Летучий самозванец

— Раз ты тоже сирота… то…

— Говори, не бойся, — кивнула я. — Люди, которые росли без родителей, всегда поймут друг друга. Кто тебя обидел? Почему ты так перепугалась, когда я случайно вошла? Ты ведь приняла меня за Екатерину Максимовну? Кстати, извини, ято искала кладовку.

Света почесала кончик носа.

— В нашем приюте живут одни девочки, мальчишек нет. Разве это не странно?

Я пожала плечами.

— Думаю, Катя побоялась иметь дело с хулиганистыми подростками, не захотела возиться с пацанами, ей легче и приятнее с девочками.

— Во! — подняла палец Света. — В точку. Добавьте еще сюда слова: беззащитными и глупыми. Кто попадает в приют?

— Наверное, сироты? — предположила я.

Светлана захрустела пальцами.

— Ребят, у которых никого нет, мало. Обычно либо мама, либо бабушка, либо хоть тетя завалященькая есть. Родственники ханку жрут, дерутся, их родительских прав лишают, а детей государству отдают. Еще вариант: мать сама притаскивает младенца в приют, сдает на пару лет, говорит, материальное положение тяжелое. В родильных домах новорожденных бросают. Коекому везет, иногда их берут в семью, но новые родители хотят, чтобы дети были здоровые, красивые, талантливые, умные и без родственников. Можно подумать, что их собственный ребенок получился бы суперпупер. Если ты решил забрать человека из приюта, хватай первого попавшегося, а то выбирают, как мясо на базаре! Вот насчет родичей я их понимаю. Кому охота с ними разбираться! Подрастет приемыш, ты к нему привыкнешь, денег в него вложишь кучу, и вдруг — туктук, войдите, мамашка с зоны приперла! Приятно?

— Нет, — признала я.

— Екатерина Максимовна занимается только полными сиротами, — продолжала Света. — Ну чтобы вообще никого не было! Круто?

— Сама только что говорила про мамашку с зоны, — напомнила я. — Самойлова считает воспитанниц своими детьми, бережет себя от отрицательных эмоций.

— Ха! — подпрыгнула Света. — Ни фига ты не понимаешь! Катька забирает семивосьмилеток без приютского опыта, с такими легко справиться.

— Не поняла, — протянула я.

— Проще только батон откусить, — хмыкнула Света. — Ну, смотри. Если тебя с пеленок через дом малютки в интернат отправили, небось ты ко всему привыкнешь. Начнут наказывать, ты даже не чихнешь, воспитатели везде одинаковые. Если не слушаешься — еду отнимают, в карцере запирают, ремнем лупят, одежду новую не дают. К третьему классу тебе все по фигу, ну унесли суп, и чего? А вот домашние дети, у которых, допустим, папамама в аварии погибли, те будут в шоке. Жили раньше в красивой комнате с игрушками, капризничали, от шоколадных конфет морды отворачивали, и вдруг бумс! Закончилась пруха! Ложись дрыхнуть десятым в спальне, жри дерьмо, мойся холодной водой, слушай вопли няньки. Мы спокойны, а они в истерике, потому что страшно. Старшие им дедовщину устраивают, домашних никто не любит, их каждый поколотить готов.

— Почему? — растерянно спросила я.

— Они хорошо жили много лет, когда нам плохо было! Это разве справедливо? — с возмущением воскликнула Света.

Глава 19

Вместо того чтобы попытаться погасить агрессивность девочки, я совсем не педагогично воскликнула:

— Хорошо, что я воспитывалась дома!

Света кивнула.

— Даже не представляешь, как тебе повезло! Поставь той тетке памятник. Катька принимает к себе только домашненьких, с ними легко. Начнут хныкать, им скажут: «Если у нас не нравится, переведем в интернат». Мигом тишина наступает. Домашние больше всего на свете приютов боятся, они только в распределителе побывали, но коекто пару месяцев успел и в детдоме покуковать.

Я с сомнением посмотрела на Свету.

— Ты говоришь правду? Я видела в какомто популярном журнале фоторепортаж из вашего дома и была поражена роскошными условиями. У каждой девочки своя комната, игрушки. В гостиной огромный телевизор, масса аппаратуры, ковры, цветы, много книг. С отстающими занимаются репетиторы, девочки ходят в модной одежде, им не запрещают разумно пользоваться косметикой.

Света прикусила губу, а я продолжала цитировать статью:

— Екатерина предоставляет воспитанницам огромные возможности, они получают образование, комнату в общежитии, начинают самостоятельную жизнь не с нуля. Коекто сделал головокружительную карьеру, сейчас не вспомню имен, но ряд девочек поступил в вузы, одна стала модельером, другая актрисой.

— Галка Степанова, — передернулась Света, — ну эта ваще! Блин! — Девочка добавила еще несколько слов, на сей раз нецензурных. Я поморщилась.

— Светлана, ругательства не украшают женщину. Лучше никогда не употреблять подобных слов, а то ругань войдет в привычку и может вырваться в любой момент.

— Кто бранится? — вскинула брови девочка. — Степанова шлюха! И те, кого ты вспоминала, тоже… э… проститутки.

— Зависть — плохое чувство! — не успокаивалась я.

— Думаешь, я завидую? — взъерепенилась Света. — Ни на секунду! Их все в приюте презирали! Они бежали к папашке по собственной воле! Галка, когда из подходящего возраста выпала, истерики закатывала, вены резать пыталась, из окна выпрыгнуть, кричала: «Не бросай меня!» Вот гадина! Хотела получить побольше. Ну и заработала себе место актерки, за страсть и верность ее наградили. И все шлюхи подарки получили! Тем, кто не хотел, фигу показали!

Я перестала понимать смысл ее пылкой речи.

— Девочкам чтото дарили? Ничего плохого в этом не вижу!

Света вскочила на ноги, стукнулась боком о тумбочку, села опять на кровать и хмуро спросила:

— Совсем не соображаешь? Зачем Катька воспитанниц домой на время приглашает?

— Хочет побаловать сирот, — ответила я. — Дает детям возможность пожить в настоящей домашней обстановке.

— Три хаха! — стукнула кулачком по постели девочка. — Она Ваське их подкладывает!

Я не поняла, о ком идет речь.

— Васька? У Самойловых что, есть кот?

— Точняк, — мрачно улыбнулась Света. — Котище, гадкий мурзище! Нет у нее животных, Катька их терпеть не может, как, впрочем, и нас. Иногда видно, как она елееле сдерживается, чтобы на девчонок не наорать и по щекам их не нахлопать. Катька бы нас с огромным удовольствием в унитазе утопила, да низзя! Она папочке служит, а он маленьких девочек любит, от девяти до четырнадцати лет. Подавай ему все новые и новые шоколадки! Ну, дошло до тебя?

Я уставилась на Свету, та щелкнула пальцами.

— Ау, войдите! Доперло?

В моем горле заворочался колючий комок.

— Васька — это Василий Олегович?

Света хлопнула в ладоши.

— Иес, беби!

— Он педофил?

— Вау! Сообразила, — обрадовалась Света. — Папочка пирожные жрет, а мамочка ему корзиночки со взбитыми сливками приносит. Потому и приют организовала!

— Врешь! — выпалила я и тут же пожалела: — Извини, слишком уж шокирующая информация.

Но Света не обиделась, она повзрослому кивнула.

— Понимаю, сама прифигела, когда впервые об этом услышала. Хочешь, расскажу, как и чего у нас происходит, о’кей?

Я лишь молча кивнула и захлебнулась в сточной воде сведений.

Жизни воспитанниц маленького детдома Самойловой могли позавидовать многие домашние дети. Комнаты, еда, одежда, игрушки — все выше любых похвал. Три монашки, следившие за порядком, профессионально исполняли свои обязанности, вот только особой разговорчивостью не отличались. Если девочки хотели обсудить назревшие проблемы, они шли к матушке Аглае и делились с ней сокровенными мыслями. Несмотря на то что обслуживающий персонал посвятил себя богу, воспитанницы вели абсолютно светский образ жизни. Их не заставляли молиться, стоять на коленях в церкви и читать жития святых. Ни о каком соблюдении поста тоже речи не шло, зато на Пасху на столе появлялись куличи и разноцветные яички. Девочки воспринимали особую еду как веселую традицию, вроде жаворонков из пресного теста, которых они пекли весной. На Новый год в гостиной высилась елка, а под ней лежала груда подарков.

Когда Света, чье детство прошло в государственных учреждениях, очутилась под крылом Екатерины Максимовны, девочке показалось, что она попала в рай. Личная спальня, санузел, который она делила всего с одной воспитанницей, обитавшей в соседней комнате! Куклы! Книги! DVDпроигрыватель! Телевизор! Красивые новые платья! Туфли!

Все вызывало восторг. Няня не ругается, не орет, не пытается стукнуть шваброй, матушка Аглая уютная, милая старушка, пахнет то ли ванилином, то ли корицей. Никто не ограничивает хождение по четырехэтажному особняку, в любое время можно забрести на кухню, беспрепятственно открыть холодильник, налить себе молока, намазать масло на хлеб и наесться вволю. В столовой в вазах совершенно открыто лежат яблоки, печенье, конфеты.