«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

В затянувшейся беседе Иван подробно рассказал о своем лечении, о том, как оказался в Дрездене. Он был без сознания почти три месяца. Кормили его питательными растворами. Госпиталь находился в Берлине, но потом, с приближением наших войск, немцы эвакуировали его в Дрезден. Здесь его и застал конец войны. У него сильно обгорели ноги. На одной не хватало четырех пальцев. Выгорела часть икры и ягодицы. Несколько раз я навещал Ивана в госпитале. При каждом посещении старался подбодрить его, поднять настроение.

После недельного пребывания в Дрездене нас отправили в Москву. Накануне отъезда многим из нас вручили награды. В их числе был и я. Награды вручал маршал Конев, но только Героям. Орден Отечественной войны 2-й степени я получил из рук генерала армии Петрова. Нe ожидал я, что за свои вылеты на этом фронте получу такую награду. Вспомнились слова Ивана Ивановича: «Не обижайся, что не даю тебе орденов. Буду представлять к Герою». Хоть и не особо в это верилось, но, когда зачитывали список награждаемых, была мыслишка: может, и тебе звездочка перепадет. Когда Петров после чтения списка дважды Героев, в числе которых был танкист полковник Драгунский, перешел к Героям, я стал прислушиваться: нет ли в нем моей фамилии? Ее не оказалось.

После Героев полковник зачитал список награжденных орденом Ленина, а затем и Красного Знамени. Меня и там не было. На очереди был орден Отечественной войны 2-й степени. И вот слышу: «…капитана Лазарева Олега Васильевича». Стоявший рядом со мной однокашник по Балашовской авиашколе Герой Советского Союза Коля Кочмарев подталкивает и говорит: «Иди, чего стоишь, тебя назвали». Ну что ж! Спасибо и за это. Воевали мы не за ордена, но кого и как награждать – начальству виднее. Правда, на душе остался неприятный осадок.

По отличным дорогам, местами разбитым войной, нас на «студебекерах» отвезли в Бреслау. Из-за лившего дождя нам не удалось посмотреть прилегающую к дороге местность. А она была очень привлекательной. Посматривая на мокрую дорогу, я все время думал об Иване Цыганкове. Перед глазами стояла его изуродованная внешность. Сколько же он перенес мучений и сколько их придется еще перенести! Никак не укладывалось в голове, что немцы могли так выхаживать нашего летчика.

Прибыв в Бреслау, мы увидели жуткую картину. Вокруг нас были одни развалины. Я не видел ни одного целого дома. Массированные бомбардировки авиации 2-й воздушной армии превратили город в груду кирпича и камней. Глядя на эти развалины, подумал: «Здесь есть и моя работа. Интересно было бы посмотреть, куда попали наши бомбы». Вот к чему привело упрямство фашистов, не пожелавших добровольно оставить город. Выполняя вышестоящий приказ, они не подумали, во что их упрямство обойдется городу и его жителям.

Из-за отсутствия помещения для ночлега мы в ожидании эшелона просидели всю ночь на железнодорожной станции под открытым небом. Хорошо, что к вечеру дождь прекратился, иначе мы бы здорово промокли. «Студебекеры», высадив нас, сразу же уехали. До Москвы мы ехали с шиком. Состав шел по литеру «А» с остановками только для смены паровозов. В поезде отлично кормили и на обед давали по 100 граммов. В тех местах, где приходилось останавливаться, нас сразу же окружали толпы местных жителей. Приветствовали, жали руки. Приехали на Киевский вокзал. Постояли немного и отправились на станцию Новая. Не доезжая до платформы, высадились прямо на путях рядом с шоссе Энтузиастов. Тут же появились москвичи, узнавшие, что мы приехали на парад.

Начались расспросы – нет ли среди нас знакомых и земляков, и такие, конечно, находились. На шоссе нас построили поротно в своих батальонах. Поскольку батальон состоял из одних офицеров, нас поставили в голову фронтовой колонны. Вел ее генерал Бакланов, за ним со знаменем фронта шел трижды Герой Советского Союза полковник Покрышкин с двумя ассистентами дважды Героями. Смотрелись мы впечатляюще. В колонне находились представители всех родов войск, кроме моряков. В таком порядке через Андронниковскую площадь под звуки марша мы пришли в баню. На всем маршруте нас встречали и сопровождали толпы москвичей. Останавливались машины, автобусы, трамваи. Из них выскакивали люди и, ликуя, приветствовали нас. У большинства пожилых, особенно стариков, появлялись слезы.

Когда мы остановились на Андронниковской площади, Покрышкина окружили девушки и буквально повисли у него на шее. Краснея и смущаясь, не знал, что с ними делать. У него в руках было знамя фронта, а они, не обращая на это внимания, целуют его. Только благодаря вмешательству подоспевших офицеров он освободился от красивых девиц. В бане мы мылись до глубокой ночи, и все это время около нас находились москвичи. Кто-то встретил своих родственников, знакомых, друзей. Нас разместили в Лефортовских казармах, где находилось Московское пехотное училище им. Верховного Совета ССCP.

Подготовка к параду длилась около трех недель. Тренировались мы ежедневно с семи утра до семи вечера с перерывом на обед и часовым отдыхом после него. Тренировки проводились на большом плацу в Лефортове под руководством офицеров войск МВД, постоянных участников парадов на Красной площади. Весь парадный расчет проводил тренировки на Центральном аэродроме. На всех тренировках находился командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев. На аэродроме я видел всех командующих фронтами, принимавших участие в параде, и маршалов Ворошилова, Буденного, Тимошенко.

К параду готовились с большим желанием и старанием. Самым неприятным для нас была маршировка отдельной шеренгой. Под барабанную дробь и окрики инструкторов мы по полдня вышагивали на плацу. Затем отрабатывали марш в составе роты, потом батальона и в самом конце – всего фронта. Конев отпускал нас только тогда, когда был полностью удовлетворен результатом. К концу дня мы сильно уставали. После каждого прохода маршал проводил разбор, на котором давал оценку каждому батальону и полку в целом. Наш батальон обычно проходил лучше других. Сказывалось то, что он был офицерским, и у нас строевая подготовка была выше, чем у рядового состава, призванного по мобилизации. После каждого прохода Конев обычно говорил: «Лучше всех прошли летчики».

Во время одного из таких проходов неожиданно слышим: «За то, что летчики прошли лучше всех, дадим возможность им пройти еще раз. Может, после этого у них в последней шеренге правофланговый не будет поворачивать голову назад, чтобы посмотреть, доволен Конев или нет». Провинившимся был полковник маленького роста. Это означало, что надо под начавшимся дождем промаршировать еще не менее полутора километров. «Все прошли хорошо, но лица угрюмые, нет улыбки на лицах. Вы же победители и должны радоваться Победе, а у вас хмурые лица. Ну-ка, еще проходик с улыбочкой». На этот раз прошли так, как хотел маршал.

Приближался день парада. Когда он будет, мы не знали. Думали, что 22 июня, в день начала войны, но он прошел, и стало ясно, что мы ошиблись. Вместо парада прошла генеральная репетиция на Красной площади. В середине ночи мы промаршировали по ней в свете прожекторов. На Мавзолее находились одни военные, в том числе и маршал Жуков. Это была последняя тренировка. 24 июня был объявлен выходным. Последние дни погода не баловала. С самого утра низкие обложные тучи висели над крышами домов.

За час до начала парада сводные полки фронтов заняли свои места на Красной площади. Слышатся всевозможные команды. Все готово к торжественному моменту. Одна только погода не настроилась на парад. Начал моросить небольшой дождик.