Лето выбора

Милого посадили, а вот девочке только пальчиком погрозили. Может, и зря.

Потому что она выплыла еще в двух местах. В одном деле на нее указывали, как на организатора, но опять же, доказать ничего не удалось. Во втором, как на свидетеля.

Вроде бы и ерунда, и ни о чем, и оговорить кого угодно можно, но три раза - это уже совпадение. И Кира говорила...

Видимо, тот случай, когда знали все и всё, а доказать возможным не представлялось. И мама старалась, отстаивала родимое чадушко. Мама, кстати, могла и не знать ничего. Просто детка плакала, детка говорила, что все врут, детка клялась...

Родители обычно в таких случаях детям верят.

Кире были выданы строгие инструкции и вручен телефон. Девочка посидела пару минут, потом почти неосознанно вцепилась одной рукой в Анину ладонь, а второй нажала на вызов.

Долго ждать не пришлось.

– Алло. Леська? Привет.

– Ну, привет, Кирюха, - донеслось из трубки.
– Деньги нашла?

– Не искала и искать не стану. Ты отлично знаешь, что у меня таких денег нет, - отрезала Кира.

– А ты у папса возьми.

– Перебьешься. Я отлично знаю, что ты взяла мамашкину брошь. И меня подставила.

– Да неужели?

– А зачем ты меня тогда на второй этаж потащила? Да еще в мамашкины комнаты? Могла бы и в свою ванную пригласить.

Из трубки донесся издевательский смешок.

– Допустим. И что?

– И ничего. Что у тебя еще есть? Небось, какая-нибудь коробочка из-под ювелирки? С моими пальчиками?

Еще один смешок.

– Так на суде и скажешь. Я не брала, это подстава. Сколько у нас сейчас за воровство дают?

– Так ты сама уточни, тебе ж сидеть придется.

– А может, тебе?

– Вот и посмотрим. Папс мне поверит.

– А вера законами не учитывается.

– И плевать. Зато вонь я подниму. То ли она украла, то ли у нее украли - не отмоешься. Так что и в твоих интересах все это решить без лишнего шума. Поняла? А то и мамашка может не поверить. Когда я ей все расскажу...

Олеся задумалась.

– Может, и поверить.

Но это было уже достаточно неуверенно. Кира почувствовала ослабление напора, и атаковала.

– Денег я тебе не дам. Но... так и быть. Окажу тебе одну услугу. В обмен на все имеющиеся у тебя улики. И брошку сама на место вернешь.

В трубке задумались. Лейкин показал Кире большой палец. Молодец!

Шантаж - гадкая и подлая штука. Когда ты словно голый и на площади, и в любой момент люди могут узнать о тебе... нечто такое...

Мы все носим одежду, носим маски, прячем то одно, то второе... иногда из самых лучших побуждений. И когда находится человек, который грозится сорвать покров тайны...

Страшно.

А страх сковывает, лишает умения мыслить логически, заставляет биться и метаться в своих оковах - до сорванной кожи, до крови на руках, до безумия... пока не остается только загнанное животное.

Даже - не человек.

Есть ли противодействие?

Да, есть. Рассказать всем тайну. Или убить шантажиста. Второе тоже вполне возможно.

Здесь и сейчас Анна не задумалась бы. Она бы пришла в гости к этой Рябченко, а потом... потом два человека умерли бы от разрыва сердца.

Угрызения совести Анну и мимоходом не задели бы, не то, что мучить. И по ночам никто не приходил бы.

Анна чувствовала себя в своем праве.

Любой, кто угрожает ее семье, должен быть уничтожен. Физически ли, морально...

Лучше - физически. Быстрее и проще. Откуда такая безжалостность? А побывав под расстрелом, начинаешь понимать, что человеческая жизнь - хрупкая штука. Особенно твоя.

И защищать ее хочется всеми доступными способами. А уж что касается близких...

Анна убила бы ради Киры. Останавливало простое соображение - бессмысленно. Это не первая и не последняя пакость в ее жизни. Ходить за ней и убивать всех Анна не сможет уже достаточно скоро. По понятным причинам. И что остается?

Научить девочку очень важным вещам.

Доверять своим родным и близким. Выбирать их с большим разбором, но доверять.

Защищаться и атаковать. Искать адекватный ответ, нужные меры противодействия - для любого противника. Не все и не всегда можно решить смертью врага. Кире придется этому научиться.

Не бояться жить. Именно жить, принимать жизнь со всеми ее радостями и горестями, плакать, иногда сгибаться, иногда падать, но подниматься и снова идти вперед.

Это сложно, это безумно тяжело, но Анна понимала, что у нее почти получилось. Она почти справилась.

И как же страшно оставлять родных и близких. Как же это больно. Отчаянно горько. Но у нее есть маленькое утешение. Они смогут справиться без нее.

И Анна еще раз поцеловала Киру в темную макушку.

***

Олеся жевала жвачку.

Кира раньше сама ее жевала, но сейчас...

Когда все это закончится, она даже кончиком пальца не притронется ни к одной жвачке. Пусть даже рядом стадо коров гулять будет! Она в нем будет - козой!

– Ну че, ты надумала?

Кира кивнула. Судорожно, неловко, но так даже лучше.

'Будь собой', - сказала ей Анна, когда провожала на эту встречу.
– 'Не играй, просто будь собой, можешь бояться, смущаться, стесняться, храбриться, ругаться - все будет в строку. Не надо ничего изображать, так будет лучше'.

Микрофон под одеждой приятно согревал. Но все равно... а вдруг не сработает?

Вдруг не запишется?

Ну вообще... страшновато.

– Я сказала. Один раз я участвую в твоих делишках. А потом пойди нах...

Олеся прищурилась.

– Три раза.

– Пойдешь сразу. Не так дорого стоит твой компромат.

– Да неужели?

– Рябченко, мы это уже обговаривали. Можешь меня обвинять в чем хочешь. Все равно я не виновата. Ты эту брошь сперла, если поискать, так и улики найдутся.

– Не найдутся.

– То есть брошку действительно ты сперла. И небось, не первую?

– Мамахен уже шестерых девок уволила. Все жалуется, как сложно найти приличную прислугу.

– Лучше б она тебя к Витюше отправила, - не вытерпела Кира.
– Вот ты стерва! Из-за него меня подставила? Да?!