Либитина

Крови из кожной раны было немного, и скоро она вовсе иссякла. "Нужно добраться до сосуда", - подумала я. Вгрызлась глубже, языком подцепила что-то скользкое, гладкое и почувствовала, что по нему катятся волны горячей крови, раздувая стенки.

О-оо! Это было так вкусно, что я даже застонала от наслаждения. Представила, как эти волны потекут в мою пустоту, замещая боль, которой она полнится, светом, и перекусила вену. Кровь хлынула потоком, и я жадно присосалась к шее старика, как гигантская пиявка. Еще, еще! Пустота почти сыта, еще немного!

Потом поток крови стал ослабевать. Досадуя, я тянула и тянула ее, пока не сообразила, что это означает близкую смерть жертвы. Это неожиданно отрезвило меня:

"Значит, довольно. Не хочу, чтобы он стал холодным и пустым, как я. Не хочу, чтобы звезда-сердце погасла".

Я оторвалась от шеи смертного и еще пять минут просидела рядом, зажимая его рану. Иногда я оборачивалась к черно-белому пятну - дворняжке, неподвижно лежащей на дальнем тротуаре. Жаль. Кажется, я нечаянно убила собачку.

Удостоверившись, что старик жив и смерть от потери крови ему не грозит, я отнесла его к ближайшему трактиру, где были люди, и вернулась к собаке. Бедная разбила голову о камни тротуара. Действительно, жаль. Нонус заживил мою рану, дав своей крови, может, и я смогу спасти ее?

Я порезала палец об острый камень, провела им по окровавленной пасти животного. Подождала. Вроде бы ничего не происходило. Нонус вливал свою кровь мне в рану на шее, наверное, нужно проделать то же самое?

На голове собаки ран не было, но я нашла царапину на десне и еще раз провела по ней кровящим пальцем.

Теперь что-то началось. Необычное ощущение! Неужели Нонус испытывал то же?! "Боже, но это же так интимно..." - я почувствовала, что краснею. Видимо, кровь твари обладала собственным сознанием. Как иначе объяснить, что я начала ощущать себя будто бы в теле собаки? Да, я была ею - мохнатой, поджарой, быстрой. Вместе с ней я поднялась, почесала за ухом задней лапой, промчалась по улице, а, воротившись, радостно вывалила язык и завиляла хвостом.

– Поздравляю, ты сразу нашла самое извращенное из увлечений carere morte, - знакомый вкрадчивый голос за спиной, похожий на моего внутреннего ехидного комментатора. Голос Нонуса.

– Что такое каререморте? - спросила я, не оборачиваясь.

– Carere morte. Так был озаглавлен трактат Атера, посвященный созданию существа Бездны - Макты. Я его использую, как синоним отрекшегося от смерти. Милая собачка. Что ты теперь будешь с ней делать?

Я пожала плечами:

– Отпущу.

– Ты правда решила, что воскресила ее?
– Нонус неприятно засмеялся.
– Ты просто сделала куклу - живого мертвеца. Марионетку. Она будет слушаться тебя также, как твои руки и ноги, но собственной воли у нее нет. Она не двинется без твоего приказа.

Теперь я обернулась. Отрекшийся от смерти стоял в трех шагах от меня, прислонившись к фонарному столбы. Он успел переодеться в нарядный белый кафтан, волосы убрал на спину. Белый-белый, будто обсыпанный мукой.

– Прости, что оставил тебя на первой охоте одну. Я наблюдал. Первая охота способна показать всю суть нового carere morte, если правильно ее организовать. А посмотри, что творят юные дикари вокруг, - он кивнул на проносящихся по небу собратьев.
– Берут только что созданного за ручку, ведут, подначивают, убеждают сразу же удовлетворять самый слабый зов Бездны, и новообращенный не замечает, как попадает в зависимость от голода! К тому же первую жертву, как правило, режут старшие, так что младший не чувствует себя убийцей, а потом чувство голода уничтожает остатки разума. А твоя охота была правильной.

– Значит, они голые, потому что действительно лишились разума, стали зверьми?
– догадалась я. Нонус поморщился:

– Не лови меня на слове, неудачно выразился. Вампиры-дикари все же достаточно умны и хитры. Просто некоторые из них раздеваются перед охотой, чтобы не замарать одежду. Наверное...
– хитро прищурившись, заметил он, - ...тебе тоже стоило бы снимать платье перед обедом. Пьешь ты неаккуратно.

– Благодарю за совет.

Нонус улыбнулся.

– Давай, прикажи собачке сесть, - велел он. Я посадила собаку и отошла к нему. Разочарованно вздохнула. Действительно, ни дать ни взять, чучело!

– Но я ведь не твое чучело?
– голос стал хриплым от тревоги.
– Я не марионетка?

– Я не дал тебе умереть до конца, так что нет, нет. Марионетки получаются из мертвых, - теперь Нонус был задумчив. Его рот, когда не произносил слов, превращался в грустную тонкую щель, как у маски.
– Забавно. Макта хотел создать carere morte марионетками, но подавить стремление жизни к свободе не смог. Думал наделать рабов, а сам наплодил детей!
– он засмеялся, грустно и как-то принужденно.

– Я слышала, что он управляет нашим голодом и силой, - заметила я.

Нонус взглянул с интересом:

– Даже так? Несчастного Макту они готовы обвинить во всех своих грехах! Нет, твой голод только на твоей совести, как и границы твоей силы. Сколько Бездны ты осмелишься взять, как распорядишься ей зависит от тебя и череды внешних случайностей, но не от Макты. Значит, Макту сейчас отождествляют с Бездной, забавно... Кто тебе рассказал о carere morte?

– Одна из первого поколения, - я усмехнулась.
– А ты чей, Нонус? Кто из пятерки тебя обратил?

– По крови я сын Макты, хотя по времени создания, скорее, брат, - скупо сообщил тот.
– Ну, ты сыта? Поздравляю с началом вечности. Идем.

Я подбоченилась, прищурилась. Внезапная сухость Нонуса после милой и творческой записки удивила меня.

– Это приглашение или приказ?

– Констатация факта, - по тонким губам пробежала змеиная усмешка.
– Тебе же интересно узнать про Бездну, про первого лишенного смерти, Макту. Я современник Лазара Арденса и Макты, я был подручным у Атера, и я сarere morte вот уже сто сорок лет. Кладезь ценных сведений. Поэтому, моя любопытная Королева, поднимай собачку и идем.

И я, и животное остались неподвижными. Я была расслабленно-спокойна, а вот собака насторожила уши. Я научилась скрывать свое состояние от окружающих, но марионетку пока не научила.

– Что взамен сведений, Нонус?
– ровно заметила я.
– Не поверю, что такой, как ты, обратит такую, как я, просто потому, что ему не с кем разделить одиночество.

– Может, мне действительно хочется излить душу?
– тут же принялся паясничать он. Я промолчала, но позволила собаке оскалиться и негромко зарычать. Нонус удивленно покосился на нее: