Либретто
Шрифт:
Когда он поравнялся с горцами и до толчка оставалось каких-то пару метров, нога одного из «чуркесов» преградила ему путь:
–Твой сортир в другой стороне.
Вадим остановился, как вкопанный, от неожиданности. Две эти бляди так и сидели там, среди них, и теперь кавказцы решили «приопустить» и мужское население русских в этом вагоне. Вадим посмотрел сначала на преграду, затем на того, кто её создал, а затем на девушек. Они тоже смотрели на него, но, несмотря на их натянутые дебильные улыбки, в глазах читалась мольба.
– Что?.. – обратился Вадим к брюнетке и блондинке, двум вполне миловидным, молодым и даже красивым женщинам. – Что?! Что
Он орал на них так, что слюна брызгала изо рта. Девчонки подорвались со своих мест, «чурки» заблеяли по–своему и тоже вскочили – они были и спереди, и сзади, – и Вадим обезопасил себя, «выключив» локтем возникшую незнакомую фигуру сзади.
Завязалась массовая драка. Тот кавказец, что преградил Вадиму дорогу ногой, кинулся в ноги и попытался повалить Вадима на пол, но тот выставил колено и «чуркес» разбил себе об него нос. После первых двух удачных и неожиданных ударов, Вадим уже не мог ничего сделать в таком тесном пространстве, а только терпел, прикрывая локтем печень и кулаком зубы, от ударов, которые буквально сыпались на него со всех сторон. Вопли и крики наполнили вагон: вопили женщины, плакали дети, матерились и просили прекратить безобразие мужчины и старики.
Первым на помощь Вадиму подоспел Алексей. Производивший впечатление щуплого ботаника, он быстро развеял его о себе: крикнув не своим голосом для привлечения внимания и, заставив тем самым обернуться того самого Эльбруса, который был здоровее всех, Лёха, подтянувшись за верхние лежачие места, в прыжке, ногой воткнул ему мощный удар в челюсть. Эльбруса не зря назвали в честь горы – он отшатнулся, но не упал. В следующее мгновение Лёха проделал тот же трюк, но на этот раз ударил в нос, чтобы Эльбрус перестал дышать сломанным носом и начал задыхаться и захлебываться собственной кровью, раз уж челюсть оказалась каменной. Это сработало: Эльбрус начал пятиться назад, сделал лишь только шаг и наступил на кого-то на полу, не удержался и всем своим двухметровым и сто двадцатикилограммовым телом упал на своих друзей, которые завалили Вадима на пол и теперь били его кто чем: кто – руками, кто – ногами…
Следом за Лёхой подскочили Даня, Илья и Костя и они вчетвером начали жестоко избивать «чурок» – теперь самый большой Эльбрус валялся на полу, а Вадим, высвобожденный «из плена», душил какого-то Алана.
– Отставить!!! – чёткий и громкий голос командира заставил всех моментально прийти в себя – даже мертвецки пьяные ВВшники, теперь очнулись и готовы были помочь своим товарищам. – Я сказал «отставить», бляять!!! – старлей стоял в майке и штанах с тапочками на босу ногу.
Он ворвался в толпу и очень быстро и профессионально отделил своих бойцов от чужих, встав между ними. Теперь уже и «чурки» поднялись и стояли с видом уже не таких крутых пацанов.
– Они первые начали залупаться, командир… – сказал кто-то из них.
– Кто главный? – металлическим голосом произнес старший лейтенант.
– Мы дембеля… С Читы едем домой, в Дагестан, с пересадкой в Москве.
– Ясно, – отрезал старлей и повернулся к своим бойцам. – По шконкам, живо!
Ребята поплелись в начало вагона к своим местам. У Вадима был разбит нос и порвана кофта, но в целом он выглядел неплохо. Даня приобнял его за шею:
– Прости, брат… Приспал я…
Вадим махнул рукой:
– Да ладно, сам виноват. Накалили меня эти твари не меньше твоего. Ненавижу такое отношение к женщинам. Да и вообще к людям.
– Ну вы даете, мужчинки… –
сказал Илья друзьям. – Без меня такое замутить! Обидно так-то. А видали как Лёха хлещется? Вот это поц! Лёша! – Илюха рассмеялся и потискал уже завалившегося на верхнюю полку товарища. – Ну красавец…– Да ерунда, – отозвался Леха. – Повезло…
– Да ну конечно, ага… Рассказывай сказки старому Илье.
Старший лейтенант остался с чурками один на один.
– Значит – так, – начал он. – У проводницы есть лёд для ваших носов, возьмёте. К моим больше – ни ногой! И они тоже не полезут. Начнется что-то снова, я вас перестреляю, Богом клянусь, даже не сомневайтесь, – и он дотронулся до кобуры с пистолетом на своем бедре. – Мне рожь, подобных Вашим, в Афгане хватило. Доступно объяснил? Или развить?
– Доступно… – ответил Эльбрус. – Но и своих предупреди, что полезут вновь, окажутся на ноже.
– Справедливо, – сказал Старлей. – А теперь всем спать. И кстати, – Старлей, уходя обернулся, – почему не по форме едете?.. Дембеля же.
– В ушах жмёт… – брякнул Эльбрус.
Офицер ничего не ответил и пошёл к своим.
– Всё выжрали? – он стоял среди пацанов, сидевших и лежавших на своих местах. – С этого момента бухать запрещено. Спалю кого-то – жестко накажу. К этим бородатым не лезьте больше без Особой причины. Нам до Москвы ехать вместе, они дембельнулись и едут домой, поэтому проблемы им не нужны и нам тоже. Ясно? – все покивали головами… – Отбой, бойцы.
Он ушёл к себе, а ребята вдруг поняли, что он классный чувак. И что он на их стороне, что бы не случилось…
Давно перевалило за полночь. И ребята спали крепким сном. Только Старлей не сомкнул глаз всю ночь до утра.
***
Данилу разбудила гитара… Играл и пел на ней тот паренек в футболке с фоткой «Металлики». Даня услышал песню, которая на момент пробуждения стала частью его сна… Грустная песня с не менее грустным мотивом, исполняемая чудесным и чистым голосом, наполнила Данилу грустью и тоской. И светлой печалью о жизни и любви, а, может, даже и смерти. Данила почувствовал, как из края левого глаза выкатилась слеза.
«Смеяться умеешь только Ты ТАК
Я Тебе завидую…
Белые крылья за спиной
Нас с тобой не выдают.
Вчера, Ты только зацени,
Всю ночь гулял на ВИЗ-е я.
А мне с района пацаны
Читали вслух Овидия.
Да, Любовь моя,
Дело идет к осени,
Мы гитар не бросили,
Петь хотели очень Мы.
Да, Любовь моя
Я знаю слова точные
Дело идет – к осени
Дело идет к осени…
Так часто мое с Тобой согласие, -
Это знак молчания.
Давай, добавим этой песне
Глубины звучания.