Летучий корабль

– Нет, надо проверить. Он боится, что зелье может тебе повредить.

– Пошел бы он со своей заботой.

Я уже успел надеть очки, так что ясно вижу, как лицо Драко мгновенно становится серьезным. И я не успеваю ничего сказать, а он уже задает вопрос, тот самый, которого я боюсь. Ведь он как раз тот человек, который догадывался обо всем задолго до того момента, когда пиратский капитан, не видя более ни малейших препятствий, забрал меня на свой остров.

– Гарри, — спрашивает он, — а что у тебя произошло с Довиллем?

– С чего ты взял, что вообще что-то произошло?

– Понимаешь, тогда, неделю назад, когда я прибыл от тебя и приволок с собой Уилкинса… Я же должен был доложить отцу о том, как все прошло. Я как раз сидел с ним на веранде их дома, когда Довилль вернулся. А отец ждал его гораздо раньше. Что он, интересно, так долго делал на этом своем острове? В его берлоге кроме тебя и не бывал никто.

«На катере катался», — зло думаю я про себя, но Драко этого не говорю. А он продолжает:

– Он злой был, как черт, даже с папенькой не поздоровался, не говоря уже обо мне. Да что там — вообще ни на кого не смотрел, собирался сразу же улизнуть к себе наверх. А рука у него была обмотана какой-то тряпицей. Отец ему и говорит, что, мол, Поттер тебя укусил напоследок? А Северус, ох, я даже думал, он папашу сейчас ударит. Отец подошел к нему и сдернул эту чертову тряпку — а у него рука распухла и будто вся в мелких черных точках. И ладонь, и пальцы — вся.

– Это морские ежи, Драко, — говорю я, сразу смекнув, что могло случиться. — Наверное, случайно напоролся на них, когда купался. Они там на камнях. Знаешь, с виду будто просто наросты, я их даже как-то за водоросли принял.

Только вот что надо делать, чтобы эти иголки впились повсюду? Я-то в свое время сделал это случайно, от злости на него. А он? Бил по этим чертовым ежам, чтобы чувствовать, как острые иглы входят ему под кожу? Чтобы вообще что-то чувствовать? Но мне нет дела до капитана Довилля. Я же уже решил. И больше никогда не будет.

– Гарри, — Драко смотрит на меня с недоверием, — Гарри, он маг. Маги не завязывают себе пораненные руки тряпками.

– Я не знаю, что делают маги.

– Хорошо. Ты не хочешь говорить?

– Можешь считать, что я его укусил. Я могу быть очень ядовитым.

Я не готов обсуждать с Драко то, что произошло на Кесе. Вообще ни с кем не готов. Так что я не могу ему ничего сказать. Но младший Малфой и сам в состоянии сделать правильные выводы.

– Значит, все же произошло… Не хочешь говорить — это твое право.

– Не обижайся. Ничего особенного не было. Руку-то вылечили? А то ему, бедному, еще и Министерство захватывать…

– Кстати, о Министерстве… Отец просил тебя…

Мерлин, я не верю своим ушам! Сам сиятельный лорд Малфой нижайше просит меня о чем-то, меня, министерского полотера! Еще чуть-чуть — и я поверю в свое величие! Делаю подобающее случаю торжественное лицо:

– О чем же просит меня капитан Малфой? Только скажи, мой юный друг — и я все исполню!

– Гарри, прекрати! — Драко терпеть не может, когда я начинаю ерничать. — Дело в том, что Довилль на следующий же день ухитрился поссориться с сэром Энтони, потому что тот решил, что, раз Северус не вернул тебя на остров, то он сотворил с тобой что-то такое… чуть ли не убил…

Ну, насчет убил — это у сэра Энтони разыгралась фантазия. А вот сотворил…что ж, можно и так сказать. Но мне становится теплее на душе от того, что хотя бы Нотту есть до меня дело.

– Понимаешь, они до сих пор не помирились, и если так пойдет и дальше, то все неминуемо закончится поединком.

– Надеюсь, на бичах?

– Да нет, они и палочками изувечат друг друга так, что костей не соберешь. А сейчас для этого совершенно не время.

Разумеется, они же готовятся штурмовать Министерство, а тут две ключевые фигуры готовы убить друг друга на глазах всей пиратской общественности! В роли прекрасной дамы выступает ваш покорный слуга… Я бы уронил розу к ногам победителя. Или подарил бы кружевной платок. Если бы такой у меня сыскался…

– А сэру Энтони не сказали, что я здесь?

– Я не знаю, я слышал только, как Нотт говорил Довиллю, что тот использовал тебя, что он … ломает все, к чему прикасается, — Драко смотрит на меня чуть ли не с отчаянием. — Пожалуйста, Гарри, напиши ему!

– Кому? Довиллю даже не собираюсь.

– Сэру Энтони напиши. Что угодно. Что ты в порядке. Ну, я не знаю, что…

– Хорошо.

Я беру клочок пергамента и пишу коротенькую записку старшему Нотту. Без всяких подробностей. Просто подтверждаю, что я в Лондоне, что меня не выбросили на камни острова Кес. И что у меня все в порядке. И что я прошу его помириться с Довиллем, потому что… потому что все, что произошло на Кесе, касается только его и меня. Только вот эти последние строчки я не пишу, потому что они скажут слишком много. Драко забирает письмо, и мы еще какое-то время сидим с ним на полу перед камином, чтобы нас не было видно с улицы, и курим. И я расспрашиваю его о жизни на пиратском острове, чтобы хоть как-то загладить свою резкость, которую он уж точно не заслужил.

– Слушай, а Рона и Невилла все еще держат в тюрьме? — я очень осторожно формулирую вопрос, боясь услышать в ответ «да». Но на этот раз судьба милосердна — и ко мне, и к моим злополучным друзьям.

– Нет, — Драко даже отрицательно машет рукой, — Довилль выпустил на следующий же день. Правда, он сказал им что-то такое, что они… В общем, твой Рон и так вечно краснее свеклы. А тут и Лонгботтом заалел, как маков цвет. Ты меня прости, я понимаю, что они твои друзья…

– Я не обижаюсь. Все когда-нибудь делают глупости — одни меньше, другие больше. Так они свободны?

– Гарри, — мой слизеринский друг, кажется, поражен моей наивностью. — Ты думаешь, после того, что вы устроили, им можно будет свободно разгуливать по острову? Нет, сидят под охраной в вашем доме. Но их даже купаться выпускают.

– Ага, конвоируют на пляж.

Что ж, лучше уж так, чем сидеть в островной тюрьме. Лучше уж так, чем как я…или Герми…

А потом Драко оставляет мне запас оборотного зелья — еще десять флаконов — и прощается. И то зелье, что он доставляет мне через неделю, уже не имеет никаких побочных эффектов — я просто мгновенно меняюсь, не успев даже ничего почувствовать. Но я стараюсь не вспоминать о том, кто варит его для меня.

* * *

А все последующие дни и недели мы с Гермионой старательно крушим мебель на нижнем ярусе Министерства, что ни на шаг не приближает нас к поставленной цели. Я таскаю на себе громоздкие столы и стулья, чтобы к вечеру валиться с ног и не думать ни о чем. Потому что если я достаточно выматываюсь за день, мои демоны ведут себя тихо, нанося визиты только по выходным, да порой, осмелев, заходят и посреди недели. И тогда я просыпаюсь словно в душном жарком мареве, и какие-то несколько мгновений мне кажется, что его руки все еще обнимают меня, и я слышу его голос, зовущий меня по имени.

И после одной из таких ночей Герми, видимо, слышит, как я бубню себе под нос те самые стихи. Она подходит сзади и кладет мягкую ладошку на плечо мистера Уилкинса:

– У тебя что-то произошло? Там, на острове? — она говорит очень тихо, чтобы даже мыши, случайно заблудившиеся в министерских коридорах, не могли нас услышать.

– Нет, — одними губами отвечаю я. — Ничего, о чем я мог бы рассказать.

35. Веселый Роджер