Летучий корабль

Я провожаю ее до камина, нет, эта гостья, приходя, не пользуется обычной дверью. Прощаясь, она смотрит на меня немного виновато:

— Ничего, что я не приду завтра? Просто по воскресеньям я никогда не бывала у мистера Уилкинса, ты же понимаешь…

– Ерунда какая, Герми, — я даже не понимаю, за что она извиняется, — у тебя, наверняка, полно своих дел накопилось за неделю. Я пойду прогуляюсь куда-нибудь. Хоть по городу поброжу…

– Ты что? — ее взгляд становится испуганным. — Упаси Мерлин! Мистер Уилкинс не выбирался никуда. Извини… Скажешь, как в тюрьме, да?

– Герми, — что я могу ей сказать? — да, как в тюрьме… У меня же пожизненное заключение, а срок подачи прошения о помиловании еще не подошел…

– Гарри…

Наверное, сейчас она скажет, что мы просто должны потерпеть, что скоро все кончится. Да, мы уверяем друг друга, что все именно так и будет, но на самом деле мы не знаем, что произойдет, если наши с ней усилия увенчаются успехом, и мы все же приведем Малфоя и Довилля и всюих пиратскую компанию к власти. Что-то, может быть, и кончится, а что-то только начнется… Кто знает, что будет тогда.

– Да ладно, — я по привычке хочу откинуть назад отрастающую челку, но вместо этого зарываюсь в седые патлы мистера Уилкинса. — По крайней мере, теперь все, в чем нас с Роном обвиняли, точно правда — мы в сговоре с пиратами готовим государственный переворот. Так что делает мистер Уилкинс по воскресеньям? Надеюсь, ничего предосудительного?

– Да нет, — она невесело улыбается, — кажется, возится в саду и в доме. Примерно как сегодня.

И мы, наконец, прощаемся, и я, прибираясь на кухне, думаю о том, что завтра было бы действительно неплохо устроить в доме генеральную уборку, так как его прежний хозяин, похоже, не очень жаловал чистоту и порядок, а я…я тоже не особо, но мне же надо себя чем-то занять. Все же сэр Энтони научил меня хотя бы одной надежной вещи в жизни — если не дает покоя голова, займи хотя бы руки. Все остальное приложится. И, дождавшись, когда прекратится действие оборотного зелья, я отправляюсь в душ, потому что предпочитаю мыть все же свое, а не чужое старческое тело.

Может быть, я устал за день работы в саду, или первая неделя, прожитая мной в качестве тайного агента по разбору мусора так меня утомила, но в тот вечер я как-то мгновенно проваливаюсь в сон, не позволяя помешать мне ни скрипу пружин старой кровати, ни чужим запахам — завтра я постараюсь от них избавиться, оттерев здесь все до блеска. И вот, когда я засыпаю, мои демоны осторожно, поначалу несмело озираясь по сторонам, словно опасаясь моего решительного окрика, выбираются из чулана, в котором я решил поселить их.

Там, в моем сне, тоже ночь, я слышу только плеск волн, накатывающих на берег. Там еще не поздно, потому что из ярко освещенной таверны, которую хорошо видно с берега, хотя я и стою довольно далеко, долетают обрывки громких разговоров, взрывы смеха. И песок под моими босыми ногами еще не успел потерять тепло, отданное ему солнцем за долгий жаркий день. Я иду к кромке воды, потому что точно знаю, что там у меня назначена встреча. Разве я не должен быть у Вудсворда… да нет, я не могу быть у Вудсворда, я же в Лондоне — это я четко осознаю даже во сне. Тогда как я мог сюда вернуться? Нарушил уговор? И что будет, если меня увидят здесь? Но я все же упрямо иду вперед, различая фигуру человека, сидящего на корточках у самой границы суши и моря, и тлеющий во мраке огонек его сигары. Он поднимается мне навстречу, смотрит на меня, чуть склонив голову, а потом спрашивает, как спрашивал еще несколько дней назад, сидя рядом со мной на камнях и передавая мне початую бутылку красного вина:

– Гарри, почему ты не можешь быть моим союзником? Я не понимаю…

Его жесткие загрубевшие пальцы касаются моих запястий.

– Северус, — даже в темноте я ясно различаю выражение его глаз. Он смотрит на меня внимательно, ожидая ответа. И одновременно в них что-то, что я не могу описать, нет, все же могу — в них сейчас решимость и беспощадность. — Северус, пойми, я не могу…я

– Ты сам сделал выбор, Гарри, — жестко говорит он, по-прежнему удерживая мои запястья.

Но когда я опускаю взгляд, я вижу, что это вовсе не мои руки, нет, его пальцы обхватывают покрытые мелкими коричневыми пятнышками старческие руки мистера Уилкинса. И я ничего не могу ответить, хотя пытаюсь открыть рот. У меня просто ничего не выходит, я остаюсь нем в мире капитана Довилля.

Я просыпаюсь посреди ночи и не могу отдышаться — просто скатываюсь с кровати и, не зажигая света, нашариваю сигареты и зажигалку на прикроватной тумбочке и спускаюсь вниз. Здесь, у камина не так темно — с улицы сквозь неплотно закрытые шторы проникает свет фонаря. Нет, это мои пальцы с широкими фалангами и короткими полукружьями ногтей, два старых белых шрама на среднем и указательном пальце. И это мое тело, все еще помнящее жар того, другого… Так вот почему я вспомнил сегодня слова Герми, сказанные полтора года назад… «Я была, есть и останусь твоим другом, даже если ты действительно надумаешь свергать правительство или грабить имения. Мне наплевать». Эти слова… То, что говорят близким. «Я не нападаю на тех… — с кем ты спишь», да, так закончил он за меня ту фразу, то, что я так и не смог договорить, когда подумал, что он специально оставил свою волшебную палочку на катере, чтобы испытать меня.

Так, как он поступил со мной, так не поступают с близкими. И так, как я, тоже не поступают. Я даже не пожелал выслушать его. Нет, нет, я не должен был его слушать, конечно, нет. Поттер, черт тебя побери, подумай, что они сделали с Гермионой? Брось, ты для него такая же пешка, как и твоя подруга. И даже если он и готов был сделать исключение для меня, это ничего не меняет. На Кесе мы играли с ним в шахматы… «Ты умеешь?» — думаю, он был удивлен, обнаружив, что я знаю, как ходят шахматные фигуры. «Смотри»,— говорил он мне, — «как только ты делаешь ход, это означает выбор из некоторого множества, каждый твой ход — это выбор, и он, в свою очередь, открывает перед тобой новый набор возможностей». А я все смотрел, как его пальцы вычерчивают в воздухе замысловатые фигуры — когда он увлекается, он живо и много жестикулирует. Мне тогда показалось, что это такое маленькое открытие — ведь я еще со школы запомнил его постоянно скрещенные на груди руки — он просто закрывался. А на Кесе позволил себе стать другим. Для меня. Просто на эти десять дней.

Я плохой игрок, я знаю. Все сделанные мною ходы в итоге оказываются неправильными, только вот в определенный момент это единственное, что я могу сделать, потому что выбора вообще нет. Я не вижу поля.

Вернуться сейчас обратно в спальню мистера Уилкинса, закутаться в одеяло и плед и попытаться заснуть? Мы все сделаем, как ОНИ хотят, и все закончится… Возможно, да, я буду очень надеяться, что если все удастся, Рон и Невилл вернутся в Англию, я помирю Рона и Герми. А что я буду делать с собой?

Думаю, ложиться спать сейчас совершенно бесполезно. Ты же знал, глупый Гарри, что рано или поздно настанет тот момент, когда тебе придется открыть запретный ларчик с надписью, сделанной таким знакомым косым почерком — «остров Кес». Открывай, да, там и живут твои демоны, можешь запирать их в подвалы или в чуланы, терять ключи — они все равно найдут путь на свободу. Они не злые, не страшные, у них угольно-черные глаза и чуть хриплый голос. А в карманах всегда припасена коробочка, полная ароматных вишнево-миндальных сигар.

Раз уж спать мне сегодня больше не суждено, я, по-прежнему не зажигая света, выхожу на кухню и варю себе кофе — крепкий-крепкий. Чтобы прихлебывать его маленькими глотками, вдыхая запах — он тоже понравится моим демонам. А вот такие сигареты, как у меня, они курить не станут.

Давайте, говорю я им, предположим, что все, что случилось на Кесе…ну, это просто дурной сон. Дурной? Они не верят. Тебе же было хорошо на Кесе. Так, как ты и помыслить не мог все два года твоего брака с незабвенной миссис Поттер-Уизли. Что ты помнишь о Джинни? Так, розовое облако, пахнущее духами и фруктами. Ты скучал по ней? Да, скучал поначалу. Поттер, кому ты врешь? У тебя перехватывало дыхание, стоило ЕМУ только дотронуться до тебя… Просто коснуться за завтраком твоих пальцев. Ты смотрел, как он говорит, как улыбается, как чуть выгибается его тело, когда он собирает утром в хвост свои растрепавшиеся за ночь волосы. Когда ты оказался здесь, ты… ты, дурак, даже не пожелал отправиться в душ перед сном, чтобы на тебе как можно дольше оставался его запах. Ты знал обо всем, он предал тебя, он… а ты лежал в темноте и тебе казалось, что твоя кожа до сих пор пахнет вишней и горечью. Это просто желание?