Лгунья

Итак, я сидела в своем кабинете, положив ноги на свой стол, и долго размышляла, пока не приняла решение.

Однако есть в принятии решений и другая сторона. Дело в том, что люди начинают вести себя совсем не так, как ты ожидала. Они выбивают почву у тебя из-под ног, беря инициативу в свои руки.

Я вошла в кухню.

— Кому-нибудь нужен «рено»? – спросила я. Никому.

— Хорошо, а то мне нужно в Фижак, – сказала я. – В банк. Я ненадолго.

— Осторожней там, – сказала tante Матильда. Она имела в виду нечто большее, чем мы обычно подразумеваем под этим напутствием.

Я была осторожна. Даже более чем. Но возле банка никто не поджидал Крис в засаде, чтобы арестовать. И никого хоть немного похожего на Тони рядом тоже не оказалось. Я сделала все необходимые дела и была дома еще до обеда. Я вернулась как раз вовремя – надо было переговорить с сомнительной личностью, которая доставляла упаковочный материал для сыров, и обсудить, как накладывать шведскую смолу на ногу овце.

В этот день замок открылся для посетителей. Была среда, и дел у всех было навалом. Селеста повезла детей в город на урок музыки; tante Матильда отправилась к будке у ворот с кассовой коробкой и рулоном билетов; Франсуаза была сегодня гидом. Я планировала сходить на ферму, но, выйдя на солнце, увидела туристов, группками слоняющихся по двору в ожидании двухчасовой экскурсии. На резной каменной вазе, положив ногу на ногу, восседал Мэл.

— Привет, – сказал он, когда я поравнялась с ним. – Как жизнь? Слышал о твоем дядюшке и сочувствую.

Я страшно злилась: это я собиралась застать его врасплох, а не наоборот.

— Я же предупреждал, что явлюсь как-нибудь на экскурсию, правда? – приветливо сказал он. – А нынче утром проснулся и подумал: почему бы и нет?

Я слышала, как Франсуаза собирает народ.

— Герани-то совсем сдохли. – заметил он. – Надо было поливать. – Он вынул из кармана блокнот и поддернул рукава модного мешковатого пиджака. – Вот что я захватил с собой. Чтобы набросать списочек вещей, на которые у меня есть потенциальные покупатели.

Я его ненавидела. Ненавидела его напускное равнодушие, его бесцветность, его обаяние, уверенность в том, что я его испугалась, его бежевые брюки, легкий, изящный загар на отвратительно гладких руках, ненавидела, как падают на лоб его волосы, ненавидела его неизменно модные темные очки. Он был мне до того противен, что меня подташнивало. И я презирала Крис за то, что она поддалась на его обман или – того хуже – не поддалась и тем не менее якшалась с ним так долго.

— Ничего не продается, – холодно сказала я.

— Неужели? – улыбнулся он с мальчишеским удивлением. Мальчишеское удивление он изобразил весьма удачно. Потом заговорил, понизив голос. Если бы он не вызывал у меня отвращения, я бы приятно удивилась такому разнообразию методов.

— Какая жалость, – капризно шептал он, – а ведь вы задолжали мне, леди. Двадцать штук задолжали. И, учитывая сложившиеся обстоятельства, ты теперь можешь себе это позволить. Какая умная девочка, а! У меня просто слов нет, чтобы выразить свое восхищение.

— Возьми и сам наведи справки, узнай, могу ли я себе это позволить, – сказала я.

— Навел, навел, – мурлыкнул он. – Ты, похоже, сидишь на парочке миллионов фунтов – весь этот антиквариат и картины, и все прочее стоят не меньше. Так что двадцать тысяч для тебя небольшая потеря, так ведь?

— Я же сказала. Ничего не продается.

Его гладкое, почти бесцветное лицо стало жестким, будто покрытым эмалью.

— Думаю, мы друг друга неправильно поняли. Тогда я по–другому тебе скажу…

К нам нерешительно подошла Франсуаза. Я была так ей благодарна за то, что она прервала нашу милую беседу, что поприветствовала ее с излишней пылкостью, чем неимоверно смутила. Она отшатнулась и нервно поправила очки.

— Я просто… этот джентльмен собирается на экскурсию? – спросила она. – А то мы сейчас начинаем.

— Нет, – ответила я. – Он уходит.

— Кто сказал, что я ухожу? – Мэл обратил всю силу своего обаяния на бедную Франсуазу. – Я ни за что не пропущу такого зрелища. У меня и билет есть. Глядите. Нет, я с вами. – Он спрыгнул с каменной вазы. На полпути он обернулся, помахал мне блокнотом и подмигнул.

Не знаю, была это угроза или он, таким образом, предупредил, что берет дело в свои руки. У него в пиджаке было полно места для парочки маленьких ценных предметов, которые легко украсть. Я подождала, пока группа уйдет, а потом незаметно пошла следом. Они осматривали банкетный зал. Я спряталась за портьерой, укрывавшей вход, и слушала, как Франсуаза ведет экскурсию. Мэл очень заинтересовался картинами. Я заметила, что особый интерес он проявляет к четырем миниатюрам шестнадцатого века. Он запросто мог сунуть их в карман. Я наблюдала за ним, пока не убедилась, что он вышел из зала вслед за остальными экскурсантами. Может, стоило предупредить Франсуазу?

Она договорила французский текст и перешла к английскому. Англичане и датчане вежливо слушали. Вдруг мое внимание привлек человек слушавший Франсуазу с чуть наклоненной головой – эта поза была мне страшно знакома. Знакома до боли. Этого я не ожидала. Отчасти убедив себя, что ошиблась тогда, во время праздника, но в основном потому, что в следующий раз я планировала увидеть его исключительно по собственной инициативе, на моих условиях и когда я того пожелаю. Из своего укрытия я смотрела, как он поднял взгляд к росписи на потолке, следуя за повествованием Франсуазы. Меня немного испугало его лицо. Он совершенно изменился. На первый взгляд он похудел, сильно похудел, и черты лица стали другими, но это не все. Дело было в другом, а в чем – оставалось для меня загадкой. Я не могла понять. Подошла чуть ближе, чтобы разглядеть получше, и спряталась за спиной полной датчанки, стоявшей в стороне от группы.

— Предполагают, что это портрет Дианы де Пуатье, – говорила Франсуаза. – А вот там – портрет нашего прапрапрадедушки, Жана–Ива Масбу.

Это было ошибкой – заявиться в зал. Франсуаза увидела меня и со свойственной ей щедростью включила в ряды правнучек. Экскурсанты обернулись и уставились на меня.

— А теперь пройдемте, пожалуйста, со мной, – продолжала она, – в библиотеку. – Она повысила голос, чтобы привлечь внимание французов. – Mesdames, Messieurs, voulez-vous me suivre… [92]

92

Мадам, месье, пожалуйте за мной (фр.).

Болтая между собой, народ потянулся в резные двери.

У Тони был шок. Он ужасно побледнел. Не мог шагу ступить. Стоял, едва дыша, и куда подевалась вся его хваленая уверенность. Я молча ждала, пока он немного придет в себя. Зал опустел; Мэл удалился вместе с остальными. До меня доносился голос Франсуазы, монотонно гудящей о des manuscripts enlumin^ife [93] .

— Мэггс? – робко произнес Тони. Как мне знаком этот голос. Я была тронута. – Мэггс? – повторил он. Губы его дрогнули. – Не понимаю. Кто ты? – Он казался больным.

93

Манускрипты с цветными миниатюрами (фр.).

Я была к этому не готова, но что поделать.

— Это мой дом, – уклончиво ответила я.

Он потряс головой, чтобы в мозгу прояснилось.

— Я тебя повсюду искал, – руки его крутили и мяли невидимую ткань. Воротник рубашки был грязным. – Повсюду. Всю Францию облазил. Всю.

Мы долго смотрели друг на друга. Он стал другим. Я его не узнавала. Это был уже не тот Тони, от которого я пыталась сбежать в течение шестнадцати с половиной лет. Это был худой, застенчивый человек с грустными глазами.