Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940
Шрифт:
Риверо и Гидальго были приняты президентом, и после некоторых колебаний Карденас дал согласие на прибытие Троцкого в Мексику при уже знакомом Троцкому условии, что он не будет вмешиваться во внутренние дела страны. В то же время президент гарантировал, что во всех других отношениях власти не будут препятствовать его общественной и литературной деятельности [585] . Видимо, на мексиканского президента в какой-то степени повлиял и тот факт, что образованный в октябре 1936 г. в США Комитет защиты Льва Троцкого также обратился к нему с несколькими просьбами о предоставлении Троцкому политического убежища.
585
Mamham Р. Dreaming with His Eyes Open. A Life of Diego Rivera. P. 277.
Наученный горьким опытом Троцкий вначале с некоторой осторожностью отнесся к полученному предложению. Он опасался провокации, даже передачи его в руки сталинской агентуры. Эти опасения усилились в связи с тем, что чиновники правительства Норвегии, спеша избавиться от столь нежелательного
586
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 161–162.
Кстати, подозрений и опасений было много. В связи с тем, что корабль отчалил негласно, парижские троцкисты высказывали мнение, что он направляется не за океан, а в Ленинград и что норвежские власти собираются выдать Троцкого советскому правительству. Считалось даже, что вся операция не случайно проходит в дни рождественских праздников, когда «в Париже нет никого», кто мог бы своим высоким авторитетом прояснить ситуацию. Выдвигались требования установить радиосвязь с пароходом, причем в связи сначала было отказано [587] , но затем она была предоставлена, и стало понятно, что зловещие опасения и слухи не имеют под собой оснований.
587
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-4870.
Танкер «Рут», которому предстояло пересечь Атлантический океан, отправился в путь со своими двумя пассажирами и сопровождавшим их норвежским офицером в ночь на 20 декабря. Еще совсем недавно Троцкий гордо отказывался плыть на танкере. Теперь он не ставил уже никаких встречных условий. На пристань для проводов были допущены всего несколько человек, в том числе супруги Кнудсен и Вальтер Гельд [588] . Путешествие продолжалось почти 20 дней. На второй день Нового, 1937 года Троцкий возобновил ведение дневника, который прервал в сентябре 1935 г. Первая запись свидетельствовала, что он находился чуть ли не в шоковом состоянии в связи со всеми теми бурными событиями, которые происходили в последние недели в его общественной и личной жизни. Отсюда вытекала даже самая элементарная путаница в датах. «Сегодня четвертый день пути, — говорилось в записи 2 января. — Греет южное солнце. Моряки переоделись в белое. Мы по-прежнему отдыхаем от политических новостей. Еще 23 декабря, на 4-ый день пути, пароходная радиостанция приняла для меня телеграмму из Лондона от американского агентства с просьбой об интервью» [589] . Четвертый день пути наступил конечно же 23 декабря, а не 2 января.
588
Serge V., Sedova-Trolsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 210.
589
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 151.
Постепенно Троцкий приходил в себя. Его успокаивали благополучное путешествие, хорошая погода, доброжелательное отношение капитана, которому впервые за всю его мореходную практику приходилось вместо нефти перевозить двух пожилых пассажиров, и он с ними охотно общался за обеденным столом. Троцкий с интересом наблюдал за морской живностью, которая встречалась на пути: дельфинами, акулами и даже небольшим китом [590] . На корабле Троцкий возобновил литературную работу. Он приступил к подготовке книги, которая должна была разоблачить сталинский террор и все те фальсификации и подделки, которыми пользовались советские карательные органы. Он привел в порядок показания, данные в свое время норвежскому суду в связи с нападением экстремистов на дом, в котором он проживал в Норвегии, дополнив показания новым материалом. Он выражал надежду, что подготовленная таким образом книга выйдет на разных языках через непродолжительное время. Эта книга вышла в сентябре 1937 г. под названием «Преступления Сталина» [591] .
590
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 152.
591
Sinclair L. Trotsky. Vol. 2. Р. 855–856, 931. Русское издание: Л.Д. Троцкий. Преступления Сталина / Под ред. Ю.Г. Фельштинского. М.: Изд-во Гуманитарной литературы, 1994.
Троцкий размышлял и над своими дальнейшими планами, и над тем, что оставалось за его спиной. На корабле он читал литературу о Мексике и намерен был как можно ближе познакомиться с этой страной, да и со всей Латинской Америкой. Он предполагал возобновить свои занятия испанским языком, который он пытался начать изучать за двадцать лет до этого. Он собирался, наконец, всерьез приняться и быстро, в течение года, завершить свою работу о Ленине, которую ранее начал писать, затем оставил,
вновь к ней несколько раз возвращался, но так и не написал ничего, кроме вступительных разделов, посвященных юношеским годам Ульянова [592] . Несколько расслабившийся на корабле Троцкий действительно собирался предаться за океаном в основном литературной деятельности. Другой вопрос, что политическая активность была у него в крови и он просто не в состоянии был бы от нее сколько-нибудь существенно отойти хотя бы на самое короткое время, а литературная работа была для Троцкого непосредственной составной частью политики. И то и другое были единым целым.592
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 163.
1 января в честь Нового года танкер произвел салют двумя продолжительными гудками своих сирен, после чего путешествие продолжилось еще чуть более недели. 9 января корабль пришвартовался к пирсу в крупном порту Тампико на Мексиканском заливе, к северо-западу от столицы страны города Мехико, с которым он был связан железной дорогой. Перед входом корабля в порт Троцкий предупредил норвежского офицера, что он не спустится на берег, если не увидит среди встречающих знакомых лиц. Он боялся, что в Мексике готовится какая-нибудь провокация. Вероятно, Лев Давидович надеялся, что его встретит Диего Ривера, с которым он ранее не был лично знаком, но выразительная внешность которого была ему хорошо известна. Вместо знакомых лиц Троцкий увидел совершенно незнакомых людей в официальных костюмах и в форме сотрудников мексиканской пограничной службы. Во всяком случае, Риверы среди встречающих не было. Опасения рассеялись после того, как в группе людей, ожидавших на пристани, он узнал одного из руководителей Социалистической рабочей партии Соединенных Штатов Макса Шахтмана, который беседовал с остальными встречавшими и приветственно махал рукой.
Пограничные формальности оказались просты, встречавшие поднялись на борт, и Троцкие оказались в дружеских объятиях. Кроме Шахтмана их приветствовал Джордж Новак, который представился как секретарь американского Комитета в защиту Троцкого. Затем к Троцкому неторопливо подошла молодая невысокая женщина выразительной внешности в странном на первый взгляд живописном костюме, который оказался традиционной одеждой ацтеков. Она представилась как Фрида Кало, жена Диего Риверы, находившегося в больнице из-за заболевания почек. Так Троцкий познакомился с 29-летней мексиканской художницей Фридой Кало, женщиной крайне сложной судьбы, нелегкого характера и необычных привычек и нравов.
«Мексиканские официальные лица и товарищи — все были дружелюбно настроенными, теплыми, открытыми и приветливыми. Было немало вдохновляющих новостей из Нью-Йорка; казалось, что весь Новый Свет возмущен московскими преступлениями. Мы погрузились в атмосферу свободы» [593] , — передавала настроение свое и своего супруга Н.И. Седова. Среди встречавших была и масса журналистов, которые стремились получить «эксклюзивные» интервью для своих изданий. Троцкий, в течение нескольких лет почти полностью оторванный от прямого общения с представителями прессы (за исключением их редких визитов на Принкипо и во время кратковременного пребывания в Копенгагене), почувствовал себя в родной стихии. Здесь же, в порту, состоялась его первая беседа с журналистами.
593
Serge У, Sedova-Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 211.
Троцкий счел более целесообразным не давать интервью отдельным корреспондентам, тем более что он не был еще знаком с характером местной прессы и вполне мог ожидать любых извращений и даже провокаций. Он выступил с заявлением, которое затем было опубликовано во многих мексиканских газетах, включая все наиболее авторитетные центральные издания («Эк-селсиор», «Насиональ», «Пренса», «Универсаль»), в ряде американских газет, включая весьма авторитетную «Нью-Йорк тайме», и других печатных органах [594] . Рассказав о морском путешествии и о добром отношении к нему и его супруге со стороны капитана и команды корабля, Троцкий весьма сдержанно, но с явным чувством негодования, со свойственной ему едкостью повествовал о поведении норвежского социалистического правительства. Подвергшись внешнему экономическому и политическому давлению, сказал Троцкий, оно пошло на принятие «двух специальных законов»: «закона о Троцком № 1» и «закона о Троцком № 2», которые лишили его права бросить вызов похитителям и клеветникам, отказали ему в возможности писать письма для доказательства своей правоты и невиновности.
594
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3969; Trotsky L. Writings (1936—37). Р. 85–87.
Троцкий упомянул о том, что в опубликованной только что «Красной книге о Московском процессе» содержались неоспоримые документальные свидетельства, опровергающие ложь и обман, возводимые Сталиным, и кровавой чистки, проводимой советским руководством. Троцкий выразил благодарность правительству Мексики за гостеприимство, имея в виду те трудности, с которыми он столкнулся в попытках получения виз в другие страны. «Правительство Мексики может быть уверено, что я не нарушу условия, которые были мне предъявлены, и что я буду соблюдать эти условия по своей собственной воле», повторив ради формальной ясности, что таковыми являются «абсолютное невмешательство в мексиканскую политику и не менее полное воздержание от действий, которые могли бы принести вред взаимоотношениям Мексики с другими странами». Троцкий подтвердил свое намерение сотрудничать с международной комиссией по расследованию обвинений, выдвинутых на судебных процессах в Москве, и обязался предоставить в ее распоряжение все имеющиеся у него документы и свидетельства. Выступление завершалось изложением ближайших планов, в которые входили изучение Мексики и завершение работы над книгой о Ленине.