Левиафан. Темный восход

– Я… – вновь протянул Кизекочук, продолжая смаковать ощущения. Боль и страх погибшей маниту Адсилы наполнили его первозданной мощью. – Я бог!

– И будь я проклят, если это не так! – вновь захохотал Ха-кве-дет-ган. – И забудь это глупое имя, Кизекочук! Знаешь, что оно значит? «Утренняя звезда»! Отец твой девку хотел что ли?.. О нет, теперь ты Ро-ке-рон-тис! «Тот, кто убивает во снах»! Так будут тебя звать отныне.

– Ро-ке-рон-тис, – он попробовал на вкус новое имя и его звук наполнил душу безумным весельем. Он взорвался бесконтрольным смехом, что сотряс капище и заставил ритуальные маски на столбе испуганно трепетать, словно под порывами могучего ветра.

Он мыслью вылетел из капища и двинулся сквозь ночную уоки племени онундагэга. О, теперь он безошибочно определял маниту тех, кто преступил закон предков! И таких оказалось немало, причем многие принадлежали к его… к племени ганьенгэха. И все они получат свое, но – позже…

Витэшна и Меджедэджик спали в родовой овачире Кватоко, в эту ночь во всем длинном доме были лишь они одни. Ро-ке-рон-тис понял, что они уже подарил свои тела друг другу, и ярость всклокотала в нем с новой силой. Он метнулся к спящему Меджедэджику, не издав ни единого звука. На мгновение застыл над сыном сахема и уже хотел коснуться рукой его виска, но перевел взгляд на Витэшну.

О, как же она прекрасна! О, сколько раз он видел ее, спящую! Сколько раз проводил рукой по черному, словно бездна ночного неба, водопаду ее волос! Сколько раз они мечтали о том, как станут мужем и женой! На миг сердце Ро-ке-рон-тиса наполнилось воспоминанием великой любви, которая, если дать ей время, смогла бы разрушить чары Ха-кве-дет-ган и освободить маниту Кизекочука. Ведь он не знал, что еще не стал богом мщения, но станет им, если свершит задуманное.

Где-то за пределами овачиры каркнул ворон. Ро-ке-рон-тис стряхнул оцепенение, черты красивого лица вновь ожесточились. Он взглянул на того, кто отнял у него Витэшну. Нет, такие преступления не прощают! И он вошел в разум воина.

Меджедэджик сидел на широкой шкуре песца у родовой овачиры и точил стрелы. Он гордился ими, ведь их наконечники были изготовлены не из кремня или кости, а из кровавого камня. На каждую стрелу племенной шаман нанес тайный знак и теперь сам Великий охотник Со-сон-до-ва направлял эти стрелы.

Полог овачины качнулся, из нее вышла Витэшна. Легкая кожаная накидка безупречной выделки, казалось, была призвана подчеркнуть безупречность ее фигуры. Воин мгновенно забыл о своих стрелах, глядя на возлюбленную.

Витэшна держала в руках широкую деревянную доску с горой глиняной посуды. Она несла ее к реке на помывку. По пути девушка на миг замерла подле Меджедэджика, изящно нагнулась, чтобы подарить ему короткий поцелуй, и продолжила свой путь, соблазнительно покачивая бедрами.

Меджедэджик проводил ее взглядом и подумал, как же все-таки ему повезло. Он – Великий сахем ходинонхсони, Объединитель Пяти племен, Победитель анишшинапе, тот, чье имя навеки вписано в шаманические саги его народа. А еще он муж самой прекрасной женщины на свете, под сердцем которой зарождается новая жизнь. Может ли человек желать большего на земле?

Он поднялся и натянул тетиву из жил карибу на лук. Взглянул на дальнее бревно частокола, у самого края земляной насыпи. До бревна около двенадцати сулету, прикинул молодой воин. Далековато. Затем он вскинул лук с наложенной на тетиву стрелой, на миг остановил свое сердце и развел плечи (как учил отец), большой палец правой руки поднырнул под стрелу и растянул тетиву так, что оперение оказалось на уровне правого глаза. Еще миг и с тихим свистом стрела сорвалась в смертоносный полет. С глухим стуком наконечник глубоко вошел в бревно. То самое, у края земляной насыпи, до которого было не менее двенадцати сулету.

Меджедэджик хмыкнул, но внезапный крик тут же стер улыбку с его лица. Это был крик Витэшны, ее голос он никогда не спутал бы с другим. Воин подхватил пару стрел и метнулся к двум пихтам, меж которых проходила тропинка к реке. Он юркнул под сень деревьев, в два прыжка преодолел спуск, выбежал на берег и не поверил своим глазам. На каменистом берегу в четырех сулету от него лежала Витэшна. Лежала без движения.

Он подбежал к ней, озираясь – нет ли где врагов. Но каменистый берег и лес за ним молчали, даже птиц не было слышно. Меджедэджик бросил лук на камни и упал рядом со своей женой. На ней не было ни единой царапины, но она не дышала, а из глаз, носа и ушей девушки сочилась кровь.

– Нет! – прокричал Меджедэджик, не в силах понять, что происходит. – Витэшна! Нет!

Небеса обратились бездной. Только что он думал о том, насколько велик и счастлив, и вот, всего один крик возлюбленной навсегда поделил его жизнь пополам. Она была мертва или умирала, а он ничем не мог ей помочь.

– Шаман, – выпалил воин. – К шаману!

Он попытался подхватить Витэшну на руки, но не смог оторвать ее от прибрежных камней. Будто что-то держало девушку и не хотело отпускать. Он приложил все силы, бугры мышц на руках и спине вздулись, вены напряглись и набухли. Он зарычал, но не сумел сдвинуть девушку с места.

Воин снова огляделся. Никого. Ничего.

– Кто-нибудь! – исступленно закричал Меджедэджик. Отец учил его, что не стыдно просить помощи, когда сам ты бессилен. – Кто-нибудь, помогите мне! Это ваш сахем!

Но никто не ответил. Мир вокруг замер, будто он остался один в бесконечной безлюдной пустоши. Он и его мертвая возлюбленная.

Слезы градом покатились по его лицу. Впервые за свои двадцать пять зим Меджедэджик плакал. Двадцать пять зим! В его возрасте никто никогда не становился сахемом, но Ха-вень-ни-ю, предвечный владетель Великого острова, что от начал времен плывет над облаками, был благосклонен к нему, наделив силой и умом. Был благосклонен… до сего дня.

– Витэшна, – прошептал воин, склонившись над еще теплым телом. Кровь, что сочилась из трупа девушки, начала обращаться в белый песок. Это не удивило Меджедэджика, он уже понял, что здесь замешано злое колдовство. Но кто? Кто посмел наложить на него эти чары? Ведь у него больше нет врагов, он победил их всех!

– Витэшна, – тихо повторил Меджедэджик, нежно коснувшись ее щеки, смахнув с высокого лба непоседливые черные пряди. – Не оставляй меня, возлюбленная моя! Вернись!

Внезапно глаза девушки открылись. Воин отпрянул, увидев в них лишь бездонную черноту, из которой продолжал струиться мелкий белый песок. Лицо Витэшны исказила гримаса, потрескавшиеся губы раскрылись, обнажив желтоватые зубы и алый с белесыми прожилками язык. И с этих губ, который он так любил целовать, сорвалось единственное слово.

– Нет, – прошипел Рокеронтис, принявший облик Витэшны. Он схватил ошеломленного Меджедэджика за плечи и бросил его в реку. Оказавшись в ледяной воде, тот попытался выбраться на поверхность, но не смог. Поверхности не было.

Воин барахтался до тех пор, пока в легких не закончился воздух. А потом водяной пузырь раскрылся и выплюнул его на черные холодные камни. Меджедэджик оказался в пещере, едва подсвеченной немногочисленными огнями, что плавали прямо в воздухе. С влажных стен на него смотрели маски. Маски Ха-кве-дет-гана, темного бога-близнеца. Маски, что он сам помогал вырезать и что вешал на ритуальный столб посреди капища уоки.