Либитина

– Мне это как тайну рассказала одна из пятерки. Откуда ты все знаешь?

Нонус снисходительно улыбнулся:

– "Знать все, что творится в Терратиморэ", - это я поставил целью давно... Мне помогают куклы. Птицы и собаки для слежки вне дома, мыши - в доме. Кроме того, есть еще Дигнус и Кауда - мои правая и левая руки во дворце.

– Вот, значит, как ты "остался во дворце"?!
– я прижала платок ко рту. Поднималось отвращение, сильное до тошноты, как в смертной жизни. Выходит, во время представления в образе Королевы в тронном зале совсем рядом со мной были... ходячие мертвецы?!

– Морщишься... А кукол в селении ты приняла легко.

Я помотала головой, все еще чувствуя тошноту:

– Просто Дигнуса и Кауду я видела еще в той жизни. Смертной жизни. И воспринимается то, что они куклы, иначе. Я странно говорю, да?

– Ничего, привыкнешь, моя чувствительная Королева. Через Дигнуса и Кауду я наблюдаю за пятеркой и Мактой, - Нонус вернулся к рассказу и я понемногу убрала платок от губ: интерес вновь разгорался.
– Я жду, когда для меня откроется возможность нового хода, и она откроется, не сомневайся! Вако и его вампиры выбрали войну злобы Макты со злобой народа, ждут, когда Правителя свергнет обозленная толпа... Но это не поможет уничтожить Макту и его Бездну ненависти, в лучшем случае они просто зациклят историю, выиграют столетие, чтобы потом проиграть все. Я же прощупываю сейчас другой путь: попробовать избавить Макту от его ненависти.

– А зачем тебе все это?
– я нахмурилась, все же не вполне веря странным словам собеседника.
– С такими знаниями, возможностями... неужели ты не задумываешься о власти над Терратиморэ?

– Зачем мне власть?
– Нонус удивленно поднял брови.
– Это скучно. Лишняя обременительная ответственность. Головокружение от иллюзии собственной значимости. И страх, что все это у тебя однажды отнимут... Нет, позволь мне просто мечтать - о чуде.

– Чуде?
– голос задрожал. Кажется, я опять расчувствовалась, пришлось перейти на шепот.
– Ты думаешь, еще возможны чудеса в Терратиморэ?

– Именно здесь они и возможны!
– глаза создателя засверкали, увлеченное лицо на мгновение показалось совсем живым, чистым от проклятия carere morte.
– У меня есть одна мечта... Та, которой меня хотел лишить Атер... Это хорошая мечта, тебе она понравится, Ариста! Но пока Макта и его Бездна ненависти находятся в нашем мире, она не может быть осуществлена в полной мере.

Нонус сильно, наверное, больно стукнул еще несколько раз костяшками пальцев по подлокотнику и очень тихо закончил:

– Меня, должно быть, непросто слушать, моя терпеливая Королева. В сущности, скучная, злая и мало говорящая лично обо мне история.

– Я узнала достаточно, - вымолвила я.
– Мы действительно похожи с тобой, Нонус. Нас предали те, кому мы верили, и мы оба идеалисты, мечтающие о лучшем мире, в то время как туман ненависти заполняет настоящий мир за окнами, навсегда искажая его.

Нонус улыбнулся, недоверчиво, но с приязнью, и мне на его месте на миг привиделся мальчишка-подручный Атера:

– Может быть.

– Расскажи подробнее, в чем заключается твой план? Я искренне хочу помочь тебе.

– Вот этого я не могу сказать сейчас, - устало и как-то тускло.
– Расспросы относительно наших грядущих дел можешь даже не начинать, моя пронырливая Королева. Успех будущему предприятию может обеспечить только полная секретность этих сведений. Надеюсь, ты понимаешь, почему я осторожничаю? Мне уже подпаливали крылья. Ну да не мне тебе рассказывать, как это неприятно.

– Но что там будет за ритуал, сливающий нас воедино, ты можешь сказать?!
– мгновенно вскипела я, чувствуя, что перед любопытным носом только что захлопнули очень интересную дверь.

– Обмен кровью - обмен мыслями. То, чем мы с тобой с успехом занимаемся и сейчас, только на более тонком уровне, - невозмутимо сообщил Нонус и вдруг потянулся ко мне через комнатушку. Может быть, заметил разочарование от такого окончания разговора на моем лице? Оранжевый свет свечи залил его костюм, в живые тона окрасил бледную кожу. Вампир взял мои холодные руки в свои, спокойно и ласково взглянул в глаза:

– Я знал, зачем ты пожелала стать carere morte, Ариста, - сказал он.
– Поэтому и захотел стать твоим создателем. Ты, как и я, вздумала бороться с Бездной ненависти, и я не разобью твою мечту о лучшем мире, не бойся. Я не предам тебя, никогда, и для нашей вечности это не громкое и не пустое слово.

Я поспешно отвела глаза, судорожно дернулось горло, загоняя вглубь комок слез. "Стаи птиц..." Как глупо, Ариста, зачем опять вспоминать об этом? -

– Я больше ничего не боюсь, - я даже смогла хрипло засмеяться и с вызовом повторила, неясно, Нонусу или судьбе: - Все страшное уже случилось.

Тонкий белый палец вампира уперся мне в грудь:

– Ничего не боятся только мертвые. Ты мертва? Тогда почему тут до сих пор болит?
– серьезно и тихо спросил Нонус.
– Но я не причиню тебе новой боли, Ариста. Никогда.

Так закончилась эта беседа, и сблизившая, и разъединившая нас, ведь, почувствовав сближение, мы поторопились разбежаться по разные стороны дома и ночи. Мы лелеяли свое одиночество и, хоть тяготились от его ноши, боялись боли освобождения. И все же так ясно видели друг друга даже сквозь прозрачную стенку недоговоренности, что хотелось сплести руки, несмотря на весь нелепый, намороженный вокруг лед.

К счастью, скоро я вспомнила о главной цели своего обращения, и думать о непростых взаимоотношениях с Нонусом стало некогда. Я изучала библиотеку алхимика и пыталась самостоятельно разобраться в хитроумных выводах Атера. Насколько глубоко проникает проклятие в душу обращенного, можно ли извлечь его, отделить от крови, не убив при этом обращенного...
– ответы Атера тут были туманны. Но, возможно, это был просто туман тоски, окутавший алхимика в последние месяцы жизни? Став тварью, я смогла делать какие-то выводы и на основе собственного бытия, и пока мне казалось, что возвращение к людям вполне возможно. Сердце после снов про Антею и Эреуса билось совсем как у смертной, и в зеркале являлся прежний мой образ, миловидный и вполне здоровый. Впрочем, Нонус скучно говорил, что отражение в зеркале - часть чар carere morte, действующих и на того, кто их творит.

Выходя на охоту, я каждый раз следила за собратьями-вампирами, пыталась понять, как и чем они живут. Иногда, когда я видела, как какая-нибудь юная carere morte уговаривает своих собратьев не убивать жертву, во мне поднималась волна радостной уверенности, что я иду правильным путем: вампиры исцелимы. Но той же ночью натыкаясь на последствия другой трапезы тварей, я с горечью признавала, что, как и в смертной жизни, живу очередной иллюзией.

Одно время я увлеклась испытаниями Донумской воды: не могла забыть, как она скользнула по коже новообращенной дочери, не оставив следов. Но на крылатых, не раз убивших тварей эта вода действовала, как сильная кислота, а единственный новообращенный, которого мне удалось отбить у стаи дикарей, поднял на смех мои нелепые попытки избавить его от проклятия Макты. Он еще не понимал, что очень скоро безвредная вода, начнет уродовать его, и объяснить ему это я не смогла. Не были пока убедительны ни мои речи, ни я сама: мечущаяся и сомневающаяся между человеком и чудовищем, между голодом и контролем.

Тоска не проходила, лишь усиливаясь от моей замкнутости. С каждой новой не допитой до конца жизнью я ощущала ее все сильнее. Призыв Нонуса превратить боль в ненависть не пропал втуне, семя упало в благодатную почву и чужая кровь удобряла ее. Все чаще я останавливалась в самый последний момент, когда крохотные капли отделяли мою жертву от смерти. А вокруг в ночи пировали собратья-вампиры...

"Вампиры" - я, как и вся Карда, все чаще звала их так, а название "темные твари" растворялось в небытии прошедшего. Страх земли страха обрел определенность: туманные твари, сотканные из теней и молчания масок, обзавелись твердыми и острыми клыками и бледными, но реальными ликами нежити из сказок. Охотники контролировали Карду, но был еще покрытый мраком север, где за долгую зиму исчезало с карты дорог по два-три селения. Бездна расползалась по Терратиморэ - гигантский паук, сердце которого было сердцем Макты. Вечно голодная и сверхъестественно прожорливая, она хваталась за то, что было ей близко в мире людей: сомнения, страхи, эгоизм и затягивала весь мир туманом чар, в котором подменялись понятия, эмоции и цели. В котором взращивались новые сомнения, страхи, эгоизм и рвались связи между людьми. Обессиленые бесплотной борьбой с ним, те становились легкой добычей Бездны. И моя боль рвалась из груди - присоединиться к общему туману, преобразиться под лунным светом, распахнуть серебристые и острые, как кинжальный клинок, крылья ненависти. Я больше не могла сдерживать ее.