Летаргический сон

— Чем не устраивает вас нынешний нос? — спросил косметолог-частник, бесстрастно изучая лицо пациента.

— Хочу самобытный.

Косметолог бросил на стол связку масок.

— Самобытных носов нет. Есть типовые: канцелярский, вечерний, деловой. Могу предложить на темы русских сказок.

— А импортные есть? Говорят, за границей в моде философский нос типа «Сен-Симон», — сказал Самоедов, — заплачу хорошо.

Невыразительное лицо косметолога оживилось. При помощи портновского метра он быстро обмерил нос пациента.

— На полный не хватит материала. Предлагаю «Сен-Симон» три четверти.

Самоедов согласился.

Косметолог, закончив переделку носа, разглядывал свое произведение, то приближаясь, то удаляясь от него. Наконец, остановился довольный и, поблагодарив пациента за мужество, подал счет на крупную сумму.

В зеркале на Самоедова глядел не утопист Сен-Симон, а Билли Бонс из книги «Остров сокровищ».

— Здорово, а? — восхищался косметолог, не обращая внимания на растерянность пациента. — Ручная работа, а здорово получилось… понимаете… Косметология — мое хобби. — И частник скромно опустил глаза.

Когда Самоедов пришел домой с подарком в руках и с «Сен-Симоном» три четверти на лице, жена подозрительно посмотрела на него:

— Раздевайтесь… муж сейчас придет.

Самоедов прошел в гостиную и сел на диван. Жена на всякий случай сняла с руки часы…

И тогда терпение у Самоедова лопнуло. Он позвонил частнику и оказал ему все, что думал о нем, и положил лишь трубку тогда, когда в ответ услышал:

— Гарантийный ремонт не производим…

Наступило тягостное молчание.

Самоедова посмотрела на мужа, сокрушенно покачала головой. Потом заплакала:

— Надо же, такой нос испортить… Дурачок! Ведь ты был вылитый Жан Марэ…

СЛЕДУЮЩИЙ

Я редко бываю у врача. Первый раз посетил поликлинику лет десять назад, когда у меня появились боли в области сердца. Врач без конца прослушивал и простукивал меня, интересовался, какой у меня аппетит, не страдаю ли бессонницей. Даже спросил о моих взаимоотношениях с директором. Я признался, что получил выговор.

— Все ясно, — заключил врач, — боли пройдут, как только выговор снимут.

Он дал десятки советов, что нужно сделать, чтобы выговор сняли. Он говорил и говорил… Я устал от его внимания ко мне. В общем, выговор вскоре сняли — болезнь оказалась тогда пустяковой.

А вот недавно заболел серьезно. Чуть свет прибежал в поликлинику и первым попал на прием. Я сразу узнал его: та же бородка, те же очки. Сидя за горой папок и каких-то бумаг, он ожесточенно писал, не обращая на меня внимания.

Я тихонько кашлянул. Никакой реакции. Я взял со стола стетоскоп и стал стучать сначала бессистемно, а потом азбукой Морзе. Не поднимая головы, мой знакомый нервно заскрипел пером. Тогда я наклонился к нему, засунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Врач сломал ручку, выхватил из стакана новую и продолжал лихорадочно писать.

«Какие же еще есть способы сигнализации? — подумал я, переводя дыхание. — Ах да, голосом».

— Доктор, у меня…

— Только ничего не говорите, — мой знакомый протестующе замахал рукой.

— Но…

— Никаких «но».

Я пожал плечами и стал раздеваться. Врач одобрительно кивнул головой и порывисто сунул мне в руки фонендоскоп.

— Ага! — кажется я начинал понимать.

Прикладывая фонендоскоп то к груди, то к спине и делая глубокие вдохи и выдохи, прослушал сердце и легкие. Потом лег на топчан и прощупал желудок, в зеркальце осмотрел язык. Оделся. Врач протянул карточку.

— Заполните, не стесняйтесь.

Я заполнил. Вынырнув на мгновение из вороха бумаг, врач подал медицинскую энциклопедию.

— Поставьте диагноз.

Я полистал книгу, познакомился с десятком болезней и выбрал гастрит, все признаки которого, как мне показалось, были у меня налицо.

— Мне, наверное, нельзя есть жирное мясо?

Всем видом врач дал понять, что устал от моего внимания к нему. Порывшись в столе, протянул мне бланк рецепта.

— Теперь выпишите…

— Что, и это должен делать сам? — не выдержал я.

Врач сбился с темпа и укоризненно посмотрел на меня.

— Вы же видите, что я занят. Чем возмущаться, помогли бы… Вот вам лист бумаги. Выведите среднюю температуру, нарисуйте диаграмму самочувствия, постройте график среднего настроения больных за декаду.

— А это очень нужно? — заколебался я.

— Очень! — Врач с надеждой посмотрел на меня.

— Ну, если очень…

Я сел рядам и начал писать. Трудились в поте лица, но вскоре стало ясно, что и вдвоем нам не справиться.

— Следующий! — крикнули мы в один голос.

БЕЖЕВАЯ „ВОЛГА“

Выхожу из ресторана и оглядываю стоящие неподалеку автомашины.

— Вот она! Новенькая, изящная, самая красивая!

Сажусь за баранку, включаю зажигание и резко трогаю с места. Набираю скорость. Мягкое шуршание шин действует успокаивающе. Мне улыбаются идущие навстречу девушки. Я улыбаюсь им.

Проезжаю трамвайную остановку. Толкаясь и что-то крича, садятся в трамвай люди. Среди них замечаю знакомых. Жаль, у них нет машины. А у меня есть. Ну что же, каждому свое. По способности. Чувствую себя счастливым, обеспеченным. Любовно глажу рукой приборный щиток, включаю приемник. Тихо льется музыка. Лучи весеннего солнца радужно преломляются через лобовое стекло.

Навстречу плывут громады домов, бегут зеленые огни светофоров.

— Ах! Столица. Чистая, белокаменная. А жизнь-то какая! Жаль только, что не всегда было так. Долгое время меня преследовали неудачи. Школу едва закончил. В институт не попал: не набрал нужную сумму баллов. Попытался дать взятку — не взяли.

Справа остался Дворец бракосочетаний. Счастливые лица новобрачных, белые платья невест. Свадьбы… И у меня были свадьбы. Только уходили от меня жены, не держались. Не нравилось им что-то во мне. Говорили, что нет машины. И еще говорили, что работать надо. А я разве против? Ведь труд для меня радость, наслаждение. Но как трудиться, когда всюду предлагали увольняться по собственному желанию?