мы поняли друг друга…

— П-поняли, — кивнула мадам.

В её взгляде смешались разные чувства: от ненависти и страха до… до любопытства.

Видимо, она не читала свежих газет. В них было как минимум три моих фотографии. Правда, довольно старых и некачественных.

К тому же тот Лестрейд носил величавые усы и роскошные баки, а я принял волевое решение усовершенствовать его «лук», подогнав к канонам моего времени.

— Беллинг…

— Простите, мистер Лестрейд… Я… Мне пора… Надо ехать на вокзал… Мой поезд скоро уходит…

— Хорошо, Беллинг. Вас проводить?

— Упаси бог!

— Тогда до свидания! Счастливо добраться до Лидса. Большой привет шефу-констеблю! Как-нибудь выберусь в ваши края и обязательно вас навещу!

— Только не это! — смущённо произнёс он.

В Лидсе меня, похоже, совсем не любили.

Глава 3

— Будут какие-то особые пожелания, мистер Лестрейд? — поинтересовалась владелица постоялого двора и по совместительству публичного дома, под крышей которого Беллинг нашёл мне приют аж на целых две недели.

— Даже страшно представить — какой смысл вы лично вкладываете в эту фразу, но пожелания — да, будут, — кивнул я. — Мистеру Лестрейду жуть как хочется помыться… Что может предложить ваше заведение?

— Я распоряжусь, и горничная нагреет для вас воды…

— Хоть так, — вздохнул я.

В Бедламе время от времени нам устраивали омовения в тёплых ваннах, не часто… раз в две-три недели… Сейчас я бы отдал всё на свете за нормальную русскую парную… А, хрен с ним — согласен даже на турецкий хамам!

Однако придётся довольствоваться тазиком с водой.

— Покажите мне комнату…

— Конечно. Ступайте за мной, мистер.

Мы поднялись на второй этаж.

В принципе, тут было приятней, чем на третьем с его протекающей крышей.

Мадам распахнула тонкую дверь.

— Пожалуйста.

Я вошёл и огляделся.

М-да, если это лучший номер, страшно представить, как выглядит худший.

Кровать с балдахином, никогда прежде не знавшим стирки… Платяной шкаф, осевший на одну ножку. Я толкнул его плечом, он пошатнулся, но всё-таки устоял.

— Прямо как ветеран наполеоновских войн! — восхитился я. — Умираю, но не сдаюсь.

Поскольку комната комплектовалась по принципу «три в одном», то есть и спальня, и гостиная, и кабинет: тут нашлось место и письменному столу, и продавленному креслу и умывальнику в углу.

На полу лежал выцветший ковёр с весёленькой расцветкой.

Пахло сыростью, гарью, табаком, спиртным и чем-то ещё, неуловимо сладковатым. Скорее всего, каким-то дешёвым парфюмом, но я не удержался от шутки.

— Как давно тут кого-то убивали? — поинтересовался я. — Душили, резали или просто пристрелили, чтобы не мучился?

Хозяйка побагровела.

— Мистер Лестрейд!

— Мадам Беркли, только не стройте из себя девочку… Такие места всегда связаны с криминалом, и мы оба это прекрасно знаем!

Вместо ответа, она гордо развернулась и ушла, хлопнув дверью так, что вся мебель в комнате подпрыгнула. И я вместе с ней.

Я подошёл к кровати, раздвинул шторы балдахина… Бельё вроде относительно свежее и чистое. Есть слабая надежда, что его поменяли после предыдущего постояльца.

В комнату без стука ввалилась дородная женщина в чёрном как сажа платье и относительно белом переднике. На голове у неё громоздился чепец, больше похожий на гнездо журавлей.