Лето выбора

– Государыня, вы согласны на переговоры с Освобожденцами?

– Чтобы сохранить даже одну человеческую жизнь, я соглашусь на переговоры даже с гигантским слизнем.

Репортеры от души посмеялись над сравнением.

– Что будет, если они не согласятся на переговоры?

– Штурм, - просто сказала Яна. И развила тему.
– Кровь, боль, отчаяние и горе сотен тысяч женщин. Ради тех, кто живет под этим небом, я надеюсь, что Пламенный согласится на переговоры.

– Государыня, выбрана ли кандидатура императора?

– Пока еще нет.

– Но возможно...

Яна покачала головой.

– Я с радостью выйду замуж. Но только за человека, которому можно доверить судьбу Русины. И никак иначе.

– Государыня, как вы сможете определить такого человека?

Яна улыбнулась. Была, была у нее мысль. Вот всех освобожденцев подряд она не знала, а Тигру можно было доверить судьбу Русины. Опять же, она помрет вскоре после брака и за подставу ей ничего не будет. Вот ведь... в чем угодно можно найти свои плюсы.

– Это будет человек, которому страна дороже собственных амбиций. И никак иначе.

– А любовь, ваше...

– Она у нас будет. К Русине. Общая.

Яна улыбалась. Отвечала на вопросы, шутила, потом заиграла труба, и она шагнула вперед. К Валежному.

Ему - говорить.

Ей - быть рядом. Быть символом. Это правильно. Это лучшее, что она может сделать здесь и сейчас.

– Солдаты! Братья мои! Сегодня мы выступаем...

Валежный говорил хорошие и правильные слова. О том, что враг будет разбит, что победа будет за ними, что они справятся - ради Русины, что им надо сделать еще одно, последнее усилие...

Яна слушала, и ей хотелось плакать.

Пафос?

В том-то и дело, что не пафос! Если политик, который в двадцать первом веке произносит речи о свободе и равенстве, выглядит смешным и нелепым, назойливым и напыщенным, то Валежный не просто говорит.

Он верит в свои слова.

Он за них готов жизнью ответить. А возможно, и ответит.

Почему такие люди перевелись в ее времени? Когда все свернуло не в ту сторону? Когда при слове: 'честь' начали презрительно улыбаться, возводя во главу угла личную выгоду?

Когда?

Что можно сделать, чтобы этого не произошло в Русине?

Яна стояла, и не замечала, что из ее глаз катятся слезы.

Сами по себе, неконтролируемо, рефлекс такой, или пыль попала... заметили журналисты. Заметили солдаты. Но все промолчали.

Запела труба. Яна взлетела в седло (каждый день тренировалась) и направила коня к выезду из города.

Она не прочитает хвалебных статей. Не узнает, что о ней будут говорить. Ей это неважно. Она едет умирать. И должна сделать это, как символ.

Не только для Русины.

Георгий должен гордиться своей матерью. Чтобы когда-нибудь понять ее и простить...

Слезы все текли и текли. И Яна не вытирала их.

Ветер в лицо, пыль... понятно же! Сами высохнут...

Ида, Свободные герцогства.

Что такое монета, Гошка знал хорошо. Что ж он - несмышлена трехлетняя, что ли? И что такое деньги, и как их зарабатывают, и что сколько стоит, и даже, как торговаться - все он знал и все умел.

Правда, не понимал, зачем оно ему нужно? У него все есть. Даже на сладости тетя Ида денег дает. То есть они просто лежат в шкатулке, бери - не хочу.

Его ни в чем не ограничивают.

Они с Идой везде ходят, они в госпитале помогают, и Потапа уже допустили к перевязкам. Потом, правда, отстранили. Говорят, рука у него тяжеловата. Но если где что вынести, принести, перевернуть, подтянуть - только его и зовут.

А вот у Гошки руки хорошие. Ему даже уколы уже делать доверяют.

Говорят, и не чувствуется ничего. Как комарик укусил.

Мальчику было интересно. Крови он не боялся, отвращения не испытывал... ну и просто - любопытно! Жом Станислав говорит, что скоро его можно будет и на операции брать. Пока ассистировать, убрать, принести, но это для начала. А как подрастет чуточку, ему и инструмент подавать, и швы накладывать доверят!

Интересно же!

Безумно интересно!

Но ведь жизнь не состоит из одной работы! И погулять хочется, и по улицам пошататься. Но тут-то и возникают проблемы. Герцогства... хоть и не война, но все же детям лучше не ходить одним. Топыч - дело другое. С ним можно, он почти взрослый. Но тут еще одна беда.

Топыч не знает местного языка. Поэтому объясняться приходится Гошке, а его не все слушают. Остается играть в парке рядом с домом. Через одну улицу от дома.

Сюда ходят дети с гувернантками, здесь прогуливаются почтенные граждане, здесь... нет. Вот парочки здесь не встречаются. Это не свидание получается, а сплошное издевательство.

Если тебя и не увидят родные, то им обо всем расскажут знакомые. Никакой тайны. Напрочь убитая романтика.

Вот в парк Ида Гошку отпускала с чистой душой. Даже с Топычем.

Она вообще была вчера счастливая. Получила весточку из Русины, и показала все Гошке. Жом Ураган свою любовь не забывал. И понимал, что впрямую некоторые вещи не напишешь.

А вот передать парочку вырезок из газет - спокойно. С фотографией Яны и статьей: 'Прибытие императрицы в Ирольск'. Валежный расстарался.

И написать буквально пару слов...

Константин не расписывал ничего о своих буднях. Не касался работы, не писал о том, что все они находятся в смертельной опасности. Буквально два слова.

Люблю. Целую. Береги себя.

А что еще требуется? Да ничего...

Гошка знал, что Ида отправила ему ответное письмо. Что письмо Ида писала несколько дней, скорее, даже выдержку из дневника. Константин сам об этом просил.

Когда вокруг война, грязь, когда боль и злоба, жестокость и ненависть, очень нужно, чтобы кто-то тебя ждал. Чтобы в жизни было нечто, кроме всего... вот этого. Страшного. Чтобы помнить о счастье и оставаться человеком.

Ида и писала.

Рассказывала про госпиталь, про операции, про лето, которое пришло в герцогства быстрее,, чем в Русину, и цветы, которые здесь уже зацвели. Даже нарисовала какие-то такие... белые.

А еще писала, что любит. И будет ждать.

Гошка знал.

И вот этого... типчика, он тоже знал.

Тор Рессаль. О котором Ида предупреждала, чтобы с ним не связывались.

Монета? Ну ты нахал, голубчик!

– Гошка, смотри, карета стоит. Небось какую подляну готовит, - шепнул Топыч.