Летучий корабль

– Сэр Энтони, зачем?

– Зачем? Видишь ли, самому мне было бы непросто обозначить тему нашей беседы, а так все ясно без лишних слов. Мы не будем к ним подходить.

И мы резко сворачиваем влево и через пару минут уже сидим на небольшой поляне с поваленным деревом в окружении орхидей и дынных деревьев. Он предлагает мне сигарету, я не отказываюсь, ожидая, когда же он начнет разговор. И вообще не понимаю, зачем ему понадобился я. Вряд ли я тот человек, который сможет убедить Тео Нотта в том, что связываться с магглой недостойно волшебника. Но сэр Энтони совершенно неожиданно произносит:

– Вот скажи мне, Гарри, за что?

– Что за что? — я прекрасно его понимаю, но мне хочется, чтобы Нотт старший, в прошлом Упивающийся и убийца магглов, сам сформулировал проблему.

– Я думаю, это мне за грехи, — печально продолжает он, выдыхая дым в сторону нежного цветка орхидеи. — Единственный сын, и вот… даже не магглорожденная ведьма, просто маггла…

Я вот думаю, а каково будет Лиз, если она все же решит в дальнейшем породниться с Ноттами, узнать, чем когда-то, в незапамятные времена, занимался папаша ее любимого? Впрочем, надеюсь, если до этого и дойдет, у Тео и сэра Энтони хватит ума не вдаваться в обстоятельства жизни Нотта старшего.

– Сэр Энтони, — я все же говорю то, что должен сказать, — моя мама была магглорожденной ведьмой. Она родилась в абсолютно немагической семье. На мой взгляд, это не делало ее чем-то хуже остальных.

– Маггла… — он будто не слышит меня. — И не говори мне, что это дурацкое увлечение.

– А я и не говорю.

– Ради какого-то там увлечения он не стал бы связываться с Северусом и нарушать все островные законы.

Я все же не удерживаюсь и спрашиваю его, как две недели, первоначально назначенные Тео, превратились в два месяца.

– Северус не захотел рассказывать, но, насколько я понимаю, Тео выступил в твоем стиле, защищая несчастную похищенную девушку и обвиняя капитана Довилля чуть ли не во всех смертных грехах.

– Сэр Энтони, а зачем Вы говорите все это мне? Вы же знаете, что я могу ответить. Что Лиз красавица, что у нее чудный характер, что она совершенно бесхитростная, что ей нравится Тео. Она хорошая. Любой отец был бы только рад, если бы его сын выбрал такую девушку. Конечно, если он…

– Если он в прошлом не служил Волдеморту, ты это хочешь сказать? — сэр Энтони смотрит на меня… нет, не зло, но как-то горько.

– Какая разница, кому Вы служили? Это не имеет никакого значения. Как и то, что она маггла. Вы же сами всегда говорили мне, что это я люблю проводить границы: там черное, здесь белое. Почему бы теперь и Вам не сыграть на сером поле, а, сэр Энтони?

– Здоров ты поговорить, Поттер, — Нотт только вздыхает.

– Для Вас так важно, чистокровный волшебник или нет? Да Ваш Темный Лорд был полукровкой!

– Я сам такой, Гарри, — неожиданно признается Нотт. — Чистокровные семьи можно по пальцам пересчитать.

– Тогда плюньте. Она Вам не нравится?

– В том-то и дело, что она мне нравится. Если бы не нравилась, я бы пресек это еще в октябре. Или вы с Тео думаете, что я окончательно ослеп и оглох?

– Сэр Энтони, — я вдруг отваживаюсь высказать вслух свое предположение, которое терзает меня уже давно, — скажите, ведь все вы планируете вернуться в Англию?

Он сразу напрягается и смотрит на меня с недоверием:

– Кто тебе сказал?

– Я же не совсем дурак. Думаю, вы не просто так сидите на этом острове и обрываете с пальм бананы. А лорд Довилль платит за все это и радуется. Конечно, вы хотите вернуться. Разве не так?

– Я не намерен с тобой это обсуждать, — резко говорит он.

– Тогда давайте возвращаться, — отвечаю я, поднимаясь с бревна, на котором мы сидим. А потом все же добавляю: — Просто, если вы вернетесь и не захотите устанавливать в Британии такие порядки, которые пришлись бы по душе вашему прежнему хозяину, а после войны никому не захочется жить в такой стране, лично для Вас будет очень даже неплохо, если Ваша невестка окажется обычной магглой. Для многих этого будет достаточно для того, чтоб забыть о том, что делали Вы.

– Сядь, — почти приказывает мне он. — Я смотрю, общение с Драко идет тебе на пользу.

Я отвечаю нечто неопределенное. Что, мол, с кем поведешься… И что, живя пятый месяц в окружении практически одних слизеринцев, сам невольно порой начинаешь думать и рассуждать, как они. Он некоторое время молчит, а потом, словно подводя некий итог, заключает:

– Значит, ты говоришь мне не вмешиваться и оставить все как есть. И готов заверить меня в том, что Лиз — прекрасная партия для моего сына. Так?

– Ну а что Вы приведете ему чистокровную невесту, как, прости Мерлин, племенную корову породистому бычку?

Теперь сэр Энтони даже смеется.

– Ну, знаешь, у родителей свои причуды.

– Нет, не знаю. Я же сирота.

– А, ну да.

– Знаете, как показывает практика, в этом есть свои преимущества.

Мы с ним еще какое-то время сидим рядом и курим, я продолжаю рассказывать ему, какая же Лиз все же замечательная. Сватаю, в общем, как могу. И все думаю, а почему он пришел обсуждать это со мной. А потом понимаю, что на самом деле он уже все для себя решил на тот момент, и ему просто требовался человек, который сказал бы ему, что он прав. И, вероятно, он не мог говорить об этом со «своими», потому что для них это была довольно опасная тема. А еще он был мудрым человеком (хотя, почему был? Он и сейчас есть и вполне себе благоденствует, насколько я знаю) и прекрасно понимал, что он вполне может потерять сына, если в угоду бывшим соратникам станет демонстрировать свою непримиримость. А так он просто мог сказать, что выжидает, что люди молодые, все такое, как-нибудь сами и разберутся.

– Скажи-ка мне, Гарри, — вдруг говорит он, внезапно меняя тему, — ты ведь знаешь, что я только что из рейда?

– Да, ну и что?

– А то, дорогой мой, что ты вот сидишь со мной и куришь, и тебе даже в голову не приходит спросить меня о том, сколько невинных авроров на моей совести.

Ах, вот оно что! Сам капитан Довилль на меня жаловался!

– Вам Довилль рассказал?

– Нет, мне рассказал Тео. Так вот, может быть, ты объяснишь мне, какого черта ты препираешься именно с Северусом? Прости за откровенность, но ты прилюдно позволяешь себе грубости в адрес человека, от которого зависит твоя жизнь.

– Я не знаю, это как-то еще в школе началось. Он всегда старался задеть меня из-за отца, из-за крестного. Ну а потом и я уже тоже, когда стал постарше.

– Гарри, — сэр Энтони смотрит на меня серьезно-серьезно, — тебе двадцать один. Ты уже не в школе. Я просто хочу тебя предупредить: Северус очень непростой человек. Он очень жесткий, я бы даже сказал, жестокий. И он ничего не забывает. Прекрати, пожалуйста. Вообще не открывай рот в его присутствии.

– Ну, — мне становится смешно, — я же не Невилл Лонгботтом.